– Забирайся, что ты девочку из себя строишь! – Кроссман подвинулся.
Шнайдер залез под струи воды, а Кроссман прошептал ему в самое ухо:
– Додумался, молодец. Хокудо обладает какими-то запредельными технологиями. Сродни твоему реликту. У меня есть теория на этот счет.
Он отодвинул губы от уха Шнайдера и сказал намного громче, уже для прослушивающей аппаратуры:
– Ну вот, смотри как хорошо. А ты стеснялся. Только давай чуть помедленнее.
– Ты долбанный извращенец, – ответил Шнайдер. Затем собрался с духом и добавил, уже для чужих ушей: – Но, действительно, приятно.
– Короче, – Кроссман опять перешел на шепот. – Кажется, Хокудо исследует странные, аномальные места. В одном из таких мы с тобой наши реликт. Вспомни, какая там была трава и тростник. Но оно не единственное. В каждом из таких мест нарушаются физические законы, и остается что-то невообразимое. Хокудо показал мне ложку…
– Я ее видел, – шепотом ответил Шнайдер. – Я уверен, что и его дирижабль держит подобная сила.
– Именно. Но не только. Если аномалия воздействует на человека, он тоже обретает необычные свойства. Работу одного такого аномально продвинутого я видел лично. Хокудо думает, я не понял, что к чему. Он уверен, что я съел его версию о выкупе. Но это бред. У Хокудо есть человек, способный внушать кому угодно, что угодно. В любых пределах. Он может сформировать другую реальность, и ты ее от настоящей не отличишь. Они мне внушили, что выкупили меня, а охране АНБ внушили что-то другое. В результате я здесь. Этот парень, суггестор, он русский. По акценту понятно. У него сложное имя, то ли Шесток, то ли Шестук.
– Мне Хокудо тоже про русского говорил. А на какую площадь действуют иллюзии этого русского?
– Там территория радиусом около двух километров. Они спокойно вошли и спокойно вышли. Никто не почесался даже. Стоны издай какие-нибудь, поохай, для звука. А то тишина может подозрения вызвать.
Они оба издали несколько сладострастных стонов.
– У Хокудо есть какой-то план, – предположил Шнайдер. – Он этого русского хочет использовать как-то, чтобы установить контроль над источником реликта. Он мне это почти открытым текстом выдал, после того, как показал летающую ложку.
– Нас загипнотизировать?
– Нет. Мы ему зачем-то нужны. Возможно, он не хочет сам впрягаться в этот хомут, собирается руководить всем из тени.
– Нам это на руку, – ответил Кроссман.
– А какова будет цена?
– Пока Хокудо не озвучит, не поймем. Но без него нам вообще останется только дырка от пончика. Придется идти на какие-то уступки. А там выкрутимся.
Они еще покряхтели немного, для достоверности, потом Кроссман сказал, что кончил, поблагодарил Шнайдера, и первым покинул душевую кабину. Тот остался один, и не без удовольствия отмыл тело от грязи, а память от осадка тюремных воспоминаний.
– Теперь можно и поспать, – сообщил он, вернувшись в каюту.
Кроссман уже забрался под одеяло, и задумчиво пялился в потолок.
– Тогда туши свет, – попросил он.
Шнайдер погасил диодный светильник, снял покрывало, и тоже устроился под одеялом. После тюремного недосыпа и ночных допросов было необыкновенно приятно лежать на мягкой кровати. Можно было позволить себе расслабиться, понимая, что скоро придется очень сильно напрячься. Предстояла нелегкая битва за будущее. Битва с обстоятельствами, со злой волей конкурентов, битва за долю с Хокудо, и битва с правительством за саму жизнь.
Вскоре он провалился в глубокий сон, глухой и черный, без намека на сновидения. Так, высоко над землей, в безмятежном пространстве выше облаков, он проспал до утра.
Глава 2
В которой Олег Шерстюк показывает член американским летчикам, а Рихард Шнайдер и Томас Кроссман заключают соглашение с господином Хокудо.
И без того хмурое утро над авиабазой омрачил вой сигнала тревоги, который застал командира дежурных средств истребительного звена Дена Стакера за игрой в пинг-понг.
– Вот, зараза! – воскликнул Стакер, пропуская очко, и откладывая ракетку. – Это не считается!
– Все считается! – ведомый пилот Макс Донован тоже бросил ракетку на стол, и погрозил командиру пальцем. – В бою все считается, и за столом все считается. Продолжим по возвращению, а пока двенадцать-пятнадцать.
Они оба покинули игровой зал. Солнце уже взошло, но с трудом пробивалось через толстую пелену туч. Стакер привычно бросил взгляд на бело-красный аэродромный «колдун» на шесте, оценивая направление и силу ветра, после чего они с Донованом рванули к ангару.
– Время, время! – подогнал полковник Сависки, издалека увидев спешащих к нему Донована и Стакера.
Он выразительно постучал пальцем по циферблату наручных часов.
– Начальство не опаздывает, начальство задерживается! – на бегу отшутился Стакер.
Они с Донованом поспешили в помещение, где хранились противоперегрузочные костюмы. Сависки не отставал ни на шаг.
– Это ты русским расскажи! – одернул он Стакера.
– Что, опять русские? – пробурчал Донован. – Скоро они к нам на барбекю летать будут. Наземные ПВО что, совсем не работают?
– Это не нашего ума дело, – ответил полковник. – Цель на радаре высоколетящая, низкоскоростная. Остальное нас не касается.
– Ясно. – Донован успокоился. – Аэростат. Метеорологический зонд залетел из Канады. Бывало уже такое.
– При южном ветре, да мило, – полковник усмехнулся. – И размерчик… Ладно, кроме шуток, хотя это секретная информация, но вам лучше знать. Ночью случился бунт в тюрьме. К утру его подавили, сосчитали трупы, и не досчитались одного поганца. При этом один из выживших охранников, стоявший в карауле на вышке, клянется, что видел, как арестанта в оранжевой робе некая сила унесла в небо. При этом не было слышно никаких звуков, какие может издавать вертолет. Я не верю в ангелов, которые спускаются с небес, и во плоти забирают зэков из тюрем. К тому же, всего через полчаса, наземные ПВО сообщили о движении цели, очень похожей по параметрам на здоровенный дирижабль. На связь объект не выходит, а сбить его не представляется возможном из-за высоты, на которой он движется. Не добивают туда ракеты. Так что вам работать.
– Даже интересненько, – прикинул Стакер. – Дерижопели валить нам еще с Максом не приходилось.
– Вам вообще не приходилось никого валить, кроме учебных мишеней, – осадил его полковник. – Последний реальный воздушный бой пилоты США вели в корейской войне. А бомбежки – это бомбежки. Так что не расслабляться!
Они, оставив полковника в ангаре, перебрались на взлетку, куда тягачи уже выкатили два истребителя F-22 с черными крестами трефовых тузов на фюзеляжах. Как только техники убрали все кабели и шланги наземного обслуживания, Стакер и Донован забрались на свои места и устроились в креслах. Они подключили шланги противоперегрузочных костюмов к бортовой пневматической системе, загрузили программное обеспечение, проверили связь.
– Танго первый Танго второму, есть связь? – произнес Стакер.
– Я бы предпочел связь с длинноногой блондинкой, – ответил в эфире Донован. – И не по рации, а в мягкой постельке. Но тебя слышу, оцениваю слышимость в пять баллов.
– Принял, – ответил Стакер.
Он проверил работу двигателя, удерживая на тормозах самолет, качающийся от мощной тяги, затем пробежал взглядом по индикаторам боекомплекта.
– Танго первый к взлету готов! – доложил он в диспетчерскую.
– Танго два к взлету готов!
– Взлет разрешаю! – донесся в эфире голос диспетчера.
Летчики врубили форсаж, воздух содрогнулся от грохота, самолеты сорвались с места, и один за другим взмыли в затянутое тучами небо.