Запомни меня навсегда

– Ясное дело, если бы я могла выбирать, то предпочла бы труп.

Кроме шуток! Вчера меня вызвали на происшествие в ресторане «Тадж Махал» – какой-то умник откусил своему приятелю ухо. Так пока я снимала показания, этот парень согнулся пополам и заблевал мне все ботинки! Саму едва не вырвало! У вас такое случалось? Когда другого тошнит, меня тоже выворачивает.

Морроу, мой инспектор-психолог, сидит за кухонным столом. Перед ней чашка чая, но она к ней и не притронулась. Она вжимает голову в плечи и держится руками за живот, чтобы изобразить свои незабываемые впечатления.

Они сидят уже не меньше часа и болтают без умолку. А от меня осталась лишь бледная тень. Я их почти не слышу.

Домой я вернулась уже в темноте, в девятом часу. Джейн ждала у порога, вышагивая перед дверью взад-вперед, чтобы согреться. Морроу приехала следом за мной. Хотя она и не официальный соцработник, зато в отличие от меня располагает необходимыми ресурсами – инспектор все-таки! Это может пригодиться.

Она ни на минуту не замолкает. Так было и в ту роковую ночь, когда она постучала в мою дверь. Тогда ей было всего двадцать пять. Даже представить не берусь, каково ей приходится. Морроу несла полнейшую чушь вроде того, что она в тот день ела, что говорила или думала ее мать. Поначалу мне хотелось закричать, настолько глупой казалась мне эта болтовня. За последний год она купила собственную квартиру, похудела на пять фунтов и коротко постриглась. Теперь я понимаю, что она делает. Это стратегия борьбы со стрессом. Так она снижает накал эмоций.

В прошлом месяце ее шеф, инспектор полиции Периваль, читал в нашей школе лекцию по интернет-безопасности, и я сказала ему, что восхищаюсь Морроу, тем, как она сохраняет спокойствие при любых обстоятельствах. Он презрительно фыркнул и заявил, что молодые офицеры сострадают потерпевшим гораздо глубже, чем более опытные сотрудники. Он так и выразился: сострадают.

Морроу пришла, хотя сегодня у нее выходной.

– Ты смеешься?! – восклицает она. – Я чуть не рехнулась со скуки! Заняться нечем, по телику только «Антикварные гастроли»[2 - «Антикварные гастроли» – популярная телепрограмма на Би-би-си. Антиквары-профессионалы разъезжают по стране и оценивают старинные предметы.]. Выбор был невелик: либо приехать к тебе, либо позвонить маме.

– Ухо-то удалось спасти? – Джейн кладет руку мне на колено.

На ней платье в стиле пятидесятых и чулки в сетку. Похоже, собиралась приятно провести вечер. Джейн похлопывает меня по коленке, чтобы показать: она про меня не забыла.

– Официант сунул его в пакет с замороженным горошком. Кто мог подумать, что в индийском ресторане есть зеленый горошек! Кстати, индусы кладут его в матар панир[3 - Матар панир – зеленый горошек и сыр в томатном соусе. – Примеч. ред.]. Короче, отправили парня в реанимацию, и дело с концом! – Морроу берет чашку, отпивает и ставит обратно на стол. – Поразительно, сколько крови натекло из одного уха. Правда, не так много, как на прошлое Рождество, когда пострадавшего огрели замороженной индейкой. И все равно гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Причем кровь была самая настоящая, а не красная краска.

Она заговорщицки подмигивает, я опускаю голову. Внезапно на меня накатывает усталость, словно богатый на события день растянулся до неимоверных пределов, и с тех пор, как я позвонила Джейн и сообщила, что возвращаюсь, что непременно буду останавливаться и набирать ее каждые полчаса, прошли не пара часов, а пара дней. Какой-нибудь час, который я просидела, трясясь мелкой дрожью на кухне с Джейн и Морроу, по чьей просьбе полиция проверила студию Зака, показался мне длиною в несколько дней. Наконец они перезвонили и вынесли свой вердикт: на стенах не кровь, а краска. Вероятно, в студию вломились с целью грабежа, хотя вроде бы ничего не пропало…

Я сижу, не поднимая головы. На мне старая мамина юбка. Она грязная, в пятнах травы и следах собачьих лап. Когда я успела испачкаться? У дерева на месте аварии или пока бежала с холма сегодня утром? Снимаю с плеча побег ежевики. Под свитером – рубашка Зака. Та самая, с чернильным пятном. Надо снова попробовать отстирать. На ногах резиновые сапоги. Неужели я вела в них машину?! Как же я переключала скорости и нажимала на тормоз? Морроу меня за это точно не похвалит. Не хочу ее сердить. Только не сейчас.

– Лучше бы ты дождалась, пока я за тобой приеду! – восклицает Джейн.

Я качаю головой.

Она улыбается и трет мою щеку. Наверное, там красная помада с ее губ. Я глубоко вздыхаю и оглядываю кухню. В раковине грязная посуда от вчерашнего завтрака. На столе крошки. С тех пор как умер Зак, я особо не слежу ни за кухней, ни за квартирой вообще. Деревянные панели побурели, возле мусорного бака засохшие брызги и пятно от чайного пакетика, брошенного мимо. Нужно устроить уборку.

– Вы обе думаете, что я сошла с ума.

– Нет, – отвечает Морроу и внимательно на меня смотрит.

– Я уверена, что Зак жив! – Стараюсь говорить спокойно. У моих ног Говард лениво жует сапог. На столе ноутбук. – Откуда его ноуту взяться в Галлзе? И некоторые вещи пропали. Нет его резиновых сапог. Я нашла их в Сэнд-Мартине! Они стояли на полке с обувью.

– В Сэнд-Мартине? – переспрашивает Морроу.

– Понятия не имею, как они туда попали. В прошлый раз, когда мы ездили в Корнуолл, сапоги были в Галлзе. Так что это неспроста. Есть и другие признаки. Кое-что пропало: одежда, сумка, фонарик, деньги, отложенные на всякий случай, и вроде бы картина.

– А ты хорошо обыскала дом? – спрашивает Морроу. Она откидывается на спинку стула, поднимает колени к краю стола. – Ты ведь давно там не была.

– Полиция считает, что студию взломали, – добавляет Джейн. – В Галлзе никто не появлялся целый год…

– У дерева лежали чужие цветы – лилии. Кто-то ведь их там оставил! Плюс серебристый внедорожник, который я видела не раз и не два! – Я трясу головой, пытаясь собраться с мыслями. – Может, это и не имеет отношения к делу.

Я все делаю не так. Надо вести себя осторожнее, иначе они поймут меня превратно.

Чтобы как следует все обдумать, я встаю, вынимаю сапог из зубов Говарда и открываю дверь. В саду темно и ветрено. Пес исчезает в кустах. Я возвращаюсь на свое место, сажусь прямо. На ноге подрагивает мышца.

– Я написала ему письмо, – говорю я. – Когда приехала в Галлз, оно было распечатано. Он его прочел.

– Какое письмо? – спрашивает Джейн.

– Что ты ему написала? – интересуется Морроу.

– Понимаете, в последнее время у нас было не все гладко. Я никак не могла забеременеть, а Зак… Зак вел себя несколько… В общем, он стал слишком деспотичным. Я написала то, чего не следовало. Что хочу разъехаться.

От каждого слова в горле встает ком. Я кашляю, пытаюсь рассмеяться и нервно верчу в руках старую чашку. Джейн накрывает мою ладонь своей и пожимает. Лак на ногтях бледно-серый, как у монашки.

– Письмо у тебя с собой? – как ни в чем не бывало спрашивает Морроу.

– Нет. Сожгла. – Я не могу поднять глаз. – Единственное, что меня утешало весь этот год, – Зак не прочел письмо. Но он прочел. Должно быть, добрался до Галлза раньше, чем сказал мне. Он там точно был, понимаете? Доехал до своего бунгало (поэтому его ноут и остался там) и прочел письмо. Он так разозлился, что разгромил свою студию. – Я поворачиваюсь к Джейн: – Представляешь, разнес все в щепки. И да, не кровь – краска по всем стенам. Словно он был в бешенстве. Должно быть, потом он взял себя в руки и солгал мне по телефону. Он оставил мне послание на картине.

– На какой картине?

– Какое послание? Зашифрованное?

– Углем. Он нарисовал, как плывет в новую жизнь без меня. Знал, что я пойму. Потом он запер дом и…

У Джейн такое лицо, будто ее ударили. Глаза широко распахнуты, щеки горят. Я перевожу взгляд на Морроу и вижу, как нелепо изогнулись ее губы. Джейн убирает руку и прикрывает рот, с тревогой глядя на меня. Обе молчат.

– Теперь-то понимаете? – повторяю я.

Морроу сухо кивает:

– Он прочел письмо и распереживался. Потом напился, чтобы залить горе. И отправился в Лондон. Это объясняет его маршрут. Он вовсе не проехал нужный поворот. Он помчался на встречу с тобой, злой и пьяный. Возможно…

Джейн опустила руку.

– Ах, бедный Зак! Он…

– Нет! – кричу я. – Он не убил себя! Это вовсе не самоубийство! В машине его не было! Там был не он!

Джейн отодвигает стул, садится на корточки рядом со мной. Она обнимает меня, и я плачу в голос.

– Тела-то не было! – говорю я.

– Как? – удивляется Джейн. – Милая, тело было.

– Нет! Нет!

Морроу тоже встает, открывает заднюю дверь. Наверное, решила впустить Говарда. Пес обнюхивает мои ноги, кладет голову мне на колени. Борода его мокрая и слипшаяся. Морроу берет чайник, возвращается к столу и наливает чай.

– Проводить экспертизу ДНК не требовалось. Послушай меня, Лиззи! Его мобильник нашли в машине. На камерах видеонаблюдения видно, как он оплачивает бензин. Ты сама сказала, что тем вечером он был за рулем. Экспертиза проводится лишь в том случае, когда есть сомнения. У нас же не было ни малейшего сомнения.