Дом со львами

– Непременно помогу, – ласково ответила она, – только подойди чуть ближе. Да, вот так.

Я чувствовал, как он навис над нами грозной тенью и инстинктивно сжал кулаки. Вдруг Мари со всего маха дала ему по ноге и тот взвыл от боли.

– Ах ты…

– Иди, иди отсюда! Видишь, я вылечила твою голову! Даже не вспомнишь теперь о ней! Можешь не благодарить!

Плюясь проклятиями в наш адрес, мужчина поспешно пошел к выходу, прихрамывая, и громко хлопнул дверью в знак негодования. Надеюсь, мы поступили правильно, прогнав его.

– Не боишься так ему перечить? – спросил я.

– Пусть идет на все четыре стороны! Еще бояться его. Он неповоротлив как черепаха. Даже если ему что-то взбредет в голову, то духу не хватит.

– А его ребятам?

– Здесь сложнее. Слушай, вот плюнь ты на него сейчас. У нас своих проблем хватает!

Хватает, это точно. Когда Мари наконец отложила перекись и бинты в нашу «походную» сумку, я не мог сдержать вздох облегчения. Ну не люблю я все эти процедуры. Покопавшись от скуки в карманах, я наткнулся на жесткий ламинированный прямоугольник. Открытка. Два месяца назад я получил такую, со львами на марке. В ней мелким почерком говорилось, что в некоем удаленном доме требуется врач общего профиля для постоянного наблюдения за персоналом. Работа простая и, конечно же, высокооплачиваемая. Ну и дурак же я, что повелся! Впрочем, справедливости ради, дела мои были тогда плохи, а предложение столь заманчиво, что я не мог отказаться от такого шанса заработать солидное состояние всего-то переехав на пару месяцев, до зимы, в живописную глушь. Если бы я только знал, что, приехав сюда, больше не смогу вернуться – сжег бы это письмецо сразу, не задумываясь! Впрочем, я-то уже более-менее свыкся со своей участью, а вот девчонке тяжело, потому как она приехала сюда каких-то пару недель назад и до сих пор путается со всеми местными переходами, правилами и привычками.

– О чем думаешь? – прервала меня Мари.

– Я? Да так, о всяком, – ответил я и спешно засунул подальше отвратительный кусок бумаги.

– Идти можешь?

– Отчего не могу? Могу. Нет-нет, я сам. Я не старик, чтобы меня под руку вести!

Я встал, опершись о стол, и неспешно двинулся к выходу. Капли все барабанили по стеклу, и я чувствовал сквозь приоткрытую маленькую форточку под потолком тяжелое дыхание умирающей природы, влажность и сырость чёрной земли, укрытой листьями. Чудесное время года! Когда я уже было дошел до дверей, а Мари и подавно выскочила в скупо освещенный серый коридор, то обернулся, завидев молнию и услышав грохот грома совсем рядом. Вспышка озарила задребезжавшее стекло, засветив его белесым светом на какую-то жалкую секунду и мне невольно показалось, что в ее неверном свете проступил чей-то силуэт, возвышающийся на втором этаже балкона. Среди вмиг просветлевшей комнаты он проявился так же ясно, как если бы я капнул чернилами на белый лист. Я видел его всего ничего и даже толком не могу вам сказать, не могло ли мне это померещиться. Конечно же, когда вспышка прошла, никого у окна не было, но я точно почувствовал грусть или, быть может, тоску, которая исходила от странного незнакомца. Я некоторое время еще смотрел на то место, где мне показался силуэт, а после позвал Марию и рассказал о том, что увидел. Выслушав мой короткий рассказ, она, взяв лампу, поднялась по лестнице и осмотрела то место, которое я указал. Пригнувшись, будто пытаясь вынюхать след, она походила так, изучая окрестности, но потом выпрямилась и помотала головой.

– Должно быть, показалось, – ответила она.

– Должно быть, – согласился я.

Глава 3: Серые камни, серые шкуры

Утро было серым, тяжелые тучи ходили низко над головой и мне каждый раз казалось, что какое-нибудь неосторожное облако сейчас напорется на шпиль библиотеки и расползется надвое, рассекаемое темным металлом.

Я сидел на холодной лавочке около фонтана и, откинувшись, наблюдал, как падали листья с дерева позади меня. Золотые, бурые, красные, зеленоватые – каких только не встретишь! Вот один чудом долетел до серой мшистой чаши фонтана и остался там плавать, подобно лодчонке в гигантском озере. Пока я наблюдал за этим умиротворяющим зрелищем, тяжелая дверь особняка приоткрылась и по белым ступеням легкой походкой пробежала Мари. Она казалась совсем крохотной по отношению к большому грязновато-белому зданию, распростертому словно мертвая трофейная птица посреди леса.

– А вот и я! Ну, как голова?

– Лучше, – соврал я.

Холодный ветер бился о стены дома позади нас, трепал волосы, заставлял плотнее укутываться в пальто, поднимая воротники. Октябрь вступил в свои владения и уже не собирался уходить.

– Ну и что надо принести?

– Много всего, вот список.

Приняв немного измятый листок, я бегло просмотрел его. Так-так-так, куча всяких трав. Значит, идем к оранжереям. Я вздохнул. Интересно, дадут ли мне выходной по случаю смерти? Едва ли. Вскоре я заметил первые редкие капли под ногами. Пока их было немного, но вот я почувствовал поцелуй неба на своем лице, затем на руке и вскоре нам пришлось здорово пробежаться. Щебенка, которой была выстлана аллея, вылетала у нас из-под ног, а мы смеялись и бежали, бежали так, будто за нами гонятся стаи волков, кредиторы и охотники за головами разом. Дождь лил нещадно в тот день. Вот мы свернули, уже насквозь мокрые, вглубь, на маленькую дорожку, выложенную плоскими серыми камнями. Здесь деревья образовывали над нами арку и можно было чуть-чуть передохнуть. Отдышавшись и убрав налипшие волосы с лица, я благостно выдохнул – давно я так не смеялся!

Впереди ожидало еще одно приключение – лабиринт. Розы, шиповник, кизил, чего только не росло там! Должно быть, чтобы сдерживать все это буйство жизни здесь когда-то была целая армия садовников, но сейчас, как не трудно догадаться, таковых не наблюдалось и все за лето поросло сорной травой, кусты размножились, образовывая тупики и только особо популярные ходы среди прислуги оставались в более-менее приличном состоянии. Вход туда охраняли каменные львы. Точеные гиганты стояли на мшистых постаментах и злобно скалили свои морды. Ах, какая сила заключена в этом камне! Как точно переданы напряжение мышц, выражение звериных глаз! Широкие львиные лапы были расставлены, а сами они недоверчиво присели, будто готовились к прыжку, выставив вверх острые кошачьи лопатки. Каждый раз, проходя мимо них, я замирал, не в силах отвести взгляда от серых боков. В мыслях моих и сейчас крутится, что только неведомая сила не позволяла каменным колоссам броситься мне на шею – вот как искусно они были сделаны.

Повернув пару раз направо, мы наконец-то вышли к оранжереям. Стеклянные крыши их были обрамлены стальными тонкими ребрами, а по зеленовато-мутным стеклам струились ручьи воды, образуя неверную рябь, искажающую и без того неясный силуэт здания, возвышавшегося своими острыми крышами вверх. Когда мы добежали, кое-как укрыв голову тонкими шарфами, до козырька, то были насквозь мокрые. Даже рубашку можно было преспокойно выжимать. Стоя под навесом, я судорожно пытался найти связку ключей непослушными холодными пальцами. Вставив и провернув ключ, я облегченно вздохнул и бросил взгляд наверх. Черные железные прутья уже начали покрываться коррозией, а стекла кое-где треснули под тяжестью времени.

– Недолго им осталось. Лет пять, не больше, – горько ухмыльнулся я.

Мне нравились оранжереи. Аккуратная деревянная дверка, крашенная немыслимое количество раз в зеленый, так и просилась, чтобы я толкнул ее. Внутри было свежо и тепло, будто раз, и ты оказался в тропиках. Хотя нет, не в тропиках. Дома. Да. Вот что напоминали мне оранжереи: мой двор весной. Не слишком тепло, не слишком холодно и кругом одна зелень.

Ступив на пыльный мраморный пол, я быстро сбросил промокшее пальто на вешалку рядом и помог раздеться девчонке. Мари взяла плетеную корзину, и мы отправились на поиски. Внутри оранжереи выглядели даже больше, чем снаружи – удивительный обман зрения! Мы шли промеж рядов самых разных растений: от экзотических пальм, величиной не больше человека, до простых, но не менее красивых гортензий – любимых цветов господина N. Здесь были и розовато-белые цветы фуксий, величиной с человеческий глаз, и пышные головы пионов, и скромные васильки, такие родные и знакомые. Сорвав один, особенно глубокого синего цвета, я покрутил его в руках и вручил Мари.

Нам же предстояло найти для кухни мяту, розмарин, чабрец, острый перец, растущий где-то в средних рядах, и пахучую лимонную траву. Собрав все что нужно, мы вышли по спирали к центру. Здесь стояло два плетеных кресла, столик на тонких ножках с треснувшим стеклом, и пианино, покрашенное когда-то нелепой зеленой краской, которая теперь сползала с него лоскутами. Сыграть что-нибудь не получилось, а жаль.

Здесь, дорогой друг, я хотел бы сделать некоторое лирическое отступление, важное ни сколько вам, сколько мне, потому как я считаю важным указать сколь важную роль в моей однообразной и удивительной жизни играет этот инструмент. Пианино, как это не странно, помогало мне сохранять бодрость духа и ясность мысли. Каждый раз, когда я приходил сюда, в эту обитель зелени и древесных ароматов, я старался выжать из этого никчемного инструмента мало-мальски приличные звуки. И дело даже не в том, чтобы в какой-то момент я действительно сыграл бы что-нибудь стоящее на этой зеленой лоскутной махине, а в том, чтобы просто тронуть пальцами белые клавиши. Ритуал. Сейчас я вспоминаю, что также я поступал каждое утро еще до «Дома со львами», когда ехал на работу в утренний час пик. Тогда, выходя из душного вестибюля станции метро я непременно брал газету и, обязательно улыбнувшись, желал доброго утра женщине, их раздававшей. Газета тогда для меня означала незыблемость, абсолютную статику жизни и моего расписания. Признаться честно, я их не читал, мне просто было приятно от того, как женщина улыбалась мне в ответ. В этой улыбке было что-то по-матерински доброе, оттого я не смел убрать руки и даже надумал себе (только представьте!), что эта газета приносит мне удачу и даже если все пошло наперекосяк, я обязательно найду хоть что-то хорошее и непременно свяжу это с утренней газетой, даже если моя рациональная часть говорит, что кусок бумаги в моей сумке никак не связан с успешной сдачей отчета или приятной скидкой в магазине. И, наверно, поэтому я страшно нервничал, когда вместо этой женщины приходила другая, с неприятным взглядом из-под бровей. И теперь, когда я нахожусь невообразимо далеко от утренней газеты, я придумал себе еще один незыблемый, каждодневный ритуал – старенькое пианино, и пока оно фальшиво скрипит и воет под моими пальцами, я знаю, что все в порядке, что все идет своим чередом и ничто не нарушит моего покоя, а сам я буду уверен в своей удаче, как бы глупо это не звучало.

Пока я вдохновенно гладил зеленую шкуру белозубого гиганта, Мари поставила корзину на стол и, заправив василек за ухо, предложила посидеть и переждать дождь здесь, пока еще есть на то время.

– Давай, – согласился я.

За окном все лило, как из ведра, а мы, удобно расположившись в креслах, просто молча наблюдали, как капли одна за другой скатывались по помутневшим от времени и дождей стеклам. Хотелось спать. Здесь было тепло и вскоре я задремал.

Проснулся я от того, что девчонка кинула в меня моим же пальто. Его колючий рукав попал мне по щеке, и я вздрогнул, так резко и неожиданно это было.

– Эй! Могла бы и поделикатнее!

– Прости, я не хотела попасть по лицу, – смеясь, проговорила она. – Дождь закончился, собирайся.

За окном и вправду было тихо. Монотонный бой утих и теперь только редкие тяжелые капли, ухая, скатывались с шумом по прозрачной крыше. Хорошо. Очень хорошо! Накинув полувысохшее пальто на плечи (а оно неприятно липло к рукам), я бегло кинул взгляд на старенькие часы у входа – полседьмого. Скоро завтрак.

– Что же ты меня не разбудила?!

– Ты так сладко спал, что я решила дать тебе отдохнуть, тем более твоя голова…

– Эх ты! Ладно уж, спасибо.

А ведь голова-то моя прошла. Вернее, почти прошла. На улице было холодно и я, только что уютно гревшийся в кресле, был совершенно не готов к промозглой серости. Сапоги мои хлюпали грязью, когда я то и дело промахивался мимо скользких и узких плиток, уныло зевая.

Когда мы вышли на главную дорогу, то я увидел, что от самых ворот к нам идет такой же усталый человек, неся через плечо автомат. Пересменка. Коротко кивнув ему в знак приветствия, мы продолжили путь к особняку. Издали, в обрамлении золотых деревьев дом был шикарен, кто бы что ни говорил. Золото всегда сочетается с серебром. Серо-белые стены, большие темные окна, башенки с флюгерами и зеленая черепичная крыша – вот какой «Дом со львами», прекрасный образец эклектики.

Но пуще всего в этом прекрасном пейзаже мне нравились львы, охраняющие лестницу. Чем ближе мы походили, тем лучше их можно было разглядеть. Они были не такие злобные, как те, что охраняли лабиринт, скорее усталые. Вальяжно развалившись на своих постаментах, они держали одну лапу на шаре, обняв его мощными когтями. Некогда белые, сейчас они, также, как и всё здесь, облупились, обнажая свою серую натуру, их пантеон оброс мхом, а у глаз появились подтеки. Особо впечатлительные говорили, что по ночам они плачут. Но это просто неудачное стечение обстоятельств: влажные туманные ночи, плохое расположение и отсутствие должного ухода сделали из некогда величественных зверей безликие тени, пугающие вечерами караульных.

Поднимаясь внутрь, я погладил одного по вздыбленной гриве своей теплой рукой, а затем толкнул тяжелую резную дверь, навалившись на нее плечом. Как только мы вошли внутрь и дверь с грохотом закрылась за нами, прозвенел звонок – приглашение на завтрак и мы, не раздеваясь, поспешили столу.

Глава 4: Мансарда

Мы сидели у окна и за обе щеки уминали омлет, в то время как Господин N, как и положено замечательному политику, с лукаво-серьезным видом заявлял то, что совершенно не собирался делать. А именно он клятвенно обещался найти виновника моих головных болей и наказать по всей строгости местных законов. Я, когда это услышал, чуть не поперхнулся! Будет он что-то делать, ха! В лучшем случае даст мне выходной, не более. А так как он об этом и не заикнулся, то черта с два я смогу сегодня поваляться тюленем в кровати. А хотелось бы. Пока я дожевывал свой скудный завтрак, мужчина поклонился и сел за свой стол в отдалении от общей массы. Даже здесь он держал дистанцию. Под звон приборов и негромкие шуршащие разговоры я меланхолично наблюдал виды за окном, периодически проверяя свою повязку. Туман сегодня был далеко-далеко за забором. Белесая дымка едва касалась ворот и мне немного стало легче. Это-то замечательное природное явление и мешало убраться отсюда подальше. Суеверные вояки говорили о чудовищах, прячущихся там, но по факту люди, осмелившиеся выйти за территорию, просто плутали, пока не умирали с голоду, от жажды или обморожения, если были твердо намерены никогда не возвращаться обратно. Быть может, прошлый доктор сделал также. Единственное, чем угрожал туман в действительности – непреодолимым чувством изоляции, удушающим на первых порах пребывания здесь. Потом привыкаешь. Здесь вообще все было странным и иногда мне кажется, что я всего лишь герой какой-нибудь книги, причем весьма дешевой. Еду, горючку и лекарства здесь тоже поставляли своеобразно. С помощью старой, неповоротливой, ржавой вагонетки, подкатывающей к забору по не менее старым рельсам раз в несколько недель. И кто вообще мог додуматься до такого?

– Чем займемся? – жуя, спросила Мари.