Культура и пространство. Моделирование географических образов

Процесс описываемого «подъема» достаточно сложен. По его ходу, который может растягиваться на тысячелетия, происходит смешение вертикальных (сакральных) и горизонтальных (стороны света) координат мира[234 - Подосинов А. В. Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 523–525. См. также: Генон Р. Избранные сочинения: Царство количества и знамения времени. Очерки об индуизме. Эзотеризм Данте. М.: Беловодье, 2003; Он же. Символика креста. М.: Прогресс-Традиция, 2004.], пространственных и временных координат (когда ход времени увязывается со сторонами света)[235 - Подосинов А. В. Указ. соч. С. 626–627.]. Индикатором этого «подъема» служит развитие картографии и, главное, отношение к географической карте. Развитие картографии – и следствие, и фактор «подъема». Хорографические описания (т. е. «приземленные» описания ойкумены по определенным радиусам от центра, где находится наблюдатель) постепенно сменяются картографической системой ориентации (когда автор описания характеризует страны и регионы исходя из их географического положения на карте, как бы приподнимаясь над землей)[236 - Там же. С. 597–598, 604–605. См. также: Коновалова И. Г. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси. М.: Изд. фирма «Восточная литература», 1999.]. Однако даже при доминировании картографической системы ориентации длительный период, вплоть до конца средневековья, на географических картах сохраняются элементы астрономического и геометрического образов мира, наиболее хорошо отражающих сакральные картины мира. Так, на картах христианского средневековья VIII–XIII вв. не соблюдался географический масштаб, превалировали ценностные характеристики отмечаемых объектов, не связанные с их географическим положением[237 - Чекин Л. С. Картография христианского средневековья: VIII–XIII вв.: Тексты, перевод, комментарий. М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1999. С. 15.]. Античные и библейские места, мифически локализованные, составляли значительную часть содержательной нагрузки карт; на севере и северо-востоке, согласно библейской традиции, отмечались наиболее неблагоприятные области; сами карты строились исходя из локализации в центре мира какого-либо сакрального города!места, например, Иерусалима (Оксфордская карта, около 1100 г.)[238 - Там же. С. 21, 20, 59.]. Географическая карта еще не далека от лишь слегка географизированной богословской картины мира, схематической сцены всемирной истории, рассматриваемой в эсхатологической ретро– и перспективе[239 - Там же. С. 16–17. См. также: Лотман Ю. М. Указ. соч. С. 241–243 («карты» религиозно-моральных систем, приравнивание географии к этике или нравственности). О способах ориентации и когнитивных картах см.: Ланге П. В. Горизонты Южного моря: История морских открытий в Океании. М.: Прогресс, 1988. С. 28; Найссер У. Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной психологии. Благовещенск: БГК им. И. А. Бодуэна де Куртенэ, 1998. С. 134–137; Шенк Ф. Б. Ментальные карты: Конструирование географического пространства в Европе // Регионализация посткоммунистической Европы. М.: ИНИОН РАН, 2001. С. 6—33.]; исторические и геополитические анахронизмы, сохраняемые на средневековых картах (например, обведение красным цветом границы «империи римлян и франков» (карта Европы из Сент-Омера, 1112–1121 гг.)[240 - Чекин Л. С. Указ. соч. С. 177.] подчеркивают эту особенность. Постмодерн в сильнейшей степени сохраняет, поддерживает и возрождает подобное отношение к географической карте, когда тот или иной регион мира, представленный на карте, подвергается мощной аксиологической «обработке» и начинает «плыть» на карте, впитывая навязываемые извне исторические, политические, культурные, цивилизационные установки (например, концепция «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона). Исламский мир, Россия, Юго-Восточная Азия могут располагаться на этих «плывущих» картах одновременно и в горизонтальных, и в вертикальных координатах, находясь как бы в «овраге» мировой истории. В то же время можно говорить о сознательном использовании этих когнитивных процессов, в рамках которых происходит мультипликация образной мощи географии.

Второй способ географизации образов мира связан с представлением мира «изнутри», с помощью мысли, географизирующей саму себя. По ходу «подъема» и приобретения географической точки зрения на мир возникает необходимость «спуска» и нанесения на вновь открытую земную поверхность ментального «слоя», структурирующего бесконечное множество возможных образов мира на метауровне.

Генезис этого способа географизации прослеживается в средневековой алхимии и религиозных установках, его формирование ускоряется Возрождением с его чувственными образами мира[241 - См.: Bishop P. Residence on Earth: anima mundi and a sense of geographical 'belonging' // Ecumene. A Journal of environment, culture, meaning. 1994. Vol. 1. № 1. P. 55–56.]. В XX в. географические образы мира осмысляются в рамках глубинной психологии и психологии архетипов Юнга, в трудах по картографии воображения Анри Корбэна; этой линии способствуют работы Тейяра де Шардена и Гастона Башляра[242 - Ibid. P. 56–58. См. также: Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.: Гл. ред. изданий для зарубеж. стран изд-ва «Наука», 1987; Корбен А. Световой человек в иранском суфизме // Альманах «Волшебная гора. VIII. М.: Пилигрим, 2002. С. 214–266.]. Значительная часть Третьего мира, осознающего себя как тотальность маргинализованных мест, актуализирует мифопоэтические традиции, связанные с культом Дома. В то же время часть Запада ощущает «потерянность» позитивистской географии в расчисленном и бесконечном пространстве Модерна, стремится к пониманию утерянных традиционных способов сенсуализации образов мира (например, увлечение британских географов и планировщиков в 1920—1930-х гг. китайским искусством фэн-шуй)[243 - Ibid. P. 53–54. См. также: Классический фэншуй: Введение в китайскую геомантию / Сост., вступ. ст., пер., примеч. и указ. М. Е. Ермакова. СПб.: Азбука-классика, Петербургское востоковедение, 2003; Рис А., Рис Б. Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе. М.: Энигма, evi-dentis, 1999. С. 93—235 (Часть вторая. Мир значений; особенно гл. V–VII).]. Однако, собственно классическая западная география, по мнению британских географов Д. Мэтлиса и Д. Косгроува, не добилась успеха в образно-географической репрезентации мира[244 - Ibid. P. 56–58.].

«Расшатывание» географии Модерна начинается на семиотических перифериях мира. Семиотическая периферия может не быть традиционной географической периферией, однако она (также как традиционная периферия) зависит от семиотического центра с наиболее высоким уровнем развития процессов семиозиса. В семиотическом пространстве происходит падение интенсивности семиозиса от центра к периферии, где знаки уже как бы размыты, слабо прорисованы. В то же время, максимально плотные и устойчивые в центре определенной семиосферы, образы мира становятся более изменчивыми, более семиотически неясными на ее периферии. Именно здесь сильна семиотическая динамика, способствующая неортодоксальным символизациям пространства и развитию географических образов мира, не укладывающихся в пропорциональную и соразмерную картину пространства Модерна[245 - См.: Лотман Ю. М. Указ. соч. С. 179, 253, 176. Ср. также: Лжеплутарх. О реках // Торшилов Д. О. Указ. соч. С. 307–384 (пример семиотической «раскачки» античной геомифологической картины мира).]. Смысл семиотической динамики состоит в процедурах смены семиотических конструкций на метауровне, в изменениях принципов определения и выделения конкретных знаков и их соотношений с символами и образами. Постмодерн использует морально-этические установки средневековой географии (рай находится на дальних рубежах ойкумены, и его прекрасность прямо связана с его отдаленностью[246 - Лотман Ю. М. Указ. соч. С. 248.]), предельно их опространствляя. Аксиологизм классической географии (под которым понимается стремление к четким соответствиям между местами, пейзажами, странами и определенными ценностными установками, к географической привязке религиозно-этических и моральных нагрузок, к мифологическому осмыслению и освоению территории) превращается в геоидеологии постмодерной географии, когда сами характеристики и образы земного пространства выступают ядрами мощных идеологий; при этом переворот в географических представлениях ведет к необязательной связности и сосуществованию совершенно различных географических образов мирового развития[247 - Там же. С. 244; Замятина Н. Ю. Локализация идеологии в пространстве (американский фронтир и пространство в романе А. Платонова «Чевенгур» // Полюса и центры роста в региональном развитии. М.: ИГ РАН, 1998. С. 190–194.]. Так, коммунизм в романе Андрея Платонова «Чевенгур» можно трактовать как идеологию пространства, а устойчивая анти-местная локализация Чевенгура приводит к апогею – фактическому «растворению» города в пространстве степи[248 - Замятина Н. Ю. Локализация идеологии в пространстве… С. 191–192. См. также: Замятин Д. Н. Моделирование географических образов… С. 110–126; то же: Замятин Д. Н. Империя пространства. Географические образы в романе Андрея Платонова «Чевенгур» // Вопросы философии. 1999. № 10. С. 82–90.]. Мысль предельно географизирует свой мир, становясь сама по себе географичной (при этом ментальность оказывается географической ментальностью), создавая ментально-географические технологии с помощью процедур детерриториализации и ретерриториализации. Мысль о территории становится мыслью территории: мысль зависит в своем развитии от места, чей образ, впрочем, создается во многом этой же мыслью. Появляется неразрывная целостность мысли и территории, одновременно порождающих друг друга. Локализации мысли соответствует ментализация территории; территория при этом есть мир образной экспансии[249 - См.: Замятина Н. Ю. География мысли… С. 124; Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб.: Алетейя, 1998. С. 110–149, особенно с. 110, 124; Замятин Д. Н. Моделирование географических образов. С. 43–59.]. Семантическое насыщение того или иного регионального/ странового образа ведет к естественной неравновесности географических образов мирового развития: например, семантически «тяжелый» образ Европы сминает и отбрасывает к востоку более «легкий» образ Азии на когнитивно-географической карте регионов России[250 - Замятина Н. Ю. Когнитивная география. С. 16. См. также: Она же. Когнитивные пространственные сочетания как предмет географических исследований // Известия РАН. Сер. геогр. 2002. № 5. С. 32–37.]. Так могут создаваться своего рода образно-географические региональные синдромы[251 - Это понятие вводится по аналогии с понятием регионального синдрома, разработанного для процедур географического районирования, связанного с членением страновой территории с позиций какого-либо одного ее района (см.: Каганский В. Л., Новиков А. В. Новый метод выделения существенных признаков для разработки региональных классификаций // Известия АН СССР. Сер. геогр. 1989. № 1. С. 112–120.], когда определенный географический образ страны/региона мира моделирует и кроит по собственному «лекалу» образы других регионов. Возникают мировые образно-географические контексты, принципиально развивающиеся в различных ментальных пространствах, не соприкасающихся друг с другом. Здесь возможна не только образно-географическая экспансия региона/страны, но даже образно-географическое гипостазирование (глобальный образно-географический синдром признаков[252 - См.: Каганский В. Л., Новиков А. В. Указ. соч. С. 116.]), когда географический образ одной страны (например, США) может стать образно-географической версией всего мира.

2.1.3. Определения географического образа в методологическом контексте

ГО – это одно из наиболее важных, на наш взгляд, фундаментальных понятий для современной культурологии. Современная культурология быстро расширяет спектр, а также типы привлекаемых для научного исследования информации и знаний – как за счет углубления и совершенствования собственных моделей, так и за счет заимствования и переработки наиболее интересных с культурологической точки зрения моделей из смежных, естественных и гуманитарных наук. Главный смысл подобного концептуального развития – разработать наиболее эффективные, наиболее экономные в научном плане способы и методы «производства», создания нового культурологического знания.

ГО – это устойчивые пространственные представления, которые формируются в различных сферах кулътуры в резулътате какой-либо человеческой деятелъности (как на бытовом, так и на профессионалъном уровне). Они являются, как правило, компактными моделями определенного географического пространства (или географической реальности), созданными для более эффективного достижения какой-либо поставленной цели. В абсолютном приближении идеальный, или максимально эффективный ГО можно отождествить с географической реальностью. В действительности, однако, происходит постоянная трансформация – как самих ГО, так и их определенных сочетаний, или систем в связи с вариабельностью социокультурных контекстов и с изменениями целей определенной человеческой деятельности и условий их осуществления.

Создание ГО связано с процессами формализации и одновременно сжатия, концентрации определенных географических представлений в культуре, превращении их в «сгусток». В общем смысле, географический образ – это совокупность ярких, характерных сосредоточенных знаков, символов, ключевых представлений, описывающих какие-либо реальные пространства (территории, местности, регионы, страны, ландшафты и т. д.). Географические образы могут принимать различные формы, в зависимости от целей и задач, условий их создания, наконец, от самих создателей образов.

Необходимо отметить, что фундаментальные исследования понятия, модели и моделирования ГО создают предпосылки для развития новой междисциплинарной области науки на стыке культурологии, социокультурной антропологии и культурной географии – образной или имажинальной географии. Предметом имажинальной географии является изучение особенностей и закономерностей развития ГО в различных сферах культуры, а также их моделей. Другое возможное название этой области науки – геокультурология.

ГО возникает или конструируется в результате пересечения и взаимодействия различных географических или парагеографических понятий. К парагеографическим понятиям мы относим любые культурологические, историософские, политологические, экономические и т. д. понятия, включающие в себя мощные пространствогенные компоненты. Например, понятие скифов или скифской культуры обладает очевидным и мощным географическим базисом. Вновь созданный ГО является модификацией уже известных культурных и географических знаний и в то же время это – новое знание, которое в определенных целях иначе «сворачивает» географическое пространство. Это представление знаний в том смысле, в котором оно употребляется в теории искусственного интеллекта[253 - Кандрашина Е. Ю. Элементы семантического представления локативных связей // Новые задачи в информатике. Новосибирск: Наука, 1979. С. 81–95; Кандрашина Е. Ю., ЛитвинцеваЛ. В., Поспелов Д. А. Представление знаний о времени и пространстве в интеллектуальных системах / Под ред. Д. А. Поспелова. М.: Наука. Гл. ред. физ. – мат. лит., 1989.].

ГО могут возникнуть в результате пересечения и взаимодействия различных географических и парагеографических понятий в процессе целенаправленного человеческого мышления, которое вынуждено как бы экономить знание, сжимать его. ГО – это не субпродукт или эрзац настоящего географического знания, а специфическое культурологическое знание, которое является буфером или медиатором между традиционной системой географических знаний – достаточно инерционной и громоздкой – и потребностями жесткого специализированного мышления в различных областях знания и человеческой деятельности. География в этом случае как бы идет «вглубь» и одновременно «вовне» земного пространства. Понятие земного или географического пространства расширяется; исследование пространственных структур и систем становится более полным и комплексным. Наконец, меняется и общий «угол зрения», точка отсчета на предмет и методы географии в целом; география становится частью феноменологии культуры.

Репрезентирование ГО (т. е. процесс их представления) опирается на использование текстов различного происхождения – это могут быть научные и художественные тексты[254 - См.: Замятин Д. Н. Империя пространства. Географические образы в романе Андрея Платонова «Чевенгур» // Вопросы философии. 1999. № 10.], газетные статьи и информационные заметки, приватная переписка, дневники, официальные документы, стенограммы переговоров, реклама и рекламные слоганы. Графика, живопись, музыка, кино и видео, Интернет – также важные средства представления ГО. В целом для большинства ГО характерен разнородный генезис (гетерогенность происхождения); при этом различные ГО сосуществуют в определенных геообразных пространствах.

Для понимания особенностей и закономерностей развития ГО крайне важно также определить соотношение понятий ГО и географического пространства. Безусловно, понятие географического пространства является основным, базовым для понимания специфики развития ГО. Различия от места к месту, различия в географическом положении отдельных объектов аккумулируются и усиливаются (в положительном смысле) в понятии ГО. По существу, любой рассматриваемый ГО собирает, или вбирает в себя несколько различных, существующих в реальности, географических пространств. Наряду с этим, в ГО, как правило, происходит качественная трансформация географических пространств, в ходе которой отбираются наиболее интересные с образной точки зрения элементы различных географических пространств, работающие в данной культуре; затем эти элементы сочетаются в разных комбинациях друг с другом с целью нахождения наиболее эффективного сочетания; и далее, наконец, создается сетевая образно-географическая конструкция с выделением некоторых наиболее важных элементов как узловых. В целом, подобный процесс взаимодействия ГО и географических пространств характеризуется как ментально-географический, т. е. как процесс, допускающий возможность построения и эффективного функционирования пространственных систем в культуре, отличающихся от собственно географических пространств, формирующих географическую реальность. В связи с этим, можно дать и другое, несколько отличающееся от ранее приведенного, определение ГО: под ГО в настоящем исследовании понимается пространственная система, формируемая или формирующаяся из элементов географических пространств, которые трансформируются в определенные знаки и/или символы, аккумулирующие наиболее интересные с образной точки зрения черты и характеристики исследуемых (рассматриваемых) географических пространств в рамках данной культуры.

Заметим, что два различных определения ГО, предлагаемые нами, не расходятся между собой, а взаимно дополняют друг друга. Первое определение более операционально и может достаточно эффективно использоваться в прикладных образно-географических исследованиях. Второе определение носит в большей степени методологический характер и может достаточно эффективно использоваться в теоретико-методологических образно-географических исследованиях. Далее в тексте настоящей работы, в зависимости от контекста конкретной решаемой задачи, будут использоваться или подразумеваться оба данных нами определения ГО (либо первое, либо второе).

Рис. 3. Методологический «зазор» между географическим пространством и пространством географии

Понятие ГО опирается на феноменологически понятую пространственностъ, то есть «…пространство процессов, взятых вместе с мыслъю о них, с практикой»[255 - Костинский Г. Д. Географическая матрица пространственности // Известия РАН. Сер. геогр. 1997. № 5. С. 18.]. Родовые ГО – место, район, пространство, территория – взаимосвязаны генетически, поскольку деятельность по различению вещей, тел, материальной ткани мира и по осознанию, идентификации смыслов – ведет к их естественному упорядочению[256 - Там же. С. 25.]. Образная география создает фактически свое пространство, в котором всякие вопросы «где» приобретают свой смысл[257 - Там же. С. 30.]. Таким образом, пространство географии, развивающейся в определенной культуре, стремится в идеале идентифицировать себя с самим географическим пространством. Но постоянное движение, динамика самого пространства географии (она все время как бы уточняет собственные границы и координаты) приводит к несовпадению, образованию естественного зазора между ним и также трансформирующимся в результате этого процесса географическим пространством – происходит своего рода бесконечная и в то же время имеющая конечную цель «методологическая погоня». Постоянно существующий зазор между пространством географии и географическим пространством заполняется различными и разнообразными ГО, которые выполняют роль медиаторов или прокладок (рис. 3). Географические границы (между местами, районами, странами, ландшафтами) как несомненное свидетельство этих пространственно-географических «ножниц» являются, по существу, месторождениями наиболее важных, ярких и продуктивных географических образов.

2.1.4. Географический образ и пространственное мышление

Географический образ неотделим от структур пространственного мышления, которое, как показано Г. Д. Костинским[258 - Костинский Г. Д. Географическая матрица пространственности // Известия РАН. Сер. геогр. 1997. № 5. С. 16–32.], связано с понятием мифа. Сакральное пространство и его «первоточка» так или иначе связаны с реальным географическим пространством, а эта связь требует адекватного ей выражения. Мифологическое мышление осознает окружающий его мир прежде всего пространственно, это – понятное и понятое пространство. Географический образ по определению, в силу своей естественной медиативности, использует позитивные стороны мифологического мышления. Так, своеобразной «первоточкой» сталинского сакрального пространства были СССР и зона советской оккупации в Восточной Европе[259 - Замятин Д. Н. Политико-географические образы и геополитические картины мира (Представление географических знаний в моделях политического мышления) // Политические исследования. 1998. № 6. С. 80–92.]. Ее осмысление в ходе диалога породило достаточно простую и понятную геополитическую картину мира, которая имела, в известной мере, телесный характер, что наглядно проявилось в обсуждении вопроса об определении принадлежности германских предприятий. Формирование географических образов – это элементы последовательного пространственного осмысления окружающего мира, в ходе которого развиваются экономичные для их создателей и пользователей структуры пространственного восприятия.

Пространственное мышление сочетает в себе и процедурное знание, т. е. знание того, как надо действовать, и знание декларативное, т. е. совокупность прошлого опыта о тех или иных событиях и действиях. Так, в одном из наиболее распространенных мнемонических приемов греческих ораторов – методе привязки к местам, в котором вещи для запоминания привязывались к пути в хорошо знакомой местности – «для организации декларативной информации используется процедурный контекст»[260 - Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер Л. Мозг, разум и поведение / Пер. с англ. М., 1988. С. 166.]. Компактный географический образ может аккумулировать эти два основных типа знания, переводя достаточно сложные структуры восприятия и описания географического пространства в своеобразные простые и универсальные коды (рис. 4). Исследователями человеческого сознания показано, что кора головного мозга непрерывно пересматривает воспринимаемые образы и объединяет образ, сформированный в ближайшем прошлом, с текущим образом внешнего мира[261 - Там же. С. 194.]. Вследствие этого удачные и емкие географические образы могут хорошо кодировать результаты именно динамичного пространственного мышления. Время становится естественным параметром этого процесса, а сами географические образы можно трактовать и как геоисторические.

Рис. 4. Структура пространственного мышления и формирование географического образа

Пространственное мышление обладает известной целостностью. Для него верен принцип изоморфизма психических, нейрофизиологических и физических явлений, ведущий начало из гештальт-психологии[262 - Веккер Л. М. Психические процессы. Л., 1974. Т. 1. С. 32. См. также: Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб.: Речь, 2000.]. Географическое пространство может постоянно перекодироваться сознанием в виде тех или иных географических образов. Принцип изоморфизма как общая форма взаимной упорядоченности множества-сигнала и множества-источника позволяет согласовывать структуры конкретных географических данных и знаний с их определенным представлением. Несмотря на то, что фактически любой географический объект можно считать уникальным, сами географические образы можно отнести к вторичным, т. е. к своеобразным эталонам, аккумулирующим в себе «признаки различных единичных образов»[263 - Веккер Л. М. Указ. соч. С. 279.]. В силу этого обстоятельства географическим образам может быть свойственна симультанность, или «временная панорамность», когда разновременные события и факты могут создать одновременную пространственную структуру. Наконец, в географических образах как вторичных возможно преобразование изначальных географических форм и соотношений в наглядные топологические схемы[264 - См.: Там же. С. 286.]. Подобный топологический изоморфизм может вести к увеличению неустойчивости самих географических образов. Следствие этого – цепные реакции, в ходе которых могут создаваться различные иерархические системы взаимосвязанных географических образов, призванные увеличить устойчивость самого целенаправленного пространственного мышления. Пример формирования геополитической картины мира[265 - Замятин Д. Н. Указ. соч.] – это свидетельство эффективного взаимодействия дотоле разнородных и неустойчивых политико-географических образов.

Пониманию функционирования пространственного мышления и формирования образов в географии может помочь обращение к опыту средневековой индийской логики навья-ньяя, единственной завершенной системы логики вне европейской культуры. В ней «…один «объект» считается «проникающим» другой, если он наблюдается во всех случаях, когда наблюдается другой, или же в большем числе случаев»[266 - Инголлс Д. Г. Х. Введение в индийскую логику навья-ньяя / Пер. с англ. М., 1974. С. 31. Ср.: Варосян С. О., Поспелов Д. А. Неметрическая пространственная логика // Известия АН СССР. Техническая кибернетика. 1982. № 5. С. 86–89.]. Знание здесь определяется как «…очертание или цельный образ индивидуальной картины. Элементы картины составляют содержание знания, являющееся репрезентацией внешнего мира…»[267 - Инголлс Д. Г. Х. Указ. соч. С. 37.]. Пространственная сцепленность любых образов внешнего мира ведет к их естественной географизации. Географическая картина мира становится в этом случае картиной географических образов, постоянно трансформирующихся и задающих новые топологические схемы. Характерно, что в этой системе логики «Проникновение можно рассматривать как отношение между парой классов в том смысле, что один класс проникает другой, аналогично тому, как включение рассматривается в качестве отношения между парой классов, если один класс включает другой. Например, выражение «огонь проникает дым» можно интерпретировать в том смысле, что «класс огней проникает класс дымов»[268 - Там же. С. 198.]. Таким образом, иерархии и системы географических образов могут быть одновременно как бы взаимопроникающими типологиями, задающими многомерное географическое пространство. Пространственное мышление в этом случае как бы окутывается и страхуется специфическими ментальными структурами, которые перерабатывают традиционные географические знания в пространство самого географического знания. Можно сказать иначе: географическое знание в рамках той или иной культуры как бы географизирует само себя.

По ряду параметров географические образы близки к понятию фрейма. Под фреймом в теории искусственного интеллекта понимается структура данных для представления стереотипной ситуации. Сам фрейм можно представить в виде сети из узлов и связей между ними, а семантически близкие фреймы объединяются в системы фреймов. В состав фрейма входят на низких уровнях особые терминалы или ячейки для заполнения характерных примеров и данных. Одни и те же терминалы могут входить в состав различных фреймов[269 - Минский М. Фреймы для представления знаний / Пер. с англ. М., 1979. С. 7–8.]. Одни и те же традиционные географические знания могут участвовать в формировании различных географических образов. Географическое знание, таким образом, развивается в глубину, а уже созданные географические образы структурируют и как бы упрочняют его. «Различные системы фреймов представляют собой различные варианты использования одной и той же информации, локализованной в общих терминалах»[270 - Там же. С. 66.]. Традиционные географические данные и знания способны в зависимости от конкретной ситуации порождать разные системы специализированных географических образов. Эти системы могут сосуществовать в условном пространстве географического знания в соответствии с законами неклассической логики, которая предусматривает согласование противоречащих суждений.

Формирование и развитие географических образов может упорядочить структуры пространственного мышления. Будучи цельными и «неделимыми» ячейками пространственного знания, географические образы в то же время динамичны. Пространственное мышление в этом случае становится пространственным не только по целенаправленности, но и по средствам и способам своего функционирования. Постоянное перемещение точки зрения наблюдателя при создании или реконструкции географических образов обеспечивает высокую степень соответствия результатов деятельности «вооруженного» пространственного мышления объективно изменяющимся характеристикам внешнего мира, ибо в этом случае пространство самого мышления стремится совпасть с задаваемыми ему извне параметрами. Поэтому представление пространственных знаний в различных областях культуры с помощью специфических географических образов может быть одним из наиболее перспективных направлений образно-географических или геокультурологических исследований.

2.2. Базовая модель идеального географического образа

2.2.1. Типы географического пространства

В рамках определенной культуры могут существовать различные типы географических пространств. Здесь следует выделить две основные содержательные типологии, весьма важные в контексте создания базовой модели идеального географического образа[271 - Замятин Д. Н. Образы путешествий: социологическое освоение пространства // Социологические исследования. 2002. № 2. С. 12–23. См. также уже выделенные нами типологии географического пространства с методологической точки зрения (глава 1, 1.5.2.). Эти типологии взаимно дополняют друг друга, помогая в исследованиях собственно методологических и теоретических аспектов проблемы.].

Первая типология географических пространств – по характеру динамики самих пространств. В рамках этой типологии выделяются два типа.

Первый тип – это пространства максималъно динамичные, экстенсивные, расширяющиеся. Для них характерны открытость, агрессивность, экспансивность, постоянно меняющиеся границы. Такие пространства – череда быстро меняющихся образов. Наиболее яркий пример здесь – это американский фронтир[272 - См.: Бурстин Д. Американцы: Национальный опыт. М.: Изд. группа «Прогресс» – «Литера», 1993; Петровская Е. В. Часть света. М.: Ad marginem, 1995; Замятина Н. Ю. Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах // Общественные науки и современность. 1998. № 5. С. 75–89; Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. Т. 1; Американская цивилизация как исторический феномен. Восприятие США в американской, западноевропейской и русской общественной мысли. М.: Наука, 2001; Turner F. J. The Significance of the Frontier in American History // Proceedings of the State Historical Society of Wisconsin. 1894. № 41. P. 79—112 и др.]. Эти пространства как бы случайны, в них можно двигаться по любым направлениям – они изотропны и готовы к любому событию. Экстенсивные пространства во многом характерны для молодых, динамических культур и цивилизаций, или для культур, вторгающихся на новые, ранее не освоенные ими территории. Другие примеры в данном случае – испанско-португальская конкиста в Латинской Америке, освоение Сибири российским государством[273 - См., например: Земсков В. Б. Хроники конкисты Америки и летописи взятия Сибири в типологическом сопоставлении (к постановке вопроса) // Русская литература. 1995. № 3. С. 55–64.].

Ко второму типу относятся нединамичные, статичные, равновесные пространства. Это пространства хорошо освоенные, обладающие стабильными образами, содержательно колеблющимися вокруг точки образного равновесия. Интенсивность их освоения определяет их анизотропность – в таких пространствах можно двигаться только по определенным направлениям, а любое событие поддается быстрому опространствлению. Пространственность здесь становится естественной. Небольшие западноевропейские страны – Бельгия, Нидерланды, Люксембург – хорошие примеры таких пространств.

В отличие от первой, вторая типология географических пространств основана на различении внешних и внутренних факторов развития пространств. Иначе – это типология по механизму развития пространств. Этот механизм определяется позицией наблюдателя, характеризующего пространство – внешней или внутренней[274 - См.: Ямпольский М. Б. Наблюдатель. Очерки истории видения. М.: Ad marginem, 2000; Он же. О близком (Очерки немиметического зрения). М.: НЛО, 2001.]. Здесь также выделяются два главных типа.

Первый тип – это пространство внешнее, формирующееся под воздействием внешних факторов. Наблюдатель, создающий своим взглядом и восприятием такое пространство, находится снаружи. Наиболее часто внешнее пространство формируется в ходе путешествия, когда наблюдатель постоянно изменяет свою позицию, которая, тем не менее, остается все время внешней. По этому механизму чаще выстраиваются более масштабные и глобальные образы – стран[275 - См.: Замятин Д. Н. Образ страны: структура и динамика // Общественные науки и современность. 2000. № 1. С. 107–115.] или континентов. Наиболее интересные примеры здесь – путевые записки французского дипломата и писателя XIX в. маркиза де Кюстина о России и путевые записки современного французского философа Ж. Бодрийяра об Америке[276 - Бодрийар Ж. Америка. СПб.: «Владимир Даль», 2000.].

В рамках второго типа наблюдателъ занимает внутреннюю позицию, он как бы вживается в пространство изнутри. Все события привязываются к определенному месту, их, как правило, не так и много. Так формируются внутренние пространства, становящиеся источниками более локальных, местных образов. Такая позиция часто характерна, скажем для поэта или художника, постоянно живущего в своей родной местности (примеры – французский художник Сезанн, прославившийся видами родного Прованса и горы Сен-Виктуар, и американский поэт Роберт Фрост, ставший певцом родной Новой Англии).

2.2.2. Методологические и теоретические основания базовой модели идеального географического образа

Факторы, определяющие построение и функционирование базовой модели идеального ГО: 1) субъект ГО – кто (отдельный индивидуум, профессиональная или социальная группа), с какими целями и с какими ресурсами разрабатывает, явно или неявно, данный образ; 2) контекст, или среда развития ГО – культурно-исторические, социальные, политические и экономические условия развития образа (фундаментальный социокультурный контекст); 3) геопространственные ресурсы развития ГО – система информации, знаний и образов (научных, общеизвестных для данной эпохи и культуры) о географическом пространстве, служащем основой создания или разработки образа. Данные факторы оказывают влияние также на особенности динамики и траектории развития конкретных ГО.

Под идеальным ГО понимается пространственная система, формируемая или формирующаяся из элементов географических пространств; причем эти элементы представляют собой готовые знаки и/или символы, аккумулирующие в пределе все интересные с образной точки зрения черты и характеристики рассматриваемых географических пространств. Идеальный ГО – это теоретический конструкт, подобный, например, понятию идеального газа в физике, или же понятию идеального государства у И. фон Тюнена. Данный теоретический конструкт можно рассматривать также и как элемент (понятие) виртуальной географии[277 - Ср.: Шупер В. А. Мир виртуальных объектов в географии // Географическое пространство: соотношение знания и незнания // Первые сократические чтения по географии / Отв. ред. Г. А. Приваловская. М.: Изд-во Российского открытого ун-та, 1993. С. 18–22.]. Главное, что отличает идеальный ГО от бесконечного множества конкретных ГО – отсутствие трансакционного механизма, сопротивления социокультурной среды (или образного «трения» в терминах физики), значительной когнитивной дистанции (в пределе она стремится к нулю) между пространствами и образом, их отражающим или выражающим. Понятие идеального ГО необходимо для более полного понимания общих структур функционирования моделей ГО.

Понятие модели по отношению к ГО трактуется нами менее жестко, нежели в ряде естественных и общественных наук[278 - См.: Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. М.: Прогресс, 1988.]. Такой подход к моделированию ГО объясняется, прежде всего, определенной нечеткостью, расплывчатостью внешних границ и самой структуры ГО, что связано с частым совмещением, сосуществованием в ГО объектов, имеющих в реальности совершенно различные географические положения[279 - Замятин Д. Н. Моделирование географических образов: Пространство гуманитарной географии. Смоленск: Ойкумена, 1999; Он же. Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов. СПб.: Алетейя, 2003.]. Кроме того, модели ГО можно назвать относительно «мягкими» и в силу сравнительно высокой динамичности, изменчивости самих ГО. Такая изменчивость ГО объясняется большим количеством общественных – культурных, социально-экономических и политических – факторов, оказывающих влияние на его развитие. Наконец, траектории развития исследуемого ГО в значительной мере зависят от его взаимодействия с другими ГО, создающими трансформационный контекст изучаемого ГО. Поэтому, в известной степени, понятия ГО и его модели во многом близки понятию нечеткого множества (fuzzy set), введенному в науку Л. Заде[280 - Zade L. Fuzzy sets // Information and Control. 1965. Vol. 8. P. 338–353.].

Рис. 5. Структура базовой модели идеального географического образа

Структура базовой модели идеального географического образа.

Данная модель состоит из следующих системных (функциональных) блоков (рис. 5):

1) Основной блок, включающий в себя качественные характеристики географических пространств, которые непосредственно, без дополнительной трансформации могут служить в качестве элементов образных описаний – например, такие элементы, как бесконечность, теснота, бескрайность, пограничность, холодность, пустынность, цветение, безлюдность и т. д. Эти элементы представляют собой архетипы описания различных географических пространств.

2) Блок трансформаций, объединяющий механизмы географической метафоризации и метонимизации, а также базу ключевых географических метафор – например, «Петербург – голова, а Москва – сердце России, «Петербург – северная Пальмира», «Япония – Англия Азии» и т. д. Механизмы географической метафоризации и метонимизации представляют собой наиболее вероятные образные «цепочки», работающие на основании тех или иных элементов из основного блока.

3) В блоке инноваций представлены механизмы отбора каких-либо новых эффективных метафор и метонимий из внешней среды (как правило, из научных, художественных, политических и т. д.). Механизмы отбора новых метафор и метонимий основаны, прежде всего, на оценке когнитивной насыщенности и эффективности вновь возникающих образов, учитывающей при этом контексты (культурный, политический, экономический и т. д.) их порождения. Например, высказывание «Россия – это Азиопа» должно оцениваться в политическом и общественном контексте его употребления; данный контекст влияет на итоговое решение о введении или невведении высказывания в блок трансформаций.

4) Блок синтеза, включающий в себя процедуры создания или реконструкции ГО. В эти процедуры входит: а) выбор центрального знака или символа; б) его уточнение с помощью данных из основного блока; в) выбор дополнительных (периферийных) знаков и символов, работающих на повышение когнитивной эффективности центрального символа – с помощью данных из блока трансформаций; г) метафоризация и метонимизация (при необходимости) выбранных периферийных знаков и символов с помощью механизмов из блока трансформаций; д) адаптация построенного ГО, учитывающая цели его создания (или реконструкции), а также контексты его возможного функционирования. Адаптация образа осуществляется с помощью блока инноваций, обеспечивающего прямое обновление части используемых метафор и метонимий. Блок синтеза находится на границе модели с внешней средой, что закрепляет принцип открытости системы в целом.

Существуют инварианты структуры базовой модели идеального ГО, т. н. горизонтальный и вертикальный. Горизонтальный инвариант, или концентрический – это представление структуры базовой модели как системы «центр – периферия». В данном представлении ядро (центр) идеального ГО составляют наиболее важные и устойчивые знаки и символы, характеризующие образ. Непосредственно вокруг ядра расположена полупериферия, в которую входят достаточно важные, хотя и менее устойчивые, чем в ядре, знаки и символы. Далее следуют ближняя периферия (знаки и символы, потенциально важные для образа в целом, хотя пока слабо используемые) и дальняя периферия (знаки и символы, возможные в характеристике образа, однако их значимость пока не определена или не ясна) (рис 6). Зоны, расположенные вокруг ядра (центра) образа, можно также называть образными оболочками, или упаковками, соответственно нумеруя их (1, 2, 3, … n) или же давая им содержательные названия. Как правило, при исследовании конкретных ГО часто прослеживается и динамика их концентрической структуры – в сторону увеличения или уменьшения образных оболочек. Например, образ Лондона как центра постоянных встреч министров иностранных дел стран-союзниц во второй мировой войне в ходе политических переговоров на Потсдамской мирной конференции (1945 г.) был заметно упрощен: две образные оболочки (упаковки) были в итоге сведены к одной, аккумулирующей преимущества Лондона в контексте переговоров[281 - См.: Замятин Д. Н. Политико-географические образы и геополитические картины мира (Представление географических знаний в моделях политического мышления) // Политические исследования. 1998. № 6. С. 80–92.].

Рис. 6. Горизонталъный (концентрический) инвариант базовой модели идеалъного ГО.

Вертикалъный инвариант базовой модели идеального ГО предполагает иерархическую организацию образа с выделением различных по важности уровней (частей) (рис. 7). В принципе, этот инвариант достаточно легко трансформируется в горизонтальный; речь здесь идет, по существу, лишь о различных способах репрезентации идеального ГО. Вместе с тем вертикальный инвариант базовой модели позволяет достаточно легко перейти к сетевой организации модели, в которой не существует постоянной устойчивой иерархии сетевых узлов (отдельных знаков и символов). Такая организация модели позволяет быстро адаптировать модель к изменениям во внешней среде (сеть может легко перестраиваться, меняя при этом и иерархию отдельных узлов). В то же время сетевая структура быстро преобразуется исходя из внутренних импульсов к большей эффективности ее организации. Такие изменения в сетевой структуре могут вести к кардинальному изменению всего образа в целом. Отмеченные процессы, как правило, наиболее характерны для СМИ, в которых возможность быстрой организации интенсивного потока целенаправленной информации ведет часто, явно или неявно, к «перерождению» первоначально взятого образа. Так, образ Австралии в СМИ в ходе подготовки и проведения Олимпийских игр в Сиднее (2000 г.) был заметно европеизирован, причем он был вписан в контекст «старой доброй Европы», европейской культуры первой половины XX в.[282 - Замятин Д. Н. Структура и динамика политико-географических образов современного мира // Полития. 2000. Осень. № 3 (17). С. 116–122.].

В целом базовая модель идеального ГО, в тех или иных структурных инвариантах, позволяет достаточно эффективно исследовать основания конкретных ГО, готовить базу для дальнейшего описания специфических закономерностей их развития в рамках культуры.

2.2.3. Первичное образно-географическое «зондирование» крупного региона: пример Восточной Европы

Восточная Европа – тот регион мира, чьи географические образы одновременно оказываются под вопросом и бесконечно тасуются, как карты[283 - См.: Регионализация посткоммунистической Европы (Политическая наука. 2001. № 4). М.: ИНИОН РАН, 2001; ВульфЛ. Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003; Нойманн И. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М.: Новое издательство, 2004; Geography and National Identity / Hooson D. (Ed.). Oxford, Cambridge (Mass.): Blackwell, 1994.]. Географическая самоидентификация региона – это строгая иерархия его образов, которые могут меняться, модифицироваться, стираться, однако место на образно-географической карте сохраняется. Но место Восточной Европы на этой карте порой видится «белым пятном». Почему это так?