Арнльота Геллини, Гаука-Кукушку и Афру Пахтанье со своими людьми Олав поставил на передний край атаки. Тану Торду Фоласону он предоставил честь нести стяг с фигурой морского змея – виверны — на белом фоне, а сам со слугами встал под ним. Бьёрн – Медведь – был сталлари короля, его военачальник, главнокомандующий, сражающийся топором швед и старый друг Астрид, шведской королевы Олава; именно он прибыл на Русь, сообщив Олаву, что снова открылась возможность завоевать Норвегию. Рёгнвальд Брусасон, молодой наследник графа Оркнейского, последовал в ссылку за Олавом, а сейчас вернулся с ним же. «Люди Рёгнвальда были самыми красивыми, – говорится в “Саге об оркнейцах”, – с густыми светлыми и шелковистыми волосами. Волосы у него были пышные и золотистые, как шелк. Скоро он вырос и стал высоким и сильным. Он был умен и знал, как вести себя при дворе конунга».
Придворным поэтам Олав приказал укрыться вместе с ним за щитами, расставленными вокруг стяга: «Оставайтесь здесь и всё запоминайте, а когда будете слагать свои песни, то не станете полагаться на слухи».
Сигвата Тордарсона, излюбленного поэта короля, тогда вместе со своим хозяином не оказалось – в самый нужный момент он совершал паломничество в Рим, как насмешливо заметили менее талантливые скальды, которые присутствовали на месте событий. Однако он смог позже поговорить с выжившими и подробно написал о сражении, и Снорри детально его цитирует.
Шведы заняли левый фланг Олава. Норвежцы Дага Харингссона всё еще были на подходе и шли по северной части долины. До тех пор, пока оба войска не соединились, горцы Харальда могли взять правый фланг. Однако, оказавшись в битве с противником с перевесом сил в четыре раза и зная, что у матери нет других сыновей королевских кровей, Олав объявил: «Я считаю, что моему брату Харальду не следует сражаться в этой битве, ведь он еще ребенок».
Эти слова предсказуемо подействовали на молодого принца. Харальд сказал Олаву: «Я непременно буду сражаться, и если я еще недостаточно силен, чтобы удержать меч, я знаю, что надо сделать: я привяжу рукоять меча к руке. Никто так не хочет отдубасить фермеров, как я. Я буду сражаться вместе с товарищами».
Харальд впервые предстает певцом войны – говорится, что здесь он сочинил первые строфы:
Край прикрыть сумею
Войска, в строй лишь дайте
Встать. Утешу, страшен
В ратном гневе, матерь.
Не отступит, копий
Убоявшись, – пляшет
Сталь – младой в метели
Скёгуль скальд удалый.
Больше всего викинги любили, когда отважные воины складывали стихи перед лицом смерти. Молодой Харальд был как раз таким. Сейчас судьба преподнесла ему второй урок – о том, как король ведет войско на битву.
Армии встретились в полдень, но бой начался не сразу. Крестьянское войско было таким многочисленным, что потребовалось время, чтобы подтянулись все. Торир Собака направил самых неблагонадежных фермеров в первые ряды, чтобы те не струсили раньше времени. Это было идеальное время для нападения, но Олав всё еще ждал норвежцев Дага Рингссона. Они так долго собирались, что королю удалось прилечь и вздремнуть. Он возмутился, когда Финн, брат Кальва Арнасона, при приближении врага разбудил его: ему снился приятный сон, как он идет вверх по лестнице до самых небес, – а когда его разбудили, он как раз стоял на самой верхней ступени. Финн сказал ему: «Для меня этот сон не так приятен, как для вас».
Обе армии настолько сблизились, что стоявшие в первых рядах с обеих сторон узнавали друг друга. Олав заметил своего бывшего дружинника Кальва. «Что ты здесь делаешь, Кальв? Раньше мы были друзьями, – выкрикнул Олав. – Тебе не пристало против нас сражаться или бросать копье в нашу сторону, ведь с нами четверо твоих братьев».
(Скандинавские битвы по традиции начинались с броска копья в сторону противника, символизируя копье Одина, стоявшего во главе легендарных асов, которое тот запустил в сторону ванов и тем ознаменовал начало Первой войны богов. Поскольку Олав был христианином хотя бы номинально, то вместе с ним мы можем предположить, что в Стикластадире первым бросить копье мог Кальв.)
Кальв ответил: «Не всегда всё происходит по нашему желанию. Когда ты уехал из страны, те из нас, кто остались, были вынуждены искать спокойной жизни. И несмотря на то что мы сейчас стоим по разные стороны, будь то в моих силах, то я снова стал бы твоим другом».
Однако родной брат Кальва Финн напомнил королю: «Всем известно, что Кальв говорит одно, а делает другое». Олав ответил: «Ты, может, и хочешь мира, но, кажется, твои фермеры другого мнения».
Воин по имени Торгейр из Квистада, из южной части Норвегии, высоко поднялся, когда был на службе у Олава, но теперь стоял с Кальвом. Он крикнул в сторону короля: «Ты получишь тот мир, который дал многим из нас». Олав ухмыльнулся: «Я тебя поднял из грязи – дал тебе и власть, и титул. Ты пожалеешь о том, что меня встретил. Судьба не даст тебе сегодня победы!»
Это было в половину второго после полудня. Крестьянам не имело смысла ждать прихода Дага Рингссона и его войска. Торир Собака, держа копье, которым поклялся убить Олава, был без доспехов, в одной лишь накидке из оленьей шкуры, которую, по слухам, лапландские шаманы заговорили отражать любые удары, бросил боевой клич: «Фрам, фрам, бондмен!» – «Вперед, вперед, бонды!»
Стена щитов была оборонным построением и не предполагала передвижений. Чтобы не нарушить стройности рядов, при наступлении бойцы могли делать лишь один шаг вперед. Чтобы шагать в ногу, ряды фермеров, крестьян и рабов под стягом змея и под общую песню двинулись к свинфилкингу вверх по холму – медленно, ритмично, непреклонно. Когда армии сблизились, над промежуточным участком местности начали пролетать стрелы, арбалетные болты, а потом и дротики, и каждое попадание в цель отмечалось победным криком.[10 - Болт, или стрела, – похожий на дротик снаряд, используемый при стрельбе из арбалета. (Прим. перев.)]
Долго так держать удар было не в интересах Олава, поэтому вскоре он высоко занес своей меч Хнейтир и бросил боевой клич: «Фрам, фрам, Кристсмен, кроссмен, конунгсмен!» – «В атаку, в атаку, люди Христа, люди креста, люди короля!»
С правого крыла «кабаньего рыла» молодой Харальд поднял меч и пошел со своими людьми вниз по склону – медленно, поглядывая на стяг брата, осторожно, чтобы не нарушить построение. Однако успех свинфилкинга, в отличие от стены щитов, зависел от первоначального импульса. По мере того как войска ускорили шаг, точность удара для воинов уже значения не имела, важна была степень поражения, и бойцы вопили, давая выход страху и жажде крови, кричали во всю глотку, зная, что каждая секунда может стать последней. Если смерти не избежать, то оставалось лишь умереть достойно. В самый последний момент воины, стоящие на острие клина, – недавно объявленные вне закона воры и бродяги, а теперь оказавшиеся на передовой священного похода короля, – замахнулись мечами, чтобы сделать первый ловкий удар, и, наткнувшись на стену щитов, врезались в нее и наваливались на нее человеческим тараном…
В настоящее время, когда люди убивают друг друга с постоянно увеличивающихся расстояний, аналога древней войне щитов нет. Не на многих наших современников с огромной скоростью налетал взрослый мужчина – разве что на спортсменов, профессиональных футболистов и борцов, и ни на кого еще не наваливался вооруженный человек с твердым намерением пустить оружие в ход. Смысл столкновения стены щитов и свинфилкинга был в том, чтобы выстоять при первом ударе – сколько человек просто сплющило, сбило с ног или раздавило, не выяснится никогда – и после этого сразиться в личной схватке с врагом, полагаясь лишь на свое умение обращаться с клинком.
«Олав Толстый убил многих, – записал его поэт Сигват. – Продвигаясь в доспехах вперед, смелый предводитель искал быстрой победы». Огромный клин рассек крестьянскую армию, словно топор палача рубит шею приговоренного. Натиск был настолько силен, что «рыло кабана» целиком оказалось на другой стороне поля. «Первые ряды королевской армии оказались на том месте, где раньше были задние ряды фермеров, – пишет Снорри, – и многие крестьяне обратились в бегство».
Фермерские ряды разделило надвое. В обеих частях крестьяне были настолько ошарашены яростью королевской атаки, что подняли боевой плач побежденных – то ли от растерянности, то ли в попытке перейти на сторону Олава. Часть соратников выступила против них, и между недавними соратниками началась бойня.
Однако, выдержав первую атаку, Кальв, Торир Собака, Харек со своими бойцами стояли твердо, заставляя крестьян сражаться. Возможно, они спланировали раздвоение стены щитов перед натиском свинфилкинга, поскольку «рыло кабана» было хорошо в атаке, но уязвимо в позиции защиты. Если первоначальный удар не привел к бегству войска с поля боя, то защитники оказывались по обе стороны клина, а это идеальная расстановка сил, чтобы заполучить Священный Грааль древнего военного искусства – совершить двойной охват.
«Крестьянская армия налегала с обеих сторон, – сообщает Снорри. – Те, кто были ближе всего к врагу, рубили мечами. Те, кто были позади, – бросали копья, а стоящие в задних рядах пускали стрелы, дротики или камни, ручные топоры или острые колья. Вскоре пало много воинов с обеих сторон».
Внутри клина от запущенных с двух сторон снарядов спрятаться было негде – едва хватало места, чтобы поднять над собой щит; надо было не только выжить перед лицом врага, но выстоять в давке, которая возникла при напоре с двух сторон. От натиска крестьянской армии оба крыла войска Олава сходились к центру, ближе к королевскому стягу со змеей. Харальд каким-то образом устоял на ногах и отбился от крестьян; это нам известно потому, что в противном случае история его жизни там бы и закончилась. Скальд Тьодольв Арнорсон, в поздние годы ставший лучшим другом и любимым поэтом Харальда, записал: «К Хаугу [деревенька чуть восточнее Стикластадира] я услышал, что предводителя сильно сдавило в битве, но Бич Болгар доблестно сражался за своего брата».
«Я стоял на поле битвы, и мои раны кровоточили, – напишет Харальд годы спустя. – Я видел, как фермеры подступают с новой силой. Их мечи несли смерть».
Жизни многих завершились на том поле. Острие клина – только что самая сильная часть армии Олава – теперь стала самой слабой, по обе стороны на расстоянии меча встретившись с врагом. Войско понесло ужасные потери. Арнльот, Гаука-Кукушка и Афра Пахтанье, говорят, убили по врагу, а может, по два или больше, однако они все со своими воинами пали в первой же схватке – подобно оленям с окровавленными рогами, они были окружены стаей волков. Без сомнения, на последнем издыхании они взывали к Белому Христу, чтобы тот принял их души сразу с поля боя, как это сделал бы Один.
Король приказал Торду Фоласону явиться к нему со стягом змея. «Я слышал, Торд рядом с Олавом яростно бился копьем, – записал Сигват. – Храбро он высоко поднял расшитый золотом стяг перед норвежским королем». Король со своими лучшими и самыми отважными бойцами, включая Рёгнвальда и Бьёрна Сталлари, вышел из-за стены щитов, обеспечивающей ему безопасность, туда, откуда они могли добраться до противника. Взгляд в лицо Олава, говорят, повергал фермеров в ужас – возможно, переход в христианскую веру не избавил Олава от кровавого бешенства берсерка. Однако, подстрекаемые своими хозяевами, крестьяне всё же подступали к нему, чтобы убить: «Там, где враг сражался с могущественным королем, кровью обагрились щиты, людские руки и мечи».
Олав вышел против Торгейра из Квистада, который так желал встретиться, и нанес удар прямо ему в лицо. Меч Хнейтир разрубил и наносник его шлема, и череп ниже глаз, частично задев верхушку головы. Как только Торгейр пал, Олав напомнил ему: «Разве не предупреждал я тебя при встрече, Торгейр, что победа достанется не тебе?»
Однако Торд Фоласон получил смертельный удар. Он воткнул древко стяга со змеем Олава в норвежскую землю с такой силой, что оно застряло там, и пал под ним. Враги приближались с обеих сторон, и Олав, и его воины были почти окружены. Вдалеке с войском уже виднелся Даг Рингссон – он спешил на подмогу. Однако прежде чем они вступили в битву, было истинное знамение от Господа или от богов – об этом вспоминали впоследствии все выжившие. «Погода была хорошая, и светило солнце, – написал Снорри, – но когда началось сражение, то небо и солнце побагровели, а потом вдруг стало темно, как ночью».
На небе луна шла перед солнцем. Современные ученые могут прокрутить астрономические часы назад и рассчитать точное время и движение тени по планете, и их расчеты показывают значительные расхождения в истории битвы при Стикластадире. И Снорри, и норвежский монах Теодорикус, вероятно работавший с теми же первоисточниками, утверждали, что битва пришлась на «среду в четвертые календы августа месяца»: 29 июля. В настоящее время в этот день норвежцы отмечают годовщину этого события. Однако, согласно астрономам, единственным затмением, которое наблюдалось над Норвегией в 1030 году, было редкое «гибридное» кольцеобразное затмение (в зависимости от угла и расстояния, на котором находится от наблюдателя луна, солнце исчезает полностью или темнеет, оставаясь в кольце света). Над Стикластадиром такое затмение произошло месяц спустя, 31 августа.
Расхождение было обнаружено из-за ошибок в переводе древнего текста, который устанавливает дату сражения как «1029 года и 209 дня от Рождества Христова». Однако если считать дни нордическими длинными сотнями (две длинные сотни плюс девять равны 249) с 25 декабря, то получим 31 августа. Таким образом, сегодня норвежцы, скорее всего, празднуют условную дату, подобно тому, как американцы отмечают символически принятые дни рождения президентов (необходимо добавить: и подобно тому, как христиане отмечают условно выбранный день рождения Христа). Это имеет меньшее значение для истории Харальда, чем недоброе знамение в виде помрачневшего неба над полем боя при Стикластадире.
«Для принца, – признает Сигват, – тогда явилось великое знамение». В Стикластадире затмение началось около двух часов после полудня, а чуть больше чем через час солнце в небе превратилось в огромную черную дыру в тонком, пылающем кольце света, которое было затемнено на девяносто восемь процентов. Сражение превратилось в ночную битву, в которой Даг Рингссон не мог даже проследить за тем, как выстроилось его войско, прибывшее на поле боя. Более красноречивого знака свыше для этих знаменательных событий быть не могло. Поклонявшиеся старым богам, должно быть, ощущали себя на поле боя Рагнарёка, последней битвы в конце времен, а сверху на них определенно смотрел одноглазый Один. Христианам же было известно только одно такое затмение в середине дня – которое произошло почти ровно тысячу лет назад в Иерусалиме, при котором теперь, как и тогда, близилась смерть святого человека.
В той темной неразберихе крови и клинков, проклятий и криков Олав встретился с Ториром Собакой и нанес ему удар, целясь в плечи, но даже Хнейтир не смог разрубить его накидку из оленьей шкуры. Саги приписывают это финским заговорам, однако сильно задубевшая кожа, которая на удивление хорошо защищает от порезов, не настолько хорошо защищает от ударов. «Несмотря на то что меч конунга не мог рассечь там, где Торира защищала оленья шкура, – пишет Снорри, – он всё же был ранен в кисть».
Олав приказал своему окольничему Бьорну: «Прибей собаку, раз его не берет железо!» Медведь поднял топор, но вместо того, чтобы рубануть, поменял хватку и ударил Торира обухом так, что тот пошатнулся. Торир же твердой рукой пронзил шведа копьем насквозь, прямо в грудь, со словами: «Так мы забиваем медведей!»
В эту самую секунду Торстейн Корабельный Мастер, мстительный мореход, замахнулся топором и разрубил левую ногу Олава прямо над коленом. Финн Арнасон тотчас же зарубил Торстейна, но тот успел отомстить. Олав ослабел и упал на большой валун, – который впоследствии будет известен как Олавстейнен, или камень Олава, – выпустив из рук свой меч Хнейтир и обращаясь к Богу. (В отличие от викингов-язычников, Олаву как христианину не надо было погибать с мечом в руках, чтобы попасть в рай.) Торир Собака не упустил эту возможность свершить возмездие и нанес ему удар копьем, который пришелся ниже кольчуги. Копье вонзилось Олаву в живот. Дело закончил Кальв Арнасон, который ударил короля в шею слева. Любая из этих ран могла быть смертельной. Все три раны принесли смерть Олаву II. «После его гибели, – сетует Снорри, – пали почти все, кто сражался рядом с ним».
Смерть святого Олава в битве при Стикластадире Петера Николая Арбо (1859) (Фотография Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images)
Почти все. Где-то в этом залитом кровью кошмаре, посреди темного полудня на поле лежал Харальд Сигурдссон – раненый, но живой. По мере того как враг оттеснял его людей назад, он неотвратимо приближался к стягу Олава и оказался достаточно близко, чтобы видеть смерть брата. Олав не ошибся: Харальд был еще мальчиком, и даже фермеры, которые совершали набеги раз в год, но годами, были куда более опытными в обращении с мечом, чем он. О том, куда именно его ранили, саги не говорят, упоминая лишь, что он не удержался на ногах. Было ли это ранение в ногу, подобное тому, что получил Олав, и это позволило врагу приблизиться? Или удар по голове, от которого не уберег и шлем? Известно лишь то, что смертельного удара Харальду так и не нанесли. Кто бы он ни был, но он наверняка подумал, что сразил Харальда, его отвлекли или он тут же пал от рук врагов.
У Харальда не осталось сил, чтобы спасаться. Ему оставалось лишь в изнеможении лежать, получая свой третий урок – о том, как умирает викинг, в то время как крестьянская армия захватила стяг со змеем, а черная дыра в небе смотрела вниз подобно глазу Бога – или это был одноглазый Один? И только норны могли предсказать, что должно произойти с Норвегией и какая судьба ждет Харальда.
III
Изгнание
У трёндеров в битве было больше отрядов;
Поистине ожесточенная была наша битва.
Я отступил, был юн, а мой король в той битве пал.[11 - Трёндеры – антропологический тип европеоидной расы, характерный для Исландии. (Прим. перев.)]
Харальд Сигурдссон
Король Олав умер сразу после полудня, над Стикластадиром тут же начало появляться солнце, словно снятое проклятие. Как только поле битвы осветили яркие лучи, Даг Рингссон с давно покинувшими родину норвежцами бросился в атаку: они погнали с поля фермеров, разя направо и налево, и разрубили их стяг. Для свидетелей этой атаки она стала настолько дикой, что впоследствии ее вспоминали как Дагшрид, или Натиск Дага.
Однако помощь пришла слишком поздно. У Олава было критически мало воинов: одной третью от всего числа битву не выиграть. Кальв, Торир Собака и Харек выдержали вторую атаку и нанесли ответный удар. «Числом они превосходили Дага, – говорится в “Круге земном”, – и он отступил со всеми оставшимися в живых».
При виде почерневшего в полдень неба крестьяне преисполнились страхом Божьим, но как только прояснилось, они и не подумали проявить милосердие к врагам, которых воспринимали только как преступников. Местные требовали преследования беглецов, хотели предать их смерти, пока те не поселились в их краях и не задумали отомстить. Торир согласился взять в погоню около семисот человек. К вечеру длинного летнего полярного дня они шли за Дагом до местечка Сул – деревни, находящейся в семнадцати милях севернее долины Вердал, где отступавшие скрылись в горах. «Выжившие из войска короля спрятались в лесах, – записал Снорри, – а некоторым из них помогли местные жители».