Солги со мной

Я перевел взгляд с нее на Эндрю и Тину, которая поместилась в середине стола. Можно подумать, хозяйка тут Элис. Как знать, вдруг это ее фирменный ягненок по-маррокански, а вовсе не Тинин… Я положил себе ложку и только потом сообразил, что надо бы сперва предложить соседям, Сьюзи и Иззи.

– Простите, ужасные манеры! Сразу видно, что учился в пансионе – за обедом свалка, каждый за себя…

– В пансионе? Каком? – поинтересовался лысеющий Иззи.

Я объяснил, где прошли годы становления моей личности. Он был удивлен. Школа славилась репутацией, а я вдобавок намекнул, что получал стипендию, – жил в корпусе стипендиатов. Тина подхватила тему:

– Какой молодец! Не только красавчик, а еще и умный!

– Случайно не знали Себастиана Поттера? – продолжал Иззи. – Вашего примерно возраста.

– Нет, – поспешно ответил я. – Имя, кажется, слышал. Наверное, старше меня года на два.

– Понятно, – отозвалась Тина. – Школа большая. – Она пожала плечами, отчего вырез туники съехал ниже, а серьга с перьями запутались в волосах.

Разумеется, я знал Себастиана Поттера. Один из ублюдков, которые превращали мою жизнь в кошмар.

Сосредоточился на еде. Она того стоила: нотка флердоранжа в соусе, изумительно нежное мясо. Объедение! Не важно, кто готовил, Тина или Элис, ради одного этого стоило тащиться в такую даль!

Эндрю налил вина из стеклянного графина – надо думать, «Шатонёф-дю-Пап» две тысячи девятого года, как и было обещано. И тоже никаких претензий – летело мелкими пташками.

Беседа вращалась вокруг тоскливейших тем. Магазин пряжи «Великолепный клубок», планы по строительству велодрома, школа, куда у присутствующих ходят дети. В шестом классе новый классный руководитель, все скучают по старому; физик явно не на высоте; дочь Бу не попала в программу герцога Эдинбургского – слишком много претендентов, и участники тянули жребий. Ужасно несправедливо! Как только муж Бу вернется из командировки, пойдет разбираться.

– А у вас есть дети? – осведомилась Сьюзи.

– Нет.

– Тогда вам, наверное, очень скучно нас слушать.

– Отнюдь.

– Будьте осторожны! – вставила Элис. – Наверняка набирается фраз для нового романа!

Очередной банальный комментарий. Я слышал его столько раз, что сбился со счету. Элис так и не сняла фартук, который, кроме муки, теперь был перепачкан еще и подливой. Зато подкрасила губы своей уродской помадой – на стакане остался розовый след.

Внезапно до дрожи в коленях захотелось курить. Я извинился, подошел к стеклянным дверям, повозился с замком и протиснулся наружу, осторожно прикрыв их за собой.

Длинная широкая лужайка, окаймленная кустарником, тонула во мраке. На другом конце темнели на фоне неба скелеты деревьев, а дальше – черная дыра футбольного поля. Терпкий жирный дух сырой земли.

Освещенный дом просматривался как на ладони: свечи на столе, блики столового серебра, – снаружи видны мельчайшие детали. Взрыв смеха, поскрипывание стульев. Визг Бу: «О нет!»

Я вышел из поля их зрения. В траве поблескивала кованая металлическая скамья, скрытая от кухни кустарником. Примостился на краешке, чтобы не замочить брюки. Детская горка и батут с высокой черной сеткой возвышались, точно бриги со ссыльными преступниками у побережья Кента. Луна брызнула светом на траву и опять спряталась. Пролетел самолет – ветер принес его сердитый рев.

На сей раз я закурил без особых приключений. Пробирал холод – зря не захватил пиджак. Я прикидывал, как поскорей откланяться. Вечер удался, но теперь, когда поели, делать здесь больше нечего. Ни женщин, ни работы. Перспективой покараулить чей-то дом тоже не пахнет. Я глубоко вдохнул, наполняя никотином кровь.

Всплеск голосов, короткая, внезапно оборвавшаяся волна теплого воздуха. Обернулся. На террасе стояла Элис. Она сделала несколько шагов по лужайке, увидела меня и произнесла:

– Ку-ку!

Быстро поправила на затылке прядь, то ли поддернула, то ли пригладила – характерный для женщин трогательно-таинственный жест, как будто прическа приемлема только в одном раз и навсегда заданном виде. Неизменно умиляюсь, сам не знаю почему…

Еще шаг вперед.

– Хотела стрельнуть у вас сигарету. Если вы не против…

Как всегда в таких случаях мелькнула мысль: если куришь от случая к случаю – или сам покупай, или брось к черту!

– Конечно! – галантно отозвался я и сунул руку в карман.

Она примостилась рядом, опершись локтями о колени, и взяла протянутую сигарету. Я пошутил насчет женственности марки – ультра-ультралегкие «Силк Кат», – и она рассмеялась, хотя я всего-навсего отвлекал внимание от зажигалки, длинной и тонкой, той самой, что Эндрю забыл на столе. Убрал ее обратно в карман, поглаживая приятный на ощупь, черный матовый корпус.

Элис глубоко затянулась.

– Как хорошо! Вообще-то я не курю, только в компании. Теперь поддерживать эту привычку все труднее.

Начала разглагольствовать, как электронные сигареты ломают весь кайф и как стремительно редеют марки, обеспечивающие легкий дурман.

– Да, вейперу не скажешь «Оставь попарить», – поддержал я. – Если, конечно, не хочешь остаться с полным ртом чужих слюней с карамельным вкусом!

– Точно! – Она снова засмеялась, щуря по-кошачьи зеленые миндалевидные глаза под дугами бровей. – Как вы познакомились с Эндрю? Забыла спросить…

– В Тринити-колледже.

– Кембридж, ну конечно!.. Дружили?

– Не особенно. – Я сел поудобнее – черт с ним, что мокро! – и поднял голову к небу. – Немного общался с его сестрой.

– Ах да, Флорри…

– Знали ее?

– В школе – лучшие подруги. Так и сошлась с Эндрю – приезжала к ней в Кембридж. Собственно, мы с вами там тоже наверняка пересекались. – Элис улыбнулась. – Мне есть за что ее благодарить. Мы с Эндрю теперь закадычные друзья!

Закадычные друзья… Она тоненько и фальшиво рассмеялась. Из тех женщин, что могут изливать чувства и кокетничать, но правды от них не дождешься. Все важное утаивают, никогда не понять, что у них на сердце. И есть ли там вообще что-нибудь. В постели, кстати, тоже ноль.

Элис внимательно осмотрела сигарету, подняла глаза и лукаво спросила:

– Вы ведь меня не помните? Не помните ни Кембридж, ни Грецию…

– Смутно… – Я бросил сигарету и вдавил ее каблуком в траву, решив больше не ходить вокруг да около. – Послушайте, Элис, мне правда неловко, весь вечер не в своей тарелке. Не знаю, зачем Эндрю меня пригласил. Тогда в Греции я был пьян в доску. Сколько лет прошло? Восемь?

– Десять.

– Гордиться, конечно, нечем. Мы с друзьями поехали на морскую экскурсию, много пили. На берегу я их потерял, и корабль ушел без меня. А потом я наткнулся на Эндрю, и, к счастью, он мне помог. Но, говоря откровенно, подробности по сей день от меня ускользают.

– Рассказать, что помню я?

– Если очень хочется.