Пандемониум

Любовь, что роза красная,
В июне расцвела.
Любовь моя, как песенка,
Что столь нежна была[1 - My love is like a red red roseThat’s newly sprung in June:My love is like the melodieThat’s sweetly play’d in tune. –Здесь и далее стихотворение Роберта Бернса «Любовь, как роза красная/My love is like a red, red rose». Театр может предложить свой перевод.].

(Он входит через сетчатую дверь на крыльцо дома Фрика в Питтсбурге, веселый, невысокий мужчина с аккуратной седой бородой и чувством юмора, напоминая одновременно и Сократа, и мужчину с игровой доски «Монополии». Продолжает петь, подходя к скамье, чтобы сесть рядом с ФРИКОМ).

Лишь с красотой твоей одной
Моя любовь сравнится,
И буду я любить тебя
Пока не высохнут моря[2 - So fair art thou, my bonnie lass,So deep in love am I:And I will love thee still, my dear,Till a’ the seas gang dry.].

(КАРНЕГИ и ФРИК наблюдают закат).

Хороший у тебя дом, Генри. Самый комфортабельный в Питтсбурге. (Вороны каркают). Только слишком много ворон.

ФРИК. Прошлым вечером, прогуливаясь по склону холма к кладбищу, я услышал громкий шум, поднял голову и увидел огромную стаю гулей, летящих на юг. Сегодня вороны. Все сейчас летят на юг, Эндрю.

КАРНЕГИ. Тебе нужно купить оркестрион.

ФРИК. Оркестр? Да что, черт возьми, я буду делать с оркестром?

КАРНЕГИ. Не оркестр. Оркестрион. Один из тех больших музыкальных инструментов, которые используют на каруселях. Ты поставишь его на крыльце. И каждый день у тебя будет карнавал.

ФРИК. Адди говорит, что я должен отдавать больше денег на благотворительность.

КАРНЕГИ. На библиотеки, где каждый может научиться, как помочь самому себе. Но ни единого цента индивидуумам. Человек, который живет на пожертвования заразен для окружающих. С тем же успехом можно поджигать деньги, чтобы раскуривать от них сигары.

ФРИК. Я хочу покупать больше картин. Искусство говорит со мной. Хотя по большей части я не понимаю, что именно оно говорит. В этом оно схоже с воронами. Мельницы, Голландские интерьеры. Полы в клетку и двери, открывающиеся в потайные дворики. Темнота и свет. Я бы отдал все, что угодно, за умение рисовать, как Рембрандт.

КАРНЕГИ. Я бы отдал все, что угодно, чтобы увидеть Лилиан Рассел обнаженной.

ФРИК. Вермеер продолжал рисовать тот же угол той же комнаты, тот же стол, тот же стул, ту же девушку, снова и снова, с минимальными изменениями положения и акцентирования. Гипнотизирует абсолютно. Реальность неисчерпаема, для настоящего художника. И такая загадочная.

КАРНЕГИ. Я тоже нахожу живопись загадочной. Особенно Рубенса, у которого, похоже, была нездоровая одержимость огромными, потными, большеногими женщинами с гигантскими ягодицами. Этого я совершенно не понимаю. Иеронима Босха я понимаю. На одной картине Босха изображен демон, присевший на корточки и срущий монетами. И клянусь Богом, лицо этого срущего монетами демона, один в один лицо Джея-Пи Моргана, большой отвратительный нос и все такое. Если бы я не знал, что такого быть не может, то подумал бы, что старина Джей-Пи проглотил ролик четвертаков, разделся догола, присел и принялся ими срать.

ФРИК. Живопись – это машина времени. В ней одновременно прошлое, настоящее и будущее. На некоторых картина Вермеера вроде бы обыкновенный образ изображен настолько совершенно, что создает иллюзию вечности.

КАРНЕГИ. Если б ты мог упрятать эти образы в бутылки и продавать их, то стал бы богатым.

ФРИК. Я уже богат.

КАРНЕГИ. Не так, как я.

ФРИК. Никто не богат так, как ты.

КАРНЕГИ. Никто не богат. Есть только уровни бедности. Ты знаешь, что отец Рокфеллера был бродячим торговцем лекарственных снадобий? От «змеиного масла» до «Стандарт ойл» за одно поколение. Это какая-то фантастика. (Карканье ворон). Так как у тебя дела, Генри?

ФРИК. Прекрасно. У меня всегда все прекрасно.

КАРНЕГИ. Тебе снятся дурные сны?

ФРИК. Мне ничего не снится. Я мало сплю, а снов не вижу вообще. (Смех Рози, маленькой девочки, доносящийся издалека). Иногда, по ночам, я слышу в доме ее смех.

РОЗИ (голос из темноты). Папа?

КАРНЕГИ. В Шотландии, если кто-то умирал, мы поворачивали зеркала лицом к стене.

ФРИК. Почему?

КАРНЕГИ. Если б я знал. Плотин видел реальность, как множество фрагментарных отражений того, что нам не дано увидеть напрямую, темный образ в лабиринте зеркал.

ФРИК. Ты в это веришь?

КАРНЕГИ. Нет, все это куча лошадиного навоза. Послушай, Генри, я много об этом думал. Почему нам просто не позволить этим забастовщикам получить то, что они хотят?

ФРИК. В этом весь ты, Энди. Вечно ты шутишь.

КАРНЕГИ. Нет, я серьезно. Их требования можно понять. Мой дед был рабочим, боролся за права рабочих. В стремлении сколотить состояние я от этого отошел. Но с годами начал сожалеть о том, что иной раз делал. Я не сожалею о том, что у меня есть деньги, только о некоторых способах, которыми их зарабатывал. Эти люди просто хотят накормить свои семьи, как и мы. И чем больше я об этом думаю, чем больше склоняюсь к тому, что у них ей право объединяться и…

ФРИК. Эндрю, ты выпил?

КАРНЕГИ. Не пью после медового месяца. Я уважаю тебя, Генри. Впервые увидев тебя, я сказал себе, у этого человека глаза змеи и сердце горгульи, и мы заработаем вместе много денег.

ФРИК. Тогда какого черта ты хочешь, чтобы я им уступил? Я могу привезти сюда штрейкбрехеров и за две недели научить их работе на сталелитейном предприятии.

КАРНЕГИ. Я уверен, что можешь, но звать чужаков, чтобы отнимать работу у своих, это крайнее средство. Когда моя семья сошла с корабля, я работал в подвале, вымачивал бобины в масле, от этой работы меня рвало за едой. Людьми, которые чего-то добиваются, движет страх. Я боялся блевануть. Но мама всегда говорила: «Не волнуйся об этом, сынок. Это всего лишь жизнь, а она всегда заканчивается смертью. Клади все яйца в одну корзину, а потом приглядывай за ней». Вот я и заложил ее дом, чтобы купить железнодорожные вагоны, а прибыль вложил в нефтяные скважины, и нефть брызнула, как сперма Люцифера. Разумеется, конец Гражданской войны отрицательно сказался на бизнесе, я убедил партнеров, что мы идем ко дну, выкупил их акции и нажил состояние. Но в сердце мне было не по себе.

ФРИК. Это была твоя первая ошибка. Нет, твоей первой ошибкой стали уроки игры на волынке.

КАРНЕГИ. Я хотел поступить в Оксфорд, но не смог перестать зарабатывать деньги. Это напоминало любовь к прекрасной, но безумной женщине. Я знал, что должен остановиться, но ничего не мог с собой поделать. На самом деле, это болезнь. В своей жизни я кое-чему научился, Генри. Все имеет последствия. Все возвращается, чтобы преследовать тебя, рано или поздно. Никогда не сдирай болячку. Можно занести инфекцию.

РОЗИ. Папа?

КАРНЕГИ. Никогда не нападай на человека, загнанного в угол, потому что такой человек в отчаянии, терять ему нечего, а человек, которому нечего терять, самый опасный зверь на земле. Нанимать иммигрантов – создавать себе новые проблемы. Договаривайся с теми, кто у тебя есть. Вечно привозить новых и новых рабочих не удастся.

ФРИК. Почему нет? Если Бог хочет создавать все больше и больше бедных, невежественных людей, мы вполне может предложить им работу. Если бы там, откуда они приехали, не было бы еще хуже, они остались бы дома.

КАРНЕГИ. Но ты не сможешь убедить в чем-либо людей, которые не говорят на английском.

ФРИК. В этом вся прелесть.

КАРНЕГИ. Но когда эти люди выходят из себя, они берутся за оружие. И ничего другого ждать от них не приходится.

ФРИК. Если они возьмутся за оружие, мы ответим тем же.

КАРНЕГИ. Тогда погибнут люди. Ты хочешь, чтобы их смерти остались на твоей совести?

ФРИК. Если они погибнут, вина будет лежать только на них. Я занимаюсь бизнесом. Если они не хотят работать, мы избавляемся от них и нанимаем новых.