Эльфиния. Заговорённые холмы

Ли-дви-ра сиганула с крыши, оставив нас со Светкой на растерзание усилившемуся морозу.

Холод вернулся резко, едва эльфийка спрыгнула вниз, вцепился в кожу, потянулся к костям.

– Тебя Валентин в сахарном сиропе сварит! – бессильно выкрикнул я. Голос потерялся в завывании вьюги. В свитер набилось снега, и он стал твёрдым и скрипучим.

Так, надо что-то делать, иначе мы с Язвой помрём здесь, и наши окоченевшие трупики по весне смоет капелью.

– Очнись, шевелись! Попрыгай! – затормошил я притихшую, скрутившуюся в клубок Светку. – Я что-нибудь придумаю!

– Что т-ты п-прид-думаешь? Т-ты с-с ними з-з-заод-дно! Это т-ты нас з-завёл с-сюда! Т-ты!

Нет, это уже хамство. Я завёл? Кого винить, так это Славика с Денисовичем, но никак не меня.

– Тихо! Вниз мы не спустимся, – размышлял я вслух. – Здесь крыша неровная, навернёмся и всё. До людей не докричишься. Махать руками бесполезно.

Ещё бы. Под снегом гололёд, все ходят, только под ноги смотрят, как бы не расшибить коленки. Какой дурак голову задирать станет?

Люк на чердак не просматривается. Есть ещё трёхугольный фронтон театра. Будь я белкой, мог бы взобраться наверх и дотянуться до ленты Пути. А там попробовать задержать какую завалящую лодочку. Но видать «ручеёк» у нас попался не судоходный или зачарованный. За всё время только корыто Владыки проплыло.

Я попрыгал, потёр руки, уши. Холодно! Даже не так. ХОЛОДНО!

– Вот они!

Голос Эльки прозвучал как отклик на мои мольбы.

На крышу спускалась белая, украшенная чёрными рунами по окоёму борта, длинная лодка. У штурвал стоял Август Денисович собственной персоной. А через борт с высоты четырёх метров отважно спрыгнул Валентин, на лету сорвал с плеч мохнатую шубу, укутал Светку, пошептал, покрутил вокруг замороженной Крыловой тростью.

Язве полегчало. Вон даже реветь перестала, озирается с любопытством. О нет, высшие силы, не позвольте Язве познакомиться с миром городских и лесных! Она же всех изведёт вопросами!