Упыриха

На хутор он пришел, дрожа от холода, когда небо уже озарили первые розоватые лучи.

Бабушка выла, упав внуку на грудь: она думала, что Пашу убили. Дед сурово глядел на него, попыхивая самокруткой.

– Сначала стукнули, а потом напоили?

– Ага! – закивал Пашка.

– А, может, напоили сначала?

Пашка хотел обидеться, но у него слишком уж болела голова.

– Ладно… – вздохнул дед. – Живым вернулся – и то радость!

Помывшись в бане, Пашка лег спать. За окном уже совсем рассвело, голосили петухи, свистели жаворонки. Сколько не сжимал он веки, а сна все не было. Ныла шишка на голове, и грызли злобные мысли.

Мстить татарину надо уже сейчас, немедля! Сам он тоже не дурак, знал на что идет. Небось уже собирает вещи. И кто тот второй, который у него на печи дрых?

Неудачная месть

– А если они хату заперли и на дно залегли?

– Тогда мы у них тайничок поищем. А не найдем – спалим дом к чертовой матери!

Пашка в ворованных брюках, майке и старых дедовых сапогах вместе Витькой Горбушкиным и Филькой Семиным бодро шагал по дороге в райцентр.

План был прост, как пять копеек: прийти к татарину, разбить ему морду, забрать из дома деньги и ценности. У каждого в кармане лежала маска с прорезями для глаз, а в другом кармане – ножик или шило (не чтобы убить, конечно, а чтоб пугнуть).

– А если у них ружье? – подал голос Филька.

Пашка сам не знал, что будет делать, если татарин приготовил им западню. Хотя скорее всего он просто сбежал куда-нибудь. Ничего ценного, кроме старинного столика в доме не было. Да и сам дом, кто знает, может, вовсе не ему принадлежит.

– Если, если… – проворчал Пашка. – Сдрейфил – так и скажи!

Они зашли на рынок, в тот угол, где продавали плотницкие принадлежности. Татарина там, конечно же, не было. За прилавком торговал пенькой какой-то бородач.

Пашка повел друзей через поселок, туда, где, по его воспоминаниям, должен был находиться татаринский дом. Миновали каланчу. Пашка искал и никак не мог найти нужную улицу. Казалось, сама окраина за ночь изменилась до неузнаваемости. Вроде все то же, что и вчера… только как будто перепуталось, повернулось задом-наперед.

Паша спросил у одной бабки, как пройти к улице имени литовского героя-революционера. Бабка вытаращила глаза и чуть не засветила клюкой Пашке в глаз, называя шпаной и «хулюганом».

Подошли к постовому.

– Я тя щас в участок отведу, будет тебе «янжопас»! – усмехнулся милиционер, пригрозив Паше кулаком.

Пашка понял, что где-то сильно дал маху.

– А точно улица так называлась? – спросил Витька. – Что-то я о таком революционере ни разу не слышал.

Пашке было нечего ответить. Все, что произошло вчера, уже казалось ему каким-то малоправдоподобным сном. Он вспомнил, что в тот день чувствовал себя странно, причем еще до того, как его стукнули и напоили. Словно сам дом татарина распространял вокруг себя пьянящий дух.

«И как я сразу не догадался, что название липовое!» – думал Пашка.

Они с полчаса бродили по серым одинаковым улочкам с одинаковыми ржавыми табличками на заборах и, в конце концов, Пашка спиной почувствовал презрительные взгляды товарищей.

– Павло, ну нету здесь такой улицы! – промолвил Витька с плохо скрытой досадой.

– Да помню я! Там еще буквы задом наперед были!

– Шел бы лучше в милицию! – пробухтел Филька.

– И то верно. Иди в милицию, напиши заявление. Ты же помнишь его рожу. Он все равно небось уже в Краснодаре. Не для того людей у себя в хате грабят, чтобы потом дома сидеть, ментов дожидаться!

Пашка виновато глядел на друзей, пытаясь хоть как-то объяснить, что он не полный дурак.

Витька с Филькой ушли, и Паша остался один. И снова он чувствовал себя без штанов, пусть даже чужие штаны были на месте и сидели почти в самый раз.

Теперь ему было ясно лишь одно: татарин необычный бандит, и дом у него необычный. И что-то недоброе, ох недоброе было и в том пузатом черте на стене, и в неправильных часах, и в этой барышне на пожелтевшей фотокарточке…

Сообщник

Солнечные дни закончились, наступила пора дождей и гроз. Паша сидел у окна и грустно смотрел на бегущие по стеклу струйки воды и неустанно пляшущего чечетку комара-долгоножку. Комар был здоровый, с раскидистыми лапами, но слишком уж тупой. Скачет и скачет по стеклу, не понимая, что за преграда перед ним.

«Так и я вроде глазами все вижу, а доискаться не могу!» – думал Паша.

Он уже ходил в милицию, писал заявление, составлял портрет. В милиции обещали принять все меры, да вот только с тех пор от них уже неделю не было ни ответа, ни привета. А ведь, казалось бы, отыскать рыночного торгаша – куда уж проще!

Когда туча, наконец, выплакала все слезы, бабушка подошла к Пашке и попросила сходить к Михайловне, вернуть ей решето.

Пашка надел сапоги и вышел из дома. С неба еще чуть-чуть накрапывало, воздух был до того свежий, что давал в голову не хуже хмельного.

Идя по улице, Пашка увидел вдалеке человека: толстого, бородатого, в дырявой тельняшке и телогрейке.

«Леший!»

Тут Пашка-то и вспомнил черта в татаринском доме и тех чертей, что рисовал на заборах Леший, вспомнил толстяка на печи, вспомнил голос, который слышал, когда глотал самогон.

«Вот оно что!»

Он быстро зашагал навстречу мужику, чувствуя, что нашел зацепку. Жаль, решетом по морде вдарить нельзя.

– Привет!

Леший посмотрел на него глухим, далеким взглядом, не выражающим ни радости, ни огорчения. Его глаза напоминали темный лес или чердак, опутанный паутиной.

– Че, не узнаешь?

Леший презрительно во весь рот зевнул и пошел дальше.

– А ну стой, сволочь! Ты у барыги дома был?