Упыриха

– Из яблок? – улыбнулся Пашка, почесав о зубы обожженный язык.

– Из них!

Улыбка исчезла с лица деда, он как-то вдруг совсем неприветливо и хмуро взглянул на двор через окно.

– Тройки, двойки, значит? – задумчиво промолвил дед.

Пашка вздохнул. Он мог бы многое рассказать деду с бабушкой: и то, что, кроме надутого индюка старосты, а также женской половины, которой положено быть умнее, весь класс учился так же, как он. Ну, может быть, чуть-чуть получше. И то, что училки были одна зубастей другой, издевались и мстили. И то, что тетка, у которой он жил, не давала ему денег, так что приходилось работать ночью на станции. Но это, конечно, было не оправдание.

– Да… – хрипло вздохнул дед. – Как жить-то собираешься? В институт не поступишь. С такими отметками только в ремесленное или в армию, а потом уже на завод…

– Я… – Пашке очень не хотелось в этом признаваться. – Дед, я на хуторе хочу остаться.

– Как так?

– Ну механизатором там. Выучусь.

Пашка видел, как глаза у бабушки вмиг потускнели, и она как-то вся вдруг поникла. Дед смотрел на него из-под тяжело нависающих бровей.

– Чего мелешь, а?

Пашка не мог сказать, в чем была причина. Москву он не полюбил. Не полюбил климат, не полюбил улицы, не полюбил людей. Впрочем, настоящая беда была даже не в этом, а в том, что участковый по прозвищу Сапог уже с месяц как начал на него «охоту». Но как в таком признаешься?

– Плохо там, – неуверенно промолвил Паша. – Все не по-нашему…

– А ты хочешь, как мы… в глуши до старости сидеть?! А жена у тебя будет! – бабушка чуть не плакала.

Дед угрюмо сверлил Пашку глазами.

Остаток обеда провели молча. Бабушка забрала посуду и пошла мыть ее во двор. Паша остался с дедом один на один.

– Вот что, – тихо сказал дед, почесывая бороду. – Ты человек почитай взрослый, я тебя ни к чему принуждать не стану. Своя башка на плечах должна быть. Только одно усвой: не в такое время мы живем, как раньше. Вон уже в космос готовятся летать! Пока трактор освоишь, глядишь новые машины в поле выйдут. Куда пойдешь тогда – на базар репой торговать?

– Дед, да я ж…

– Чего, я ж! Мать с отцом были бы живы, они б тебе объяснили… На кой хрен у тетки три года на шее сидел? Небось, все кино, да цирк?

Дед вдруг безнадежно махнул рукой и встал из-за стола.

– Ладно, живи как знаешь!

И тоже ушел.

Вот, оказывается, как в жизни выглядит пословица «Начали за здравие, а кончили за упокой».

Валяясь на старой кровати на колючем шерстяном одеяле, Паша думал, чем бы ему заняться в остаток дня. Ничего лучше купания и рыбалки в голову не приходило.

Пашка встал, открыл чулан, поискал среди шуб и валенок удочку – нету. Обойдя дом, заглянул в деревянную пристройку, туда, где у деда хранились топор, коса, клещи, гвозди, рассыпанные по ржавым консервным банкам. Тоже нет!

Паша почесал нос и вспомнил, как прошлым летом Витька Горбушкин попросил у него перед самым отъездом удочку, да видно так и решил оставить ее у себя на хранении.

«Щас я тебе устрою милицейский обыск!» – подумал Пашка.

Он вышел за калитку и направился вверх по залитой солнцем улице.

Не успел пройти и двадцати шагов…

– Пашка, ты что ли?! Не узнала! – воскликнула седая старуха, доившая за забором козу – ту самую, с которой Пашка встретился, когда зашел на хутор.

– Я, баба Марусь!

– Ой, как вырос-то! Мужичина настояшший!

«Вырос!», – усмехнулся про себя Пашка. – «Всего-то на всего год прошел. Прошлым летом меня видела. Память дырявая, что ли?»

– Плечи аршинные… – продолжала восхищаться баба Маруся.

– Невеста-то твоя, – перешла она вдруг на шепот. – Лизанька здеся! Приехала позавчера только.

– Да какая она мне невеста, – Пашка махнул рукой.

И все-таки в чем-то баба Маруся была, конечно, права. Не зря, распрощавшись с ней, Паша пошел не прямо к дому Витьки, а сделал большой крюк в полхутора и только для того, чтобы увидеть двухэтажный деревянный дом зеленого цвета и стоящий перед ним за сетчатой оградой белый «Москвич».

Лиза была дочкой полковника Косогорова и очень нравилась Пашке. Беда была в том, что Лизка не только была красивой девчонкой с огненно-рыжими волосами и большими не по-девичьи серьезными глазищами. Кроме этого, она почти на отлично училась в школе, хорошо знала немецкий, прекрасно плавала, умела стоять на руках, стреляла из отцовского пистолета и даже владела приемами рукопашного боя. Рядом с ней Пашка чувствовал себя так же, как наверно себя ощущает тетерев, увидев парящую в небе орлицу. И если бы при всех этих качествах Лиза была надменной или суровой, чтобы совсем уж не давать Паше никаких надежд. Но она как на зло была веселой и приветливой.

Пашка постоял у калитки, желая и в то же время боясь, что Лиза выйдет на крыльцо и увидит его. Потом с грустью присвистнул и побрел дальше.

Витька в грязной майке и широченных штанах сидел на корточках посреди двора, ковыряясь в железных внутренностях старого черного мотоцикла. Пашка плохо разбирался в моделях, но, кажется, это был допотопный К-125.

– Привет! – крикнул Пашка.

Витька махнул в ответ рукой.

– Прикарманил мою удочку?

Витька с недоумением посмотрел на друга, а потом, вспомнив, усмехнулся.

– А да, было маленько. Забыл отдать. Потом думаю: че пропадать добру? А ты прям цельный год об ней помнишь!

– Ага.

– Забудь! Лучше помоги мотоцикл починить!

Пашка смотрел на развалюху с диковатой смесью зависти и презрения. Будь у него хороший доход, он ни за что не купил бы себе такое старье. Беда в том, что хорошего дохода у Пашки никогда не было.

– Откуда машина-то?

– Батя купил. За то, что школу закончил нормально.