Слабый пол

– Хорошо, – ответил я, улыбнулся и, кивнув головой, вышел в подъезд.

4

На следующий день проблемой для меня стала входная дверь. Покрутив ключ в замке в обе стороны и безрезультатно дергая ручку, я понял, что она заперта с обратной стороны.

Я начал колотить по двери кулаками и звонить в звонок. В голову полезли самые ужасные мысли: я представил, как Инна в ванне вскрывает себе вены или, нажравшись таблеток, блюет на кухне. Я сразу оправдал Светлану Борисовну и понял, что ее беспокойство было не беспочвенным. Барабаня изо всех сил по двери, я заставил выйти из квартиры соседку, старую бабушку, неодобрительно посмотревшую на меня и пригрозившую вызвать ментов. Бабушку я, конечно, послал куда подальше, но вот вызвать наряд МЧС показалось мне весьма логичным. Когда я уже набрал номер и со мной связался диспетчер, Инна из-за закрытой двери тихо спросила:

– Антон, это ты?

– Да, Инн, слушай, я почему-то не могу открыть дверь, ты не отопрешь мне?

– Нет.

– Почему? – Смешанные чувства пробежали мурашками по всему телу. Я успокоился, узнав, что с ней все в порядке, и, видимо, она не собиралась сегодня умирать. Но я был сильно зол на нее за то, что вот уже пятнадцать минут я воевал с ее дверью, а она даже слова не могла сказать.

– Потому что ты не нужен мне, я и без тебя хорошо справлюсь.

– Если бы это было так, меня бы не наняли на эту работу.

– А не пошел бы ты, Антон, в жопу?!

– Инна, не глупи, впусти меня. – Ответа не последовало. Я еще несколько минут безрезультатно барабанил в дверь, крича ее имя. Все было тщетно. «Вот сука-то!» – подумал я про себя и пошел на улицу.

Во дворе я сел на лавку и, закурив, начал думать, что делать дальше. Оставлять ее одну было невозможно. Во-первых, мне платили за то, что я нахожусь рядом с ней, а во-вторых, я слишком мало ее знал и все же боялся, что она действительно может что-то сделать с собой.

На улице стояла такая же погода, как и вчера. Душно, но не солнечно, поднимался прохладный ветерок, чувствовалось, что скоро начнется дождь. Я расстегнул олимпийку и посмотрел на небо. Сплошная серая масса, одна огромная туча, готовая в любой момент обрушиться ливнем. С неба я перевел взгляд на окна ее дома и попытался найти балкон их квартиры. Они жили на углу дома, а балкон из кирпичной кладки уходил вглубь здания и не был застеклен. Представляя в голове планировку квартиры, я понял, что этот балкон выходит из Инниной комнаты.

Мне пришла бредовая идея.

Без труда забравшись на козырек подъезда, я оглянулся, чтобы удостовериться в отсутствии людей. Проверив на прочность водосточную трубу, идущую практически впритык к балконам, я начал подниматься по ней, стараясь не разглядывать, как прочно она крепится к стене, и не смотреть вниз. Добравшись до четвертого этажа, я уцепился за балкон сначала одной рукой, потом, нащупав ногой хрупкую опору, резким выпадом оказался с обратной стороны стены.

Я отряхнулся с мыслями, зачем я это делаю. Посмотрел вниз, чтобы оценить высоту, на которую забрался. Меня охватило чувство радости от совершенного мною безумного поступка. Такое чувство всегда настигает, когда делаешь что-то безобидное, но совершенно неразумное.

Прижавшись лбом к стеклу, я начал рассматривать, что делает Инна в комнате. Она сидела за компьютером и что-то быстро набирала на клавиатуре. «Наверное, учится», – подумал я. Первые капли дождя упали мне на плечо, оставаться на улице больше не хотелось, я постучал в окно. Инна сильно испугалась, от неожиданности ее передернуло. Она не сразу поняла, что происходит. Внимательно всматриваясь в окно и наконец увидав меня, она округлила глаза и без того огромные – теперь они, казалось, занимали пол-лица. Я постучал еще раз и крикнул ей, чтобы она открыла дверь. Инна показала средний палец и неуклюже задвинула шторы. Я остался сидеть на балконе среди кучи старых банок и непонятного хлама. Расстелив себе постель из каких-то тряпок и усевшись поудобнее, я закурил. Что дальше?

Ветер усилился, а косой дождь разошелся в настоящий ливень, укрыться от него на этом балконе было невозможно. Я обругал Инну, за то что она до сих пор не впустила меня, затем обругал себя, что затеял все это, и наконец обрушил свой гнев на природу.

Я вжался в угол и подогнул ноги под себя, но все же кроссовки быстро промокли, а я замерз. Мне захотелось напомнить Инне, что я сижу у нее на балконе под проливным дождем, и я снова начал стучать в окно. Она отодвинула штору и долго смотрела на меня. Я жестом показал, что весь сырой и замерз, а Инна лишь пожала плечами и опустила шторы.

Дождь закончился через полчаса, и именно в тот момент, когда упала последняя капля, окно вновь освободилось от штор. Инна не могла заехать на порог балкона, чтобы открыть дверь, поэтому исчезла на минуту из комнаты и вернулась со шваброй в руке. Палкой от швабры она повернула ручку двери в открытое положение, я вошел внутрь.

Сырой насквозь, я замер на пороге, не зная, что делать, и на секунду потеряв самообладание.

– Раздевайся на балконе и иди развесь вещи в ванной. Когда мама придет, ты должен быть сухой. А потом забери свои деньги и вали отсюда, – грубо, впрочем, как и всегда, сказала мне Инна.

– За этим я и пришел, – ответил я ей и, не раздеваясь, прошел в ванную, сняв лишь кроссовки и оставляя сырые следы на линолеуме. – Слушай, я не понимаю твоей агрессии. Если ты не хочешь, чтобы я ухаживал за тобой, не надо, просто открывай мне дверь, и все. Я буду сидеть в комнате ниже травы, а ты будешь в другой. Мы даже не пересечемся за день.

– Заткнись, я не хочу видеть тебя. Ты думаешь, я ничего не могу? Думаешь, я беспомощная? Не пойти бы тебе в жопу! Вы все так думаете: и мама моя, и сестра, вечно присылают мне каких-то сиделок, сами ни черта не знают.

– Я прекрасно понимаю, что ты можешь справиться сама. И я скорее осуждаю твою мать, чем поддерживаю, но и ты меня пойми. Я просидел без работы три месяца, сейчас мне едва хватит денег на еду. Скоро я получу аванс от твоей мамы и оплачу квартиру. Если бы у меня была возможность ухаживать за старой бабкой, я бы ушел к ней, потому что тебе моя помощь действительно не нужна. Но такой возможности нет. Я так понимаю, что твоя мама чересчур опекает тебя, и эти сиделки только все усугубляют. Так что предлагаю договор. Я просто прихожу к тебе и отсиживаю свои положенные восемь часов. Мы не трогаем друг друга. Если тебе будет нужна моя помощь, я помогаю, не нужна – сижу ниже травы в соседней комнате. Я получаю деньги, а ты – свободу от сиделок и дотошных теток, пытающихся вытереть тебе жопу. Останутся довольны все: и ты, и я, и твоя мать, – все это я говорил ей из ванной, умываясь горячей водой и рассматривая свое лицо в зеркале. Закончив, я в одних трусах вышел на кухню и поставил греться чайник. Я весь продрог, и все, что мне сейчас хотелось, – это горячий кофе.

Инна появилась в кухне практически следом за мной:

– Я согласна, – сказала она и, рассмотрев меня с ног до головы, едва заметно улыбнувшись, снова скрылась в своей комнате.

«А она ничего, – подумал я. – Просто немного обиженная».

Я приготовил поесть и предложил Инне, она согласилась, но при условии, что я принесу еду ей в комнату. Все так же расхаживая по квартире в одних трусах, я подал ей макароны с мясом.

– Так и будешь маячить тут голый?

– Пока вещи не досохнут.

– Лучше уйди, не порти мне аппетит, – она сказала это, повернувшись ко мне спиной и уже начиная жевать, с максимально серьезным видом, но я почему-то подумал, что она улыбнулась, и, от этого улыбнувшись сам, ответил:

– Больно надо!

Как только вещи досохли, я оделся. С Инной в тот день мы больше не разговаривали. Но я чувствовал, что теперь все пойдет как надо.

5

– Значит, у тебя новая работа! Поздравляю, опять бабушка лет семидесяти восьми?

– Нет, молодая девушка, ей двадцать лет.

– Молодая девушка, а что с ней, она полностью парализована?

– В том-то и дело, что нет. Девочка все может сама, но мамаша считает, если ее оставить одну, она выпрыгнет из окна. Мне кажется, что она немного помешана, ну мать то есть, потому что девушка хоть и сложная, но не похожа на самоубийцу. Признаться, я просто сижу и ничего не делаю целыми днями. Девушка, конечно, отстраненная, не очень идет на контакт, но это скорее из-за того, что ее заебали все эти сиделки, а я для нее тоже сиделка.

– Значит, тебе платят просто за то, что ты сидишь и смотришь телик.

– Да, получается так.

– Антон, что это? Ты куришь? Ты же сказал мне, что бросил!

– Я не курю, с чего ты взяла?

– Да ты же на балконе, я слышу, как там кто-то орет и машина проехала.

– Да блин, ничего от тебя не скрыть! Да я последнюю! – Сконфуженный, я стыдливо сделал последний затяг и выкинул окурок на улицу, как будто Ира была рядом, а не в трубке телефона.

– Слушай, Антон, я тебе сказать хотела, помнишь тот поцелуй? Я надеюсь, он ведь не испортит нашей дружбы?

– Нет, конечно, с чего ты взяла?

– Тогда, – она сделала паузу, пытаясь обдумать, что сказать дальше, – это, – и снова пауза, во время которой она еще три раза повторила слово «это», – было всего лишь какая-то минутная…

– Слабость, да я знаю, Ир.