Она согласилась. И продолжала размышлять: «Я, конечно, очень внимательна. Но почему бы я стала подметать? Я – это он…»
– Почему? – прошептал Райм.
– Он…
– Не он, – поправил ее криминалист. – Ты – это он, Сакс. Помни!
– Я предельно педантична. Мне хочется избавиться практически от всех следов.
– Верно, но все, чего ты добьешься, подметая за собой, – заметил Райм, – сводится на нет, поскольку из-за твоего педантизма придется задержаться на месте преступления. Думаю, здесь должна быть какая-то другая причина.
Амелия пытается еще глубже погрузиться в сознание убийцы. Она поднимает брус, вкладывает веревку в руки жертвы, смотрит на его перекошенное лицо, вылезающие из орбит глаза.
«Я ставлю часы рядом с его головой. Они тикают, тикают… Я наблюдаю за тем, как он умирает. Я не оставляю никаких следов, я подметаю…»
– Думай, Сакс. Что он замышляет?
«Я – это он…»
И тут она говорит:
– Я возвращаюсь, Райм.
– Что?
– Я возвращаюсь на место преступления. Я хочу сказать, убийца возвращается. Поэтому он и подметал. Потому что не желал оставлять ни малейших следов, которые могли бы дать нам возможность представить, как он выглядит: никаких волос, следов обуви, даже грязи с подошв. И преступник вовсе не боится того, что мы воспользуемся этим, чтобы выследить его, и застанем его врасплох в укрытии. Он слишком хитер, чтобы оставлять подобные следы! Нет, он боится, что мы найдем нечто, что поможет нам узнать его, когда он вернется.
– Да, возможно, что и так. Может быть, он получает эротическое удовольствие от наблюдения за тем, как люди умирают, и за тем, как работают полицейские. А может, хочет узнать, кто за ним охотится… Чтобы начать свою собственную охоту.
Амелия почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок страха. Она огляделась по сторонам. Как обычно, на противоположной стороне улицы стояла небольшая толпа зевак. Возможно, там, среди них, находится и убийца, который внимательно следит за ней.
Тут снова послышался голос Райма:
– А может быть, он уже возвращался. Приезжал сегодня рано утром, чтобы удостовериться, что его жертва мертва. Следовательно…
– …он мог оставить следы в каком-то другом месте. На тротуаре, на улице.
– Совершенно верно.
Амелия нырнула под ленту, ограждавшую место преступления, и оглядела улицу. Затем тротуар перед зданием. В глаза бросились полдюжины следов от обуви на снегу. Она не могла с уверенностью сказать, что какие-то из них принадлежат Часовщику, но некоторые – оставленные зимними сапогами на толстой подошве – явно свидетельствовали, что кто-то, скорее всего мужчина, стоял в течение нескольких минут в начале переулка, переминаясь с ноги на ногу. Амелия оглянулась и решила, что ни у кого не могло быть особых причин для того, чтобы проводить там много времени. У поворота в переулок нет ни телефонных автоматов, ни почтовых ящиков, ни окон.
– Какие-то не совсем обычные следы от зимней обуви в начале переулка, у поворота на Сидар-стрит, – сообщила она Райму. – Довольно большие. – Она обыскала и этот участок, покопалась в снежном отвале. – Кажется, что-то нашла.
– Что?
– Золотой зажим для банкнот. – Пальцы покалывало от мороза сквозь латексные перчатки, но Амелия внимательно пересчитала деньги. – Триста сорок долларов в новых банкнотах по двадцать долларов. Прямо рядом со следами сапог.
– А у жертвы обнаружены какие-либо деньги?
– Шестьдесят баксов, тоже очень свеженькие.
– Возможно, убийца взял зажим, а затем бросил его, убегая.
Амелия положила зажим в мешок для вещественных доказательств и закончила осмотр других участков местности, не найдя ничего существенного.
Задняя дверь офисного здания наконец-то открылась. Там стояли Селитто и охранник службы безопасности офиса. Амелия начала осмотр двери. Она обнаружила и сфотографировала то, что Райму охарактеризовала как миллион отпечатков (он только ухмыльнулся в ответ). Закончив с дверью, перешла к темному коридору за ней. Но и там не нашла ничего по-настоящему ценного.
Внезапно морозный воздух прорезал испуганный женский голос:
– О боже, нет!
Коренастая брюнетка лет сорока подбежала к желтой ленте, где ее остановил патрульный офицер. Она всхлипывала, прижимая руки к лицу. К женщине направился Селитто. Потом к ним подошла Амелия.
– Вы его знали, мадам? – спросил детектив.
– Что случилось? Что случилось? Нет… О боже…
– Вы его знали? – повторил детектив.
Раздираемая рыданиями, женщина отвернулась от жуткого зрелища.
– Мой брат… Нет, он… Боже… Нет, не может быть…
Она опустилась на обледенелую землю на колени. «Скорее всего, это та самая женщина, которая вчера вечером сообщила об исчезновении брата», – подумала Амелия.
Когда речь заходила о подозреваемых, у Лона Селитто был характер бультерьера. А вот с жертвами и их родственниками он демонстрировал поразительную мягкость. Тихим голосом с отчетливым бруклинским произношением он сказал:
– Мне очень жаль, мэм, но он действительно мертв.
Он помог женщине встать, и та без сил прислонилась к стене.
– Кто это сделал? Почему?! Кому подобное могло прийти в голову? Кому?
– Пока мы не знаем, мэм, – ответила ей Амелия. – Извините. Но мы его найдем. Я обещаю вам.
Женщина, задыхаясь, повернулась к Сакс:
– Не пускайте сюда мою дочь, пожалуйста.
Амелия взглянула на автомобиль, наполовину въехавший на тротуар. Женщина оставила его там, в панике бросившись к месту преступления. На пассажирском сиденье сидела девочка-подросток и, нахмурившись и слегка наклонив голову, смотрела на Амелию. Детектив подошла к телу, закрыв его от девочки.
Сестра покойного, которую звали Барбара Экхарт, выскочила из автомобиля без пальто и теперь ежилась от холода. Женщина была не в силах совладать с чувствами. Попросила, чтобы ее провели в туалет. Выходя оттуда, она все еще была бледна и подавлена, но уже достаточно владела собой. Истерика прошла.
Вытирая лицо бумажным полотенцем, она объяснила, что живет в Верхнем Ист-Сайде, а ее брат Тедди жил неподалеку отсюда. Вчера вечером они собирались встретиться в центре и поужинать вместе, однако он не пришел. Она позвонила в полицию, но они ничем не могли ей помочь, так как, по их сведениям, в имевших место дорожных происшествиях и преступлениях не пострадал никто, похожий на ее брата. До полуночи Барбара продолжала безуспешно набирать его номер. Сегодня утром от офицера полиции она узнала, что тело наконец обнаружено. И тут же отправилась сюда вместе с дочерью.
У Барбары не было ни малейшего представления о том, какими могли быть мотивы убийцы. Ее брат, холостяк, работал сам на себя, был внештатным рекламным копирайтером. Его все любили, и ни о каких явных его врагах Барбаре ничего не было известно. Он никогда не впутывался ни в какие любовные треугольники, его не преследовали ревнивые мужья, он не занимался ничем незаконным, не принимал наркотики и уж тем более не торговал ими. И переехал-то он в город всего два года назад.
То, что у жертвы не было никаких явных преступных связей, очень обеспокоило Амелию. На первое место выходил психический фактор, гораздо более опасный для общества, нежели фактор обычного бандитизма.