Бесплодная земля / Waste Land

1

Фантазии Гиацинтовой девушки

(В темноте слышно, как старая пластинка играет меланхоличную мелодию в стиле «регтайм». Свет падает на темную, фрагментарную декорацию, коллаж комнат, огороженных стеной садов и мощеных улиц. ЭЛИОТ сидит за столом, смотрит вдаль. ВИВЬЕН – на краю сцены, словно в маленькой лодке, рука опущена в воду. Другие люди и манекены находятся вокруг, словно на пикнике у реки, стоят, сидят за столами. Слышен женский смех).

ВИВЬЕН. В моем начале… Как там дальше?

ЭЛИОТ. В саду высокая кирпичная стена.

ВИВЬЕН. Плывя вниз по реке.

ЭЛИОТ. По другую сторону стены смеются девушки.

ВИВЬЕН. Проплывая под ивами, как Офелия.

ЭЛИОТ. В стене дверца.

ВИВЬЕН. Я ставлю пластинку на граммофон.

ЭЛИОТ. В дверце ключ.

ВИВЬЕН. Регтайм.

ЭЛИОТ. Поворачиваю ключ в замке, отпираю дверь.

ВИВЬЕН. Сцены из жизни богемы.

ЭЛИОТ. Миную покинутую игровую площадку, вхожу в дом.

ВИВЬЕН. Изобретения Гиацинтовой девушки.

ЭЛИОТ. Коридоры и двери многих комнат.

ВИВЬЕН. Вдруг музыка скользнула по волнам.

ЭЛИОТ. Бойся смерти от воды.

ВИВЬЕН. Фрагменты каталога монстров.

ЭЛИОТ. В моей смерти. В моей смерти…

(Смотрит на нее. Музыка).

2

Вдруг музыка скользнула по волнам

(ЭЛИОТ встает, ВИВЬЕН выходит из лодки, и теперь они стоят на небольшом расстоянии друг от дружки, это их первое свидание, ни один не знает, что сказать. Музыка продолжает звучать).

ВИВЬЕН. Вы такой тихий, для американца. Меня зачаровывают американцы. По мне они бывают двух разновидностей. Уверенные в себе и развязные, они очень шумят и ожидают все остальные просто уберутся с их пути. Они так похожи на избалованных детей, да еще небольшого ума. И еще бывают застенчивые. Как вы. Собственно, вы – единственный встреченный мною застенчивый американец. Я не застенчивая. Все время говорю. Ничего не могу с этим поделать. У меня невероятно много энергии. Я обожаю танцевать. А вы не кажетесь мне человеком, который любит танцевать. Вы бы предпочли сидеть, читать книжку и наблюдать за людьми. Я нахожу это очень привлекательным, только не знаю, что с этим делать. (Новая мелодия, более энергичная). О, это лучше. Больше всего люблю танцевальную музыку. Очень жаль, что вы не… (ЭЛИОТ внезапно наклоняется к ней, резко дергает на себя, одна рука ложится ей на поясницу). Ох! Как это понимать? Что вы?.. (ЭЛИОТ приживает ее к себе, смотрит в глаза). О-о-о… (Они начинают танцевать, красиво и уверенно. Выясняется, совершенно неожиданно для ВИВЬЕН, что ЭЛИОТ – умелый танцор). Мистер Элиот. Вы умеете танцевать. Напрашивается вопрос, что еще вы умете делать? Какие чудеса ждут своего открытия? (ЭЛИОТ резко наклоняет ее). О-о-о-о-о-о… (Поднимает, и они продолжают танцевать).

3

Восхитительный сочный персик

(ЭЗРА ПАУНД спешит к ним, берет ЭЛИОТА под руку, отводит на авансцену, подальше от ВИВЬЕН, затягивая в разговор, музыка стихает).

ПАУНД (входя в свою любимую роль общительного деревенского парня, обожающего все объяснять). Как я только что говорил Джимми Джойсу, безумному ирландскому тенору, искусство – это место, куда наука и мистика приходят, чтобы прелюбодействовать. Разумеется, ты можешь сказать, что мистицизм по определению иррациональное шарлатанство, несовместимое с научным подходом, и практически по всем вторникам я с тобой соглашусь. Но мистическое воззрение – это чрево, из которого исторгается краснолицее, вопящее, окровавленное дите – воображение, мать искусства и науки, зачастую проявляющее себя в самый неподходящий момент. Это приводит в ужас консервативный разум интеллектуальных овец. Мы всеми силами держимся на наши с трудом обретенные полуправды, как Труляля – за свою болтовню, и затыкаем уши. Мы чему-то научились, и никогда в жизни не позволим этому повториться, потому что мы определяем себя всегда правыми, Бог, в силу договора, связан обязательствами, и с этого момента всегда должен быть на нашей стороне. Но когда мы звоним Богу по телефону, кто на другом конце провода?

ЭЛИОТ. Тот, кто отвечает: «Неправильно набранный номер?»

ПАУНД. Заплесневелый слабоумный призрак отмершей иллюзии что-то скрипит несвязно, как с поцарапанной граммофонной пластинки. Бог теперь воспринимается только в заметках на полях и перекрестных ссылках. Ты можешь найти его лишь прячущемся в сносках или в недостаточно стертых «картинах под картинами». Бог – это палимпсест. Мы может мельком увидеть его в дырках швейцарского сыра. Ты в эти дни какой-то бледный. Эта девушка выпивает всю твою кровь? (Оборачивается к ВИВЬЕН, которая идет следом за ними, чувствуя себя брошенной). Не утомляй его слишком сильно, сладенькая. Этот человек станет знаменитостью в Лондоне, как только мы сможем убедить этих тупых сучьих детей, что его стихотворения нужно публиковать. Нам необходимо вытащить его из этого чертова банка и найти ему место секретаря какого-нибудь богатого идиота.

ЭЛИОТ. Эзра, я действительно благодарен тебе за все, что ты для меня сделал, но вполне возможно, что я уеду из Лондона и вернусь в Гарвард.

ПАУНД. В Гарвард? Во имя Господа, ради чего? Да за каким чертом человек, которому так повезло, что он сумел вырваться из Гарварда, собирается туда вернуться?

ВИВЬЕН. Тому предложили там преподавать. Его проглотит Америка, и я больше никогда не увижу его.

ЭЛИОТ. Я еще не принял решение.

ПАУНД. По твоим словам ты только что встретил удивительную девушку и намерен бросить ее, чтобы вернуться в Гарвард?

ВИВИЕН. Для него я всего лишь увлечение.

ЭЛИОТ. Ты – не увлечение. Я не привык к увлечениям, и в любом отношении, наши отношения – не легкая интрижка. Должность преподавателя в Гарварде – большой шаг к решению моих финансовых проблем.

ВИВЬЕН. Семья Тома заблокировала получение им наследства, в надежде, что он вернется домой и займется заслуживающим уважения делом.

ПАУНД. Вот как они добираются до тебя. Завлекают деньгами и иллюзией безопасности, потом пожирают твою душу и превращают в проклятого богом зомби. Америка – абсолютная смерть для серьезного творческого человека. Лондон – не рай, но гораздо ближе к нему, чем Сент-Луис, а Гарвард расположен во внутреннем круге ада. Не занимайся заслуживающим уважения делом. Оставайся поэтом. Обнимай Гвендолин…

ВИВЬЕН. Вивьен.

ПАУНД. Женись на Вивьен, совокупляйся с ней. Ты сам удивишься, обнаружив, от какого количества мусора очищает организм регулярный секс. Только без обид, милая.

ВИВЬЕН. Никаких обид. Целиком и полностью с вами согласна.

ЭЛИОТ. Я питаю к Вивьен самые нежные чувства, о чем она хорошо знает, но, честно говоря, нет у меня уверенности, что со мной она будет счастлива.

ПАУНД. Конечно, не будет. Никто никого не может сделать счастливым. И кого это останавливало? Если все складывается, у тебя компания и совокупления. Если нет, ты пишешь книгу стихов. Ты в плюсе при любом раскладе. Делай, что хочешь, только не позволяй завлечь себя на эту филистимлянскую свиную ферму, в которую превратил Соединенные Штаты Уильям Говард Тафт, и не оседай в этой выложенной золотыми пластинами скотобойне, именуемой Гарвардом.

ЭЛИОТ. Спасибо за участие, но я не хочу это обсуждать.

(Идет к авансцене, садится за стол, пишет).

ВИВЬЕН. Видите? С ним так всегда. Если ты подбираешься слишком близко, он захлопывается, словно устрица.

ПАУНД. Не отпускайте его, Гвендолин.