Неква, или Проблема веков

– Но довольно об этом. Наши занятия в школе, продолжавшиеся около пяти лет, были для меня непрерывным круговоротом восхитительных впечатлений, которые, казалось, наполняли каждую прожилку и фибру моего существа безграничным счастьем. Во время каникул мы с Кэсси всегда были вместе, либо дома, либо в путешествии, и многие экскурсии, прогулки и поездки доставляли нам удовольствие.

– Я окончил колледж в двадцать три года, и мы строили планы на будущее. Я унаследовал долю в пароходстве, работающем по маршруту Ливерпуль – Нью-Йорк, что позволяло нам часто пересекать Атлантику во время каникул и посещать главные достопримечательности Великобритании и континента. Я приобрел вкус к путешествиям, и было решено, что я должен посетить Восток, в то время как Кэсси вернется в колледж, чтобы завершить изучение предметов высшего образования. Предполагалось, что я пробуду там около трех лет, за это время я должен был обогнуть земной шар, а по возвращении мы бы поженились.

– С этими намерениями я, благодаря влиянию моего дяди, получил выгодную должность в фирме импортеров, чья торговля распространялась на все части восточного континента и Австралию. Вечером накануне отъезда я надел на палец Кэсси обручальное кольцо с бриллиантом, а на шею – золотую цепочку и медальон особой работы.

– Эти подарки были сделаны по специальным эскизам, а сами рисунки уничтожены. Я никогда не забуду последнюю ночь, которую мы провели вместе. Вид моей невесты в великолепном вечернем платье, бриллиантовое обручальное кольцо, сверкающее на ее прекрасной руке, золотая цепочка и медальон с бриллиантами, роскошная копна золотистых волос с красивым украшением – все это навсегда запечатлелось в моей памяти.

– Мой корабль отплыл от одного из причалов на Гудзоне возле Батареи. Мы планировали обогнуть земной шар мимо мыса Горн, Сандвичевых островов, Японии, Китая, Австралии, Африки, Европы и затем вернуться в Америку, останавливаясь во время плавания во всех важнейших морских портах и интересных местах. Это позволит нам с Кэсси вести переписку без длительных перерывов.

– В течение первого года моего отсутствия в каждом порту я получал пачку писем из дома, и в ней всегда были письма от Кэсси. Мы договорились писать друг другу по крайней мере раз в неделю, не дожидаясь ответов, а потому часто случалось, что я получал от нее целую пачку писем за один раз, и чтение этих ласковых посланий было единственным всепоглощающим удовольствием, которого я с нетерпением ждал, когда мы приходили в порт. Каких бы проблем ни возникало, но любящие письма Кэсси никогда не подводили.

– Однако в конце концов они разом прервались. Письма от дяди приходили регулярно, и через них я узнавал о Кэсси, но не получал никаких вестей от нее самой. Я писал ей каждую неделю, но мои письма не приносили ответа. Я был несчастен и просил дядю выяснить, в чем дело, и сообщить мне, благополучно ли доходят мои письма.

– Ответы дяди сначала были уклончивыми, но наконец, выразив самое сердечное сочувствие мне, он сообщил, что мои письма приходят регулярно, но Кэсси передумала о наших отношения, и они остаются нераспечатанными. Он приложил лондонский вексель на сумму, причитающуюся мне по наследству, а также полный отчет о состоянии дел с момента вступления в должность и заключение суда относительно всего имущества и инвестиций, перешедших ко мне от отца. Все документы были готовы и должным образом заверены, так что не было ничего, что требовало бы моего присутствия в Нью-Йорке. Он посоветовал мне не возвращаться домой, а продолжать работать на прежнем месте, поскольку Кэсси скоро выйдет замуж и мое присутствие будет болезненным как для нее, так и для меня самого, и поставит в неловкое положение всех заинтересованных лиц.

– Я был поражен. Я не мог, не желал, не хотел верить, что Кэсси изменила нашим взаимным и неоднократным обещаниям любить и хранить верность друг другу. Я не мог получить никакого ответа от своего дяди. Тетя умерла уже несколько лет назад. Я написал своему адвокату, чтобы узнать, если это возможно, о правдивости сообщения о помолвке и предстоящем браке. Он ответил незамедлительно, заявив, что это не только правда, но и что брак уже заключен. Он писал, что его вызвал мой дядя, который был слаб здоровьем, чтобы оформить бумаги по поводу имущества Кэсси Ван Несс, которое она очень хотела уладить с пользой для себя до своего замужества.

– "Когда все финансовые вопросы были улажены, – писал мой адвокат, – я был удивлен, когда меня позвали стать свидетелем ее брака с Ричардом Сейджем. В финансовом отношении она преуспела, но мне трудно поверить, что это была взаимная любовь. Однако ваш дядя, несомненно, влюблен в нее, и она действительно красива".

– В этом же письме содержалось лестное предложение от фирмы нью-йоркских импортеров за мою долю в пароходной компании, и я посоветовал своему поверенному немедленно заключить сделку и переслать вырученные деньги в Лондон, а также избавиться от всего моего имущества в Нью-Йорке и его окрестностях, списки которого находились в его распоряжении. Я решил никогда не возвращаться домой, так как это было бы неприятно для меня и, конечно, неудобно для моего дяди. После этого единственной моей корреспонденцией из Нью-Йорка была почта от моего адвоката.

– Когда я добрался до Лондона, то нашел письмо от своего поверенного с векселями в банке Англии на все мои капиталы и интересы в Америке. В этом письме также содержалась информация о том, что у моего дяди большие проблемы: его брак с Кэсси привел к большому несчастью. Она внезапно покинула его, не объяснив причины своего странного поведения. Она просто оставила записку, в которой сообщала, что не будет жить с ним. Это было последнее известие о ней.

– "Конечно", – добавил мой адвокат, – "найти ее в этом большом городе будет практически невозможно, если она намерена скрываться."

– С тех пор я стал странствовать, мало заботясь о том, куда направляюсь, поскольку мои мысли были всецело заняты. Я купил крепкий корабль, на котором крейсировал несколько лет, избегая, насколько это было возможно, регулярных торговых линий и часто плавая без груза, ища успокоения, которого так и не смог найти. Наконец мне пришла в голову идея полностью уйти от цивилизации, включиться в исследование Арктики и, по возможности, достичь полюса. С этой целью я построил Ледяного короля по специальному проекту и приспособил его, насколько хватило человеческой предусмотрительности и изобретательности, для длительного пребывания на холодном севере. И вот мы здесь, в Северном Ледовитом океане, в любой момент можем оказаться между ледяными полями, которые простираются по обе стороны, и, возможно, быть раздавленными. Что будет дальше? Одному Богу известно.

– Таково краткое изложение вероломства женщины, которую я любил, и его последствий. Вот почему я отправился в эту опасную экспедицию, чтобы найти то, что меня очень мало волнует. Думаю, вы согласитесь со мной, что это не поддается никакому исправлению.

– Мне так не кажется, – ответила я. – Я бы не хотел осуждать вашу невесту, пока не выслушаю ее версию. Возможно, ее брак с вашим дядей был заключен нечестным путем, и когда она обнаружила обман, то в отчаянии стала искать вас. В таком случае вы должны найти ее и повторить свои клятвы.

– Никогда! – сказал капитан Ганоэ. – Даже если ваше предположение верно, это не изменит фактов. Она знала, что, выходя замуж за моего дядю, она изменяла мне, а покинув его без законной причины для разрыва, она изменила своему мужу, с которым была связана священными узами брака. Она поступила по собственному выбору. Ее никто не принуждал вступать со мной в брак, и никакой закон не мог заставить ее выйти замуж за моего дядю. Ее поведение в обоих случаях свидетельствует о врожденной вероломности характера, и ни при каких обстоятельствах я, как благородный человек, не смог бы взять такую женщину в жены. Ее запятнанная репутация, если не больше, поставила бы между нами непреодолимый барьер, даже если бы она не являлась женой другого мужчины по закону.

Меня словно окатило волной холода. Мне и в самом деле удалось добиться от него яркого выражения чувств, касающихся непосредственно моей ситуации. Я проникала в самые сокровенные глубины его души, но разожгла дремлющий огонь вулкана лишь для того, чтобы быть погруженной в извергающуюся расплавленную лаву.

Удар был столь неожиданным и внезапным, что я остолбенела, и мое изумление не оставило места для скорби, что дало мне время для размышлений. Я находилась с ним на корабле, далеко за полярным кругом, в самом начале арктической зимы, и была уверена, что буду заперта во льдах на месяцы, если не на годы. Я не могла сбежать от него, даже если бы захотела, и из его собственных уст я слышала, как мое поведение осуждается как верх вероломства, а моя любовь отвергается как нечто коварное и подлое. С горечью и в самой категоричной форме он заявил, что, как человек чести, никогда не сможет связать себя нежными отношениями супружеской любви с человеком с такой запятнанной репутацией, как моя. По его собственному мнению, он уже отводил мне место среди самых низменных и отверженных персонажей, и мне оставалось лишь сохранять маскировку, чтобы добиться хотя бы уважительного отношения со стороны любимого мужчины.

Когда на меня обрушилась вся тяжесть происходящего, вся тяжесть унижения и страданий, я, верно, упала бы к его ногам в глубоком обмороке, если бы не звон огромного колокола, который было решено использовать как сигнал о надвигающейся опасности, чтобы призвать каждого на тот пост, который был ему назначен на случай непредвиденных обстоятельств. Этот сигнал стал для меня сладостным облегчением от мучений, которые было в десять раз труднее перенести, чем любые возможные трудности или опасности, связанные с арктическим штормом, среди высоченных гор льда.

Времени для печали не оставалось. Чрезвычайная ситуация требовала немедленных действий, и мы поспешили на палубу. В соответствии с ранее достигнутыми договоренностями капитан Ганоэ взял штурвал на себя, капитан Баттелл, как опытный арктический штурман, принял командование, а я с биноклем и блокнотом встала у штурвала, чтобы вести наблюдения и оказывать капитану Ганоэ любую помощь, которая может потребоваться.

Причина тревоги сразу же стала очевидна. Дувший весь день с юго-запада крепкий бриз теперь усилился до штормового, и айсберги, которые в течение нескольких дней становились все многочисленнее по правому борту, образовали сплошную цепь, которая, по всей видимости, была прикована к суше, поскольку оставалась неподвижной, в то время как по правому борту приближалось сплошное поле льда огромной протяженности. Оставалось не более нескольких часов, когда эти две огромные ледяные стены сойдутся и мы окажемся в их смертельных объятиях.

Отступление было невозможно. Единственным открытым руслом было то, по которому мы и шли. Стены с обеих сторон были сплошными, и в бинокль я видела, что фарватер позади нас перекрыт айсбергами, надвигающимися на нас под напором ветра и волн, словно решив не дать нам уйти. Казалось, наша единственная надежда – успеть проплыть мимо этих двух сплошных ледяных стен до того, как они сойдутся вместе. Капитан Баттелл с помощью своего бинокля быстро осматривал горизонт и отдавал приказы через рупор так спокойно, словно подобные сцены происходили каждый день, а капитан Ганоэ, стоявший у руля, отвечал так, словно был частью механизма, которым он управлял с отменной быстротой и точностью.

Эту сцену невозможно забыть. Полуночное солнце висело прямо над горизонтом. По правому борту на нас надвигалась сплошная стена льда, простирающаяся настолько далеко, насколько мог охватить глаз с помощью мощного окуляра. По правому борту еще одна стена льда, о которую волны бились со всей своей яростью, стояла, казалось, так же прочно, как гранитные берега, в которые она упиралась. За нами русло было заполнено оторвавшимися массами льда, которые, попав между этими ледяными стенами, могли ускорить закрытие русла перед нами. Сможем ли мы спастись? – вот вопрос, который стоял перед нами.

Все паруса были подняты, и под давлением каждого фунта пара, который могли выдать наши котлы, "Ледяной король" рванулся вперед, как испуганный олень, словно осознавая надвигающуюся гибель. В течение нескольких часов мы сохраняли эту безрассудную скорость. Пена ослепительными брызгами летела через борта корабля и создавала широкую белую полосу. Свист ветра в такелаже и равномерное пыхтение двигателей создавали на борту ощущение столпотворения.

Это действительно была гонка на выживание, и в своем взволнованном состоянии я наслаждалась волнением, отчаянно надеясь, что она завершится катастрофой. С мужеством отчаяния я спокойно наблюдала за происходящим и делала свои записи, время от времени помогая капитану Ганоэ за штурвалом. Это была первая реальная опасность, с которой мы столкнулись, и беседа с капитаном придала мне безрассудную смелость, чтобы встретить ее без содрогания, что представляется почти чудом.

Мы продолжали стремительный бег, а две огромные ледяные стены, насколько хватало глаз, все еще противостояли друг другу, и открытая водная гладь становилась все более узкой. Вскоре нам пришлось отклоняться от курса, чтобы избежать столкновения с неровными линиями льда, но не было никаких признаков того, что, когда они сойдутся, появится открытое пространство, достаточное для безопасности корабля. Мы были вынуждены снизить скорость, а льдины все сближались, и наконец мы были вынуждены пробираться по узкому извилистому каналу между двумя огромными ледяными горами, которые зачастую возвышались намного выше грот-мачты Ледяного короля.

Перспектива была отчаянной, но лед по правому борту перестал приближаться, и на мгновение показалось, что мы сможем выбраться на открытую воду. Но не тут-то было. Наш путь был закрыт. Перед нами высилась ледяная гора, и мы остановились. Вероятно, именно она сдержала продвижение подвижного ледяного покрова и спасла нас от жестокой "удавки", которая погубила так много незадачливых судов в этих опасных водах.

"Ледяной король" лежал между двумя огромными нависающими ледяными горами, которые возвышались над нами. Впереди находился огромный айсберг, который препятствовал сближению с ледяной стеной. Канал, в котором мы находились, мог быть закрыт только в результате разрушения ледяных полей позади нас, и мы не видели причин, почему это должно произойти. Если бы ледяные поля оставались целыми до замерзания канала, то никакого столкновения не произойдет, и мы до поры до времени будем в безопасности.

Сильно похолодало, и нам уже начало казаться, что опасность миновала, когда раздался зловещий рев и резкие звуки ломающегося льда, предупредившие о единственном, чего нам следовало опасаться. Сильное землетрясение приводило океан в ярость, и ледяной покров был расколот на бесчисленные фрагменты, которые в сильнейшем беспорядке бились друг о друга. Капитан Баттелл крикнул со смотровой площадки, на которой он расположился:

– Спасайтесь, если можете. Канал закрывается и корабль потерян.

Я подняла голову, и в этот момент мне показалось, что высоченные ледяные горы, между которыми мы лежали, падают прямо на нас, и в то же время мощный удар бросил меня на палубу с такой силой, что я, должно быть, на несколько секунд потеряла сознание.

Глава

III

Первое, что я помню после того, как меня швырнуло на палубу, – это глубокая тишина и сознание того, что в нашем окружении произошла какая-то грандиозная перемена. Я открыла глаза. Палуба была окутана полумраком, и вместо громовых раскатов ломающегося льда и волн, разбивающихся в пену о ледяные преграды, до меня доносилось лишь мягкое шуршание моря, бьющегося о борта корабля. Я испытывала сильное потрясение, и воспоминания об ужасных картинах, через которые мы прошли, нахлынули на меня, как яркие образы и фантастические сцены какого-то жуткого сна.

В момент столкновения, под впечатлением полного убеждения, что все потеряно, я обернулась, чтобы схватить Рафаэля в объятия, чтобы погибнуть с ним вместе, и, когда я пришла в себя, первая мысль была о нем. Я вскочила на ноги и в неярком свете увидела, как что-то скользит от меня к краю палубы, и инстинктивно схватилась за это, так как оно вот-вот должно было упасть за борт. Это оказался капитан Ганоэ. Он был жив, но без сознания. Неустойчиво стоя на ногах, я на мгновение испугалась, что мы оба вылетим за борт, но тут возникла вспышка света, и Баттелл схватил меня за руку, воскликнув:

– Слава Богу, вы оба живы! Я звал вас, но так как вы не отвечали, я боялся, что вас обоих убило падающим льдом. Счастье, что вы успели схватить капитана в тот момент, когда это произошло, иначе он наверняка бы погиб.

Я держала капитана Ганоэ на руках, а Баттелл энергично растирал ему руки. Через мгновение он очнулся, словно от глубокого сна, и, выпрямившись, в изумлении воскликнул:

– Боже правый, Джек, что случилось? Где мы? Неужели я потерял сознание?

– О, мы просто зажаты во льдах, – сказал Баттелл. – Я боялся, что вас раздавило той огромной глыбой льда, которая была так близка к тому, чтобы снести как раз ту часть палубы, где вы стояли. Если бы Джек не поймал вас и не вытащил обратно, рискуя собственной жизнью, вы бы сейчас были на дне моря.

Капитан Ганоэ, уже окончательно пришедший в себя, с первого взгляда оценил ситуацию и, схватив меня за руку, воскликнул:

– Джек, мой спаситель! Последнее, что я помню, это то, что ты повернулся, чтобы схватить меня в объятия. Это действительно было очень опасно. Но почему ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою?

Я практически не произнесла ни слова с тех пор, как тревога прервала нашу беседу в каюте, и чувствовала, что если сделаю это сейчас, отвечая на такой вопрос, то выдам свою слабость и, возможно, свою тайну, которую я решила охранять как никогда тщательно. Однако, к счастью, он не стал дожидаться ответа, а со свойственной ему заботой об экипаже и безопасности корабля спустился вниз, сказав:

– Пойдемте, мои синяки не так уж серьезны, и мы должны позаботиться о матросах, осмотреть корабль и выяснить, насколько это возможно, в каком месте мы находимся.

Как раз когда мы спустились на палубу ниже, нам встретились Пол Хьюстон, инженер, Пэт О'Брайен, второй помощник, и Майк Галлахер, юнга из кают-компании. Они отлично поняли, что произошло, и опасались, что мы были ранены или убиты ледяным потоком, обрушившимся на верхнюю палубу. Они сообщили, что с экипажем все в порядке и что судно, по-видимому, не пострадало.

Мы прошли вокруг корабля, внимательно осматривая стены нашей ледяной тюрьмы с помощью мощного прожектора, который высвечивал каждую щель. Мы находились в замкнутом пространстве, которое давало судну более чем достаточно места, чтобы развернуться при осторожном управлении. Мы убедились, что огромные нависающие ледяные горы, между которыми мы лежали и которые грозили нам мгновенной гибелью, на самом деле были нашим спасением. Когда землетрясение раскололо два больших ледяных поля, эти горы одновременно начали обрушиваться на корабль и, встретившись далеко вверху, образовали массивную арку, которая предотвратила закрытие канала в этом месте. То тут, то там в ледяной крыше появлялись прорехи, но в основном сталкивающиеся массы тесно прилегали друг к другу. Единственным уроном для корабля стала глыба льда, упавшая так близко от капитана Ганоэ. Судя по количеству осколков весом от одного до нескольких фунтов, которые были разбросаны по верхней палубе, было удивительно, что нам удалось спастись без серьезных травм.

Когда осмотр был завершен, мы вернулись в библиотеку, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Обращаясь к Баттеллу, капитан Ганоэ спросил:

– Каково ваше мнение о ситуации?

– Я не вижу непосредственной опасности, – ответил капитан Баттелл. – Через несколько часов при нынешнем сильном холоде этот ледяной массив превратится в одну сплошную глыбу. Но если нас не раздавит льдом, одному Богу известно, когда мы выберемся. Что касается настоящего момента, то мы находимся в самом удачном положении. Лучшего места для зимовки в этом холодном краю не найти. Мы хорошо защищены от холода, и рыбалка будет хорошей, поскольку это отличное место для продыха, где рыба будет собираться, чтобы подышать воздухом. Мы сможем заготовить достаточное количество корма для собак, и я склонен полагать, что мы сможем поймать кита и заготовить жир для топлива.

– Но как вы думаете, сколько времени пройдет, – спросил капитан, – прежде чем у нас появится возможность вывести судно из льдов?