Вне подозрений

– Потом второй…

– И третий, – вставляет Марго.

Мы хохочем.

Интересно, то, что я не рассказала им о своей роли в этой истории, – большой грех? Чем дольше они об этом болтают, чем сильнее выражают омерзение, чем острее становится их любопытство – тем сложнее мне признаться. Откровенничать надо было в самом начале, а теперь уже поздно. Я не сказала… почему?

В моей профессии достаточно даже легкого запашка дурной славы, чтобы вся карьера пошла под откос. Взять, например, моего коллегу Джона Лесли. Хотя доказательств изнасилования так и не нашли, вернуться на телевидение он больше не смог. У Стэна-супермена есть собственный агент, его личная медиамашина. Я легко обходилась без подобных излишеств и звездных замашек. Юридической стороной моих контрактов занимается Филипп, а у продюсерской компании отличный отдел рекламы. Этого всегда хватало, но теперь… Теперь мне не помешал бы умный совет. В голове мелькает паническая мысль – надо было связаться с Элисон Бретт, которая в «Добром утре» ведает связями с общественностью. И попросить инспектора Периваля молчать о том, что я замешана в деле, пусть бы обеспечил конфиденциальность…

Но сейчас мне, похоже, важнее не спасать репутацию, а быть здесь, слушать и не признаваться. О собственной карьере – доходит до меня – я беспокоюсь куда меньше, чем о мнении этих милых дам.

Я смотрю на Филиппа, он остановился у калитки, сиротливо застыл в неловкой позе. Наверное, гадает: «И как меня сюда занесло? Что я здесь делаю? Может, назад – к мониторам, к обвалу „Самсунга“?» Я украдкой за ним наблюдаю. Вот он замечает взобравшуюся высоко на дерево Милли, лицо его проясняется – и меня затопляет надежда. Я подымаюсь со скамейки, цепляю дочь за ноги и помогаю ей спуститься, придерживая маленькие резиновые сапожки, пока она карабкается вниз.

Джуд напоминает мне о школьном благотворительном аукционе, который состоится в апреле и где я обещала быть ведущей. Я прощаюсь с ними, как с настоящими подругами – могу я хоть на минутку выдать желаемое за действительное? – и наша троица как ни в чем не бывало продолжает свою семейную прогулку.

Опускаются сумерки, а я обнаруживаю за окном чужака. Он на противоположной стороне дороги, за машиной, так что разглядеть его целиком невозможно – лишь часть головы да рука, игра света и тени на стекле, когда он двигается, помутнение серебра, пятнистые блики на стали… Это не плод моего воображения. Я смотрю в окно гостиной, жду – шевельнется или нет? В последнее время я постоянно настороже, нервы взвинчены и чуть что трубят тревогу.

Моего сталкера так и не поймали. «Мой сталкер»… Звучит напыщенно… но я просто не знаю, как его по-другому назвать. Призрак? Разыгравшаяся фантазия? Ощущение чьего-то присутствия? Этим делом занимался констебль Эванс. Похоже, принять всерьез мой рассказ ему было трудновато. Однажды мне показалось, что у нас дома побывал кто-то чужой, я унюхала запах тошнотворного лосьона после бритья. Еще несколько раз чудилось, что за мной кто-то следит, идет чуть ли не по пятам. Но – да, это правда – реального человека я не видела ни разу. Лишь видения… Вопрос в «Твиттере» про Миллину простуду: «Как там малышка, поправилась?» Подарки: домашние тапочки; музыкальный диск (Бен Фолдс «Ты меня совсем не знаешь», Джо Джексон «Другой мир»); книга («Заветная точка „джи“: откровенный разговор о сексе и любви»).

– Может, кто-то просто за вами ухаживает, – предположил тогда полицейский, – хочет порадовать.

В ответ я поинтересовалась, случалось ли ему до дрожи бояться собственной почты или вздрагивать, если лязгнет ящик для писем.

«Твиттер» я забросила, и подарки стали редкими, нерегулярными.

– Иногда им просто надоедает, – прокомментировал этот факт констебль Эванс.

…Притаившись за ставнями справа от оконной ниши, я наблюдаю. Судя по росту, мужчина. Вполне может быть каким-нибудь курильщиком, которого выставили на улицу не желающие глотать дым домочадцы. Или агентом по недвижимости, поджидающим клиента. Или соседом, у которого захлопнулась дверь. Или – кем? Чего я боюсь?

Из кухни зовет Милли – она просто умирает от голода! Когда ужин?! А подкрепиться можно? Готовлю ей бутерброд и горячий шоколад. Оглядываюсь в поисках Филиппа – безрезультатно. Отсутствую я недолго, но, когда возвращаюсь к своему наблюдательному пункту, чужака уже нет.

Понедельник

Началось. Вчера меня разбудил телефонный звонок. Некий журналист, Джек Хейуорд, просил дать ему интервью.

– На тему?… – осторожно осведомилась я, стараясь по мере своих полупроснувшихся способностей соблюдать вежливость.

– Ну, на тему вашей печальной находки в парке: «столкновение двух миров» и все такое…

– Очень глубокая идея… Только в такую рань глубокие идеи обычно даются мне с трудом, – прошептала я. Выходит, я опоздала, и о моем участии уже известно. Полиция устроила пресс-конференцию? Или просто сообщила сведения «надежным источникам»? Неважно… Главное, информация просочилась. И теперь ничего не поделаешь. – Вы, видимо, хотите раскопать побольше гадостей о моем браке, супружеских изменах и подростковой булимии?

Джек Хейуорд рассмеялся. Хороший смех – смех, в свое время бывший с сигаретами на «ты», а теперь пытающийся «завязать».

– Смилуйтесь над бедными журналистами! – с чувством выдохнула трубка.

Я мягко извинилась, выразив уверенность, что он поймет.

– Можно, я оставлю вам свой номер? Вдруг вы передумаете, – попросил он.

– Не передумаю. – Но номер все-таки записала.

Позвонила домой специалисту по связям с прессой Элисон Бретт. Надеюсь, я ее не разбудила. Или она умеет сразу же включаться в работу, едва открыв глаза.

– Разговоров избегайте, – посоветовала она. – А вот если объявятся папарацци, пойдите им навстречу. Они тогда отцепятся. Немножко порисуйтесь. Знаю, приятного в этом мало, зато такие «повседневные снимки» могут неплохо поднять рейтинг. Что изображать, вы знаете: свободная, стильная, дружелюбная. «Своя», но в меру.

Ну, с этим-то я справлюсь. Я распахнула входную дверь, чтобы забрать воскресные газеты: «естественный» макияж (немного помады на губах), джинсы (которые и так уже были на мне). И пожалуйста, два фотографа, вполне типичные ребята – невысокие, коренастые, краснолицые – уже тут как тут. Увидев меня, загасили сигареты:

– Попозируйте нам, Габи!

– Ну же, Габи!

– Габи, улыбнитесь, не кисните!

Я немного потопталась на крыльце, сунув газеты под мышку. Потом сказала «спасибо» – папарацци этому всегда очень удивляются – и закрыла дверь.

Ну вот и все, с облегчением подумала я тогда. Но сегодня утром моя история заполонила, кажется, все газеты. В машине по дороге на работу я знакомлюсь с «Тайными страхами телезвезды Габи» и «Траурным покровом Габи». В заметках выложены почти все подробности моей находки и кое-какая информация о погибшей. Имени нет; лишь то, что она была полькой и, похоже, жила «неподалеку». Приводятся слова ее работодателя, чью скорбь ужали до размера газетной банальности: «Она была прекрасным человеком, и всем, кто имел к ней отношение, будет ее не хватать». Никаких фотографий, девушка точно фантом, ее словно нет. Зато есть я – стою на собственном крыльце, вся такая печальная, но решительная. Бред…

На одном из снимков за моей спиной в холле маячит темная фигура – Марта, не сразу доходит до меня.

Стив бросает взгляд в зеркало заднего вида:

– Вы как?

– Нормально. – Я без колебаний отправляю газеты на пол, под ноги. – Что там у гинеколога?

– Ничего серьезного. Полипы.

– Полип?

– Нет, полипы.

И мы оба почему-то смеемся.

Путь в комнату для совещаний преграждает Терри: мэр Борис Джонсон, обещавший порадовать нашу программу рассказом о проекте аэропорта в устье Темзы, свой приезд отменил, сославшись на диарею путешественника. И теперь, чтобы заткнуть дыру в эфире, Терри нужен взамен какой-нибудь крутой сюжет, что-нибудь «злободневное». Я обхожу ее и усаживаюсь за стол:

– Что еще у нас запланировано?

В комнате стоит напряженная тишина.

Дон сверяется с планшетом и перечисляет заготовки, которые я помню еще с пятницы: мастер-класс флирта от ведущего нового шоу про свидания; на кухне – Саймон Коуэлл и его фирменные шашлыки из ягненка; Инди с «Актуальными приложениями»; выплывшая из небытия Кейт Буш с новым альбомом («Это я. Я – Кэти, и я вернулась»); три хорошенькие актрисы из «Даунтонского аббатства» должны рассказать о… м-да, о «Даунтоне».

Так, пошевелим мозгами. Субботние газеты натолкнули меня на парочку идей. Выдающимися их, правда, не назовешь: взлет популярности флешмобов (выступление рок-хора из графства Беркшир в торговом центре Бейзингстока); дегустация кофе вслепую (теряющая клиентов и прибыль компания «Старбакс» разводит прохожих, предлагая им определить на вкус, в каком стаканчике налит дорогущий кофе).

Тишина сгущается. На меня никто не смотрит – кроме Терри и Стэна, вальяжно закинувшего ноги на стол.

– Тут такое дело… – начинает Терри, сдвигая назад на переносицу съехавшие очки в широкой оправе, стильные своей нестильностью. – Я вот подумала… Ну, ты понимаешь, что у нас в эти выходные главная новость? О чем мы хотим услышать?…

– Ты. – Стэн убирает ноги со стола. – Главная новость у нас – ты, душечка.