Оценить:
 Рейтинг: 0

Шагги Бейн

Год написания книги
2020
Теги
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 19 >>
На страницу:
7 из 19
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Этот старый глазговский бродяга принадлежал к вымирающему племени исконно безобидных душ, которые с распространением в городе наркотиков деградировали в нечто более молодое и гораздо более отвратительное. Шаг посмотрел в зеркало и прислушался к пьяному монологу, речи такой тихой и несвязной, что он выхватывал из нее лишь отдельные слова: «Тэтчер», «профсоюз» и «ублюдки». Без всякого сочувствия смотрел Шаг, как старик попеременно то смеется, то плачет.

Таверна «Лауден» стояла темная, без окон, с дверью, надежно встроенной в кирпичный фасад невысокого здания. Она была камненепробиваемая, бутылкостойкая и взрывопрочная. Фасад, выкрашенный в красно-бело-голубые цвета «Глазго Рейнджерс», выглядел вызывающе дерзким в тени Паркхеда – родины «Глазго Селтик»[19 - Паркхед – один из районов Глазго, известен тем, что здесь располагается база и стадион футбольного клуба «Селтик».], спортивной Мекки всех католиков.

Шаг сказал старику, что с него фунт и семьдесят пенсов, потом смотрел, как тот роется в карманах. Так себя вели все глазговские пьянчужки. Свое пятничное жалованье они оставляли в каждом баре, мимо которого проходили, пока у них в карманах не оставались звенеть только пяти- и десятипенсовики сдачи. Общий вес этих тяжелых монеток придавал их походкам благородную шаткость и сутулость. Они доживали неделю на эти монетки, рассчитывая на удачу, которая улыбалась им редко. Даже спать они ложились в своих брюках и безразмерных пальто, боясь, что жена или дети первыми обчистят их карманы и купят на эту денежную шрапнель хлеб и молоко.

Старик целую вечность шарил у себя по карманам. Шаг слушал тихий голос в приемнике и пытался оставаться спокойным. Когда бродяга расплатился и исчез в темной пасти паба, Шаг уже мчался назад по Дьюк-стрит, чтобы не пропустить закрытия танцплощадки. У «Ска?лы» какая-то старушенция выставила руку и принялась махать ею, как пичуга крылом. Шагу пришлось остановиться, чтобы не переехать ее.

Она села на заднее сиденье, и он облегченно вздохнул, когда увидел, что женщина расположилась ровно по центру.

– Парейд, пожалуйста.

Она шмыгнула носом, поморщилась, презрительно посмотрела на Шага. Запах там, вероятно, стоял такой, будто кто-то нассал в кастрюлю с засохшей овсяной кашей.

Такси начало подниматься на холмы Деннистауна, застроенные многоквартирными домами. Шаг посмотрел в зеркало и увидел, что женщина смотрит на него. Глазговские домохозяйки всегда садились в такси ровно посредине и никогда сбоку, чтобы смотреть в окно, или на одно из откидных сидений, как это делали одинокие старики, которым не хватало общения. Она сидела, как и все они: с прямой спиной, положив сцепленные руки на колени, завернувшись в свое пальто, волосы у нее были расчесаны и уложены даже на затылке, а лицо застыло, словно на него надели маску.

– Совершенно ужасный был вечер, лило как из ведра, – сказала она наконец.

– Да, по радио говорили, что всю неделю будет моросить.

Что-то в этой женщине напоминало ему его мать, давно уже умершую. За огрубевшими руками и миниатюрной фигурой скрывались сила и воля, которыми природа явно ее не обделила. Он вспомнил те ночи, когда отец поднимал руку на мать. Чем больше она терпела, тем чаще он обрушивал на нее удары, от которых ее кожа краснела, потом синела, потом чернела. Шаг вспомнил о матери, сидевшей перед зеркалом – как она начесывала волосы на лицо, размазывала косметику вокруг глаз, чтобы скрыть синяки.

– Я только хотела сказать, что обычно не пользуюсь такси.

Она отыскала его глаза в зеркале.

– Неужели? – сказал Шаг, радуясь тому, что она оборвала поток его воспоминаний.

– Да, но я, видите ли, выиграла чуток сегодня. Самую капельку, но все равно приятно. – Она нервно терла ноготь большого пальца – Понимаете, очень кстати эти деньги теперь, когда мой Джордж остался без работы. – Она вздохнула. – Двадцать. Пять. Лет. Вышвырнули с металлургического завода в Далмарноке, дали только трехнедельное жалованье. Трехнедельное! Я сама туда поехала, постучала в большую красную дверь начальника и рассказала ему, что можно сделать на трехнедельное жалованье. – Она открыла защелку своей маленькой жесткой сумки, заглянула внутрь. – И знаете, что мне ответил этот сукин сын? «Миссис Броди, вашему мужу еще повезло, что он получил трехнедельное. У меня есть молодые парни, у которых вся жизнь впереди, а они получают только то, что им причитается до конца смены». От этих его слов у меня кровь просто закипела, и я ему сказала: «У меня дома два взрослых мальчика, я их должна кормить, а они тоже не могут найти работу, и как же мне, по-вашему, жить дальше?» Он посмотрел на меня и сказал, даже глазом не моргнув: «Пусть попытают счастья в Южной Африке!»

Она защелкнула сумочку.

– Да они в Южном Ланаркшире-то не бывали, какая уж тут Южная Африка! – Она продолжала тереть большой палец. – Это несправедливо. Правительство должно что-то сделать. Закрывают металлургические заводы и верфи. На очереди шахтеры. Вы только посмотрите! Южная Африка! Никогда! Отправляться в Южную Африку, чтобы строить там дешевые суда, которые потом доставят к нам, чтобы еще больше наших мальчиков оставить без работы? Скопище свиней.

– Алмазы, – сказал Шаг. – В Южную Африку едут добывать алмазы.

Женщина посмотрела на него так, будто он ей в чем-то перечил.

– Мне все равно, что они там добывают, они могут хоть лакрицу выковыривать из негритянской жопы, мне на это дело наплевать. Но они должны работать здесь, дома, в Глазго, и есть то, что им приготовила мать.

Шаг нажал педаль газа. Город менялся, он видел это по лицам людей. Глазго терял свое предназначение, и Шаг ясно видел это через стекло. Он чувствовал это по своим пассажирам. Он слышал, как они говорят, что Тэтчер больше не нужны честные работяги, ее будущее – это технологии, атомная энергетика и частная медицина. Промышленные времена закончились, и остовы верфей Клайда и сталелитейного завода в Спрингберне лежат в городе, как разложившиеся динозавры. Все микрорайоны, населенные молодыми людьми, которые собирались пойти по стопам отцов, теперь не имели будущего. Мужчины теряли свои мужские качества.

Шаг наблюдал, как рабочий люд вымывается из их бедняцких кварталов. Чиновники средней руки и архитекторы сочли гениальным решение окольцевать город новыми застройками и дешевыми домами. Будто все городские болячки исчезнут, если дать людям по клочку травы и вид на небо.

Женщина замерла на заднем сиденье. Кожа вокруг ее больших пальцев сходила на нет, а в уголках ее рта затаилась тревога. И только когда она поправила у себя волосы на затылке, Шаг понял, что она все еще жива. Он остановил машину у входа в ее подъезд, и она сунула ему в руку фунт чаевых.

– Эй, что это вы? – Он попытался вернуть ей деньги. – Мне этого не надо.

– Для душевного спокойствия, – шикнула она на него. – Кроха от моего выигрыша. Я раздаю удачу. Удача – вот единственное, что в силах помочь нам выкарабкаться.

Шаг неохотно взял деньги. В жопу английских туристов с их ублюдочными «кодаками». Шаг видел такое и прежде: те, кому нечего давать, дают больше других.

К тому времени, когда Шаг вернулся в центр, последний сеанс уже закончился и город на несколько часов погружался в холодный сон. Из некоторых ночных клубов доносилась музыка, но ждать около них пассажиров было самоубийством, потому что первые пьяницы появятся из дверей далеко за полночь. Шаг вздохнул, подумал, не подождать ли ему. Может, подхватит какую пташку, которую оставили сторожить «Бейбичам»[20 - Легкий алкогольный напиток, напоминающий сидр.], пока ее подружки танцевали с парнями. Самые уродливые пташки обычно выходили первыми. Он уже отвозил их домой прежде, даже ждал их с выключенным счетчиком, пока они покупали себе в утешение пакетик с чипсами и шоколадный бисквит у пакистанца на углу. Если с ними поговорить по-доброму, они в ответ становились совершенными очаровашками.

Он ослабил галстук, расположился поудобнее, приготовившись к долгому ожиданию, когда по радио раздался мягкий голос: «Машина тридцать один. Машина тридцать один. Отвечайте». Сердце у него упало. Это была Агнес. Никто другой не мог его искать.

Он взял черную трубку и нажал кнопку сбоку.

– Тридцать первый слушает.

Наступило долгое молчание, он замер в ожидании новостей.

– Вас вызывают в больницу Стобхилл, фамилия клиента Истон, – сказала Джоани Миклвайт.

– У меня пассажир, везу в аэропорт. Поближе у вас нет машины? – спросил он.

– Извини, солнышко! Вызывают именно тебя. – Он чуть ли не слышал ее улыбку. – Клиент говорит, можно не торопиться, спешки нет.

Он не думал, что будет вот так. Ну да, случалось с Агнес. Или даже с первой его – просила денег на четырех детишек. Но чтобы вот так – он себе и представить такого не мог. Их отношения еще не зашли так далеко.

Добраться до старой больницы в такое время можно было за считаные минуты. Королевская лечебница – это место, где лечили после футбольных драк и домашних потасовок в день выплаты жалованья. Стобхилл – это место, где рождался Глазго и где он умирал. Теперь в освещенном фойе там стояла похожая на мышонка девица в голубом переднике уборщицы. Она проводила ногтями по своим вялым бедрам, месила их, чтобы придать им прямую, ровную форму. Вся ее косметика потекла от холода и слез, и он видел кольцо окурков у ее ног, словно она ждала его на холоде весь свой перерыв. Шаг улыбнулся. Ей было всего двадцать четыре, а она уже стала его дверным половичком.

– Я уж думала, что ты не приедешь, – сказала она, устраиваясь на заднем сиденье.

– Ты меня зачем звала?

– Соскучилась – только и всего, – сказала она. – Я тебя сколько недель не видала. – Она раздвинула свои толстые ноги и кокетливо их сжала. – Ты ведь меня не бросил, правда? – Она ухмыльнулась.

Шаг повернулся на сиденье.

– Ты какого хера о себе думаешь, Энн Мари? Я пытаюсь себе на жизнь заработать, а ты меня зовешь через весь город, словно я пес, который нассал тебе на коврик. – Он ударил основанием кулака по стеклянной перегородке. – Мы должны быть осторожны. Типа, чтобы все шито-крыто. Ты хоть понимаешь, что будет, если Агнес узнает? Я тебе скажу, что будет. Она возьмет тебя за шкирку и для начала протащит по всему городу. Когда ей надоест волочить твое тело, она начнет трепать твое доброе имя. Будет каждый вечер звонить твоим родителям, как только они улягутся спать. Она их станет будить и рассказывать им, что их хорошенькая католическая дочурка завела шашни с женатым мужчиной. – Он помолчал, наблюдая, какой эффект произвели его слова. – Ты и в самом деле этого хочешь?

По ее щекам текли слезы, капали на фартук.

– Но я тебя люблю.

Шаг резко развернулся и припарковался в дальнем углу пустой стоянки. Посмотрел на часы, потом снова встретил ее взгляд в зеркале.

– Тогда снимай трусы на хуй. У меня только пять минут.

Возвращаясь в город, Шаг почувствовал, что проголодался. Он был уверен: Энн Мари теперь некоторое время не будет его домогаться. Она была хорошей девочкой, с большими сиськами, сладострастная вдобавок, но она обременяла его. Проблема с молодыми состояла в том, что они не видели причин, почему бы им не ждать для себя лучшего. С ней определенно нужно расстаться.

Он думал о голосе по радио, когда тот снова заговорил с ним.

– Машина тридцать один, машина тридцать один, отвечайте.

Он взял трубку и затаил дыхание, удача перестала ему улыбаться.

– Джоани?
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 19 >>
На страницу:
7 из 19

Другие аудиокниги автора Дуглас Стюарт