Я побрел ему навстречу и молча остановился пред ним, ибо желал я утешений.
А он взглянул на меня и сказал: «Ты не играл сегодня на дивной флейте своей. Откуда скорбь в глазах твоих?».
И я ответил: «Овца из стада потерялась. Везде ее искал я, но так и не нашел до сей поры. Уж и не знаю, что мне делать».
Он помолчал мгновение. Затем улыбнулся и промолвил: «Обожди меня недолго, найду я овцу твою». Он ушел, скрылся за холмами. Спустя час вернулся он, держа овцу мою в руках. Когда остановился Иисус подле меня, заметил я, что даже овца смотрит в глаза его столь же завороженно, как я сам в прошлый раз. Тут я обнял ее в радости великой.
А он положил мне руку на плечо, промолвив: «Со дня сего ты должен любить овцу эту больше всех остальных из стада твоего, ибо была потеряна она и вновь чудесно обретена».
Я опять обнял овцу в радости великой, она пошла за мной покорно, я ж сам брел, притихнув.
Но когда я голову повернул поблагодарить Иисуса, обнаружил, что уже ушел он, и не было во мне желания следовать за ним.
Свидетельские показания Иоанна Крестителя
О чем говорил он, находясь в тюрьме, одному из своих учеников
Я не превращусь в молчание в сей яме неволи, ибо голос Иисуса звучит в сердце поля боя. Я не превращусь в заточенного, ибо он – свободен.
Они рассказывают мне, змеи, собравшиеся вкруг него, что придет вскоре конец ему, но ответствую им я: укус гадючий должен пробудить силы его, и он подавит зло пятой своей.
Я только гром его молнии. Думаю, я первым сказал, что был он Словом и Волей.
Они схватили меня незаконно.
Возможно, они наложат руки и на него. Но не прежде, чем он произнесет свое Слово во всем совершенстве. И он победит.
Его колесницы победят, и копыта его скакунов будут топтать тех змей, и будет он победителем.
Они станут хвататься за копья и мечи, но Иисус одержит над ними верх силой духа своего.
Его кровь прольется в землю, но раны его будут не напрасны, кровью его будут крещены все разумные народы.
Их легионы будут выступать против него со сталью и железом, но захлебнутся на берегах Иордана.
А его источник и его города возвысятся, ибо чудеса его подобны солнцу.
Они говорят, что в сговоре я с ним и что желаньем нашим является побуждение народа к бунту против царства Иудейского.
Им отвечаю я, пламя Слова: если считаете царством выгребную яму, то падете в ловушку уничтожения и смерти. Ступайте путем Содома и Гоморры, и тогда ваш народ забыт будет Богом, и обратится земля сия пеплом. Жалкие глупцы, стремитесь вы противостоять нагой и босоногой армии Иисуса Назаретянина!
Я сам являюсь капитаном ее, недостойным пыль сдувать с его сандалий.
Ступайте же к нему и передайте слова мои, и именем моим просите его об утешении и благословении.
Мне ж, увы, уже недолго оставаться здесь. Ночь жизни моей уже близка, и вскоре я покину тело. Слышу я зов призывный моей могилы.
Ступайте к Иисусу и скажите, что Иоанн Кедрон, душа которого вновь возвращается в тень смерти, молится за него, тоже находящегося на краю могильного порога.
Свидетельские показания Иосифа Аримафейского
О первоначальных целях Иисуса
Ты пожелал узнать об изначальных целях Иисуса, и с удовольствием я расскажу тебе об этом.
Я могу поведать только то, что мне самому ведомо о нем.
Наш учитель и наш возлюбленный жил в трех временах года всех пророков. Они, сезоны эти, были весной его пения, летом его экстаза, и осенью его страсти; и каждое время года продолжалось по тысяче лет.
Весна его песни была исчерпана в Галилее. Тогда он собирал любовь, тогда-то он заговорил об Отце, о нашем избавлении и свободе нашей.
Тогда звучало ангельское пение в ушах наших и взлетало в небесное царство, в сады желаний его сердца.
Он говорил о полях и о зеленых пастбищах, о склонах Ливии, о мареве долин.
Он говорил о диком шиповнике, что улыбается на солнце, и о плодах его страсти.
И он сказал как-то раз: «Лилии и шиповник живут всего лишь день, но это целый день вечной свободы».
Как-то раз сидели мы все вместе у реки, и он заметил: «И ручей, и листья на деревьях, – все это есть музыка вечная. Вечность подпевает им гласом озера, и пение их сливается в мистерию полдня.
Искать Отца хотите, ищите ручеек, впадающий в озеро».
Затем настало лето его экстаза и июнь его любви средь нас.
Он говорил о том же, но это были слова иного человека – соседа прежнего Иисуса, любителя дорог, бродяги и нашего друга детства.
Он говорил о путешествиях юности по востоку Египта, о пахарях, приходящих домой с волами, ревущими от жажды у ворот.
И он сказал: «Сосед ваш есть ваша непознанная душа. Его лицо отражается в вашей тихой воде.
Прислушайтесь к шепоту ночи, и вы услышите его разговор, и его слова начнут пульсировать в вашем собственном сердце».
А на другой день он сказал: «Не замыкайтесь в собственном одиночестве. Вы существуете в других людях, а они незримо присутствуют во всех ваших днях.
Их дороги – это ваши дороги.
Сегодня я с вами. Завтра я уйду прочь, но, даже отсутствуя, я все равно буду видеть вас, ваших соседей, эту неведомую вам душу».
А затем настала осень его страсти.
И говорил он с нами о свободе, как говорил когда-то в Галилее в весну его песни; но теперь слова его не находили понимания у нас.
Он говорил об уходе, что поет вместе с ветром, и о человеке, что подобен ангелу.
Он говорил: «Вы есть чаша и вы есть вино. Пейте самое себя до донышка и вспоминайте меня».
Во время нашего пути к югу он сказал: «Иерусалим, стоящий в преддверии высот, обрушится, как сруб гнилой, и изолированный им от людей один останусь я.