Вне подозрений

– А позже?

– Позже я легла спать. Рано и одна. Муж был сначала на работе, потом отдыхал с коллегами…

Я очень стараюсь помочь, но в голове при этом крутится: «Почему их интересует, где я была? Я же ее просто нашла! Или они думают, что это я ее убила?!» Внутри нарастает страх, не просто страх – паника. Это что, полицейское расследование? Бессмысленные вопросы? Бюрократическая трясина?

А может, так положено? Может, это установка такая – вроде анализа на ВИЧ при беременности, – потому что теперь Периваль переходит к вопросам о моем сталкере. Заведенное на него дело «выплыло на поверхность». Я сообщаю, что преследования – если их, конечно, можно так назвать – начались в конце прошлого лета. Это вдохновляет Периваля настолько, что он (наконец!) что-то записывает.

– Может, просто совпадение, но в субботу я заметила человека, который следил за домом. А сейчас возле ворот в машине сидит какой-то подозрительный тип бандитской наружности. – Стараюсь, чтобы голос звучал небрежно, а то еще решат, что я истеричка.

Оба встают. Констебль Морроу разминает затекшие плечи (надо было предложить ей стул, на нашей скамейке долго с комфортом не усидишь).

– Тип бандитской наружности? – пожимает плечами Периваль. – Это наш сотрудник.

Я вновь выбралась на пробежку; что бы ни произошло со мной в парке, пора возвращаться к привычной жизни, и чем раньше, тем лучше. Ни «Асиксов», ни любимой спортивной одежды; кто знает, когда мне их вернут? Зато вместо них нашлась пара позабытых стареньких «Данлопов» и валявшиеся без дела треники. Сойдет. Вокруг талии повязываю серую толстовку Филиппа. Замерзнуть, может, и не замерзну, а вот неидеальный тыл прикрыть не помешает.

Попасть на Фицхью-Гроув можно через парк – сначала мимо футбольного поля по дорожке на Джон-Арчер-уэй (эта улица выросла из ниоткуда, когда построили новый микрорайон), потом по узкой аллейке, обсаженной исполинскими каштанами. Но тогда придется пересечь полицейское ограждение. Да и каштаны… Огромные, раскидистые, густые – из-за них аллейка превращается в место жутковатое и мрачное. Спасибо, я лучше побегу другой дорогой, вдоль Тринити-роуд; пусть моими спутниками будут гул, шум и шесть рядов машин.

Вот и съезд. Мимо проносятся грузовики, от их грохота дребезжит установленная здесь желтая вывеска. Топчусь возле нее, продолжая бег на месте, делаю вид, что читаю призыв к возможным свидетелям происшествия. Сворачиваю с магистрали на Фицхью-Гроув, добегаю до припаркованных у обочины машин. Многоэтажки, между ними – лоскутки чахлой травы. У второй высотки – полицейская машина с включенной мигалкой. Маячок вспыхивает и гаснет, отбрасывая блики на стену дома. Меня тянет туда против воли, словно глупого зверька в западню. Нет уж! Крутой разворот – и я мчусь домой.

До моих ворот остается совсем чуть-чуть, и тут из тени выдвигается туша. Я едва сдерживаю крик.

– Нет-нет! – Мужчина успокаивающе вытягивает руку. – Простите! Вот черт! Простите… Я вас напугал? Идиот! Простите…

Я шарахаюсь мимо, и он, пропуская, немедленно отходит в сторону. Меня обдает запахом мятных леденцов, чая, незнакомого кондиционера для белья.

– Извините, – выдыхаю я, когда нас уже разделяет калитка.

– Это вы меня извините! После того что вы перенесли, нервы у вас, наверное, разбиты в хлам!

– Вдребезги, – смеюсь я.

Теперь его можно как следует разглядеть. Чуть выше меня ростом, вьющиеся волосы; густые, спутанные брови; большие карие глаза, завораживающие, с чуть опущенными уголками, лукавые… похожи на… чьи же?… Точно, глаза Майкла Пейлина!

– Да, вдребезги. Какой еще «хлам»? – Комичная удивленная гримаса. – Еще раз простите, что я вот так выскочил… – Мне навстречу протягивается рука. – Джек Хейуорд. Я вам звонил.

Киваю, жму руку:

– А, «столкновение двух миров»?

– Да-да! Решил явиться к вам собственной персоной и попробовать уговорить на интервью. Интересная ведь история… Я еще кое-что разузнал. Я – вольнонаемный журналист, фрилансер, свободный художник, гоняющийся за удачным сюжетом. Будьте моим счастливым случаем! – И он умоляюще разводит руками.

– А нормальную работу найти не пробовали? – не очень-то любезно спрашиваю я.

– Пробовал. Вы в курсе, что туда надо являться каждый день? А еще носить галстук и сидеть за столом?

– Да вы что?!

– Представьте себе! Единственное развлечение – офисные сплетни у кулера… Но вот вы, например, давно к кулеру за общением бегали? Кто там сейчас тусуется? Народ вымер… Ни-ко-го! Разве что какой-нибудь сухарь из бухгалтерии водичку попьет… Говорю вам – тусовка приказала долго жить.

– Может, вы не к тем кулерам бегаете? – Мне уже весело, хотя ноги продолжают пятиться к дому.

– Ну прошу вас…

– Я с ног валюсь… Да и сказать мне нечего!

– Пожалуйста! – не отступает он.

Как можно отмахнуться от человека с глазами Майкла Пейлина? Я достаю ключи:

– Может, позже. Пусть все немного уляжется.

В восемь вечера звонит Филипп. К ужину он не вернется, день выдался тяжелым. Даже говорит и то еле-еле – устал, сплошные нервы… С воскресного обеда мы почти не общались. Он повел себя так бессовестно со своими родителями, что я потом с трудом смотрела в его сторону. Весь обед мой муж не отрывался от телефона, то и дело выходил из паба позвонить, а возвращаясь, молча сидел, уставясь в стол, словно болтать с нами было выше его сил. Я люблю Филипповых родителей, вот только его мама, Маргарет, совершенно не умеет за себя постоять, шарахаясь от малейших конфликтов как от чумы. Она просто улыбалась как ни в чем не бывало. А Нейл, работавший директором школы еще в те времена, когда знания ценились выше внешности, пустился в бесконечный экскурс о том, откуда взялось название того или иного паба. Я же отдувалась за двоих и, стараясь хоть как-то сгладить невнимание Филиппа, поддерживала разговор, то и дело вставляя: «Ух ты!» и «Нет, не знала!» От отчаяния хотелось выть. Когда ужин закончился, мы с Маргарет остались за столиком вдвоем, и я извиняющимся тоном произнесла:

– Мне так неловко за Филиппа… Вы уж извините…

Она подняла глаза, и мне показалось – вот сейчас, сейчас она спросит… Как же мне хотелось все выплеснуть, ощутить на руке ее успокаивающее поглаживание – хотелось безумно! Пожаловаться на то, что Филипп отдаляется от меня, уходит, уплывает… и как я этим напугана. Но… Вновь заигравшая на ее губах улыбка, короткий бодрый смешок:

– Филиппа не переделаешь, – и она отвернулась.

…В трубке раздается голос мужа:

– Ко мне приходили из полиции. Пришлось бросить переговоры.

– Полиция?!

– По поводу убитой.

– Но… Ты-то им зачем?

Пауза. В ушах мертвая тишина.

Филипп то ли прикрыл трубку ладонью, то ли положил ее на стол. «Удели мне внимание!!!» – готова заорать я. Но вот он снова на связи, я из последних сил беру себя в руки и сообщаю:

– Ко мне тоже приходили. Уже установили ее личность. Некая Аня Дудек.

– Угу, они сказали.

– А что от тебя хотели?

– Так положено. Потому что ты обнаружила… ее.

Новая пауза – опять отвлекся?

– И что? – продолжаю я, когда Филипп возвращается.

– Ну что… Спрашивали, Габи! Ясно? Спрашивали, где был я, где была ты!

– Не сердись, пожалуйста. Мне жаль, что тебе помешали работать, но, прошу, расскажи поподробнее. Пожалуйста!