Корона из золотых костей

Он продолжал это твердить, и я хотела его успокоить, потому что он говорил задыхаясь, слишком взволнованно. Он никогда не был таким взволнованным. Он говорил так, словно уже знал, что мое тело пыталось мне сказать.

Кастил начал двигаться, и я попыталась свернуться клубочком, уклониться от боли, пошевелить ногами. Но… Пульс участился, я лихорадочно закатила глаза и запаниковала.

– Я… не чувствую… ног.

– Я это исправлю. Обещаю. Я все это исправлю, – клялся Кастил.

Я уставилась поверх его плеча в ночное небо – яркие, как бриллианты, звезды исчезали одна за другой.

Кастил опустился на колени и медленно уложил меня, повернув так, чтобы его грудь удерживала мой правый бок.

– Насколько все плохо?

Позади Кастила появился его отец и уставился вниз широко раскрытыми глазами. Черты его лица застыли.

– Мы не можем его вытащить, – сказал Кастил.

– Не можем, – согласился Киеран.

Его голос прозвучал невнятно и напряженно. Теперь облака, заслонившие звезды, стали непроницаемо-черными. Рука Киерана скользнула на мою грудь, но он быстро убрал ее. Было не так больно.

– Кас…

– Он не задел сердце, – перебил Кастил. – Она бы не… – Его голос надломился, и я поморщилась, заставляя себя сосредоточиться на нем. Его кожа утратила цвет. – Он не задел ее сердце.

– Кас…

Он покачал головой, трогая мою щеку, вытирая мой рот.

– Я могу дать ей кровь…

– Кас, – повторил Киеран, а король Валин положил руку на плечо сына.

– С тобой все будет хорошо, – сказал Кастил. – Я заберу боль. Обещаю.

Его рука на моем подбородке дрожала, а он… редко дрожал, но сейчас тряслось все его тело.

– Обещаю, Поппи.

Я хотела прикоснуться к нему, но мои руки стали тяжелыми и бесполезными. А вдохи, которые заставляла себя делать, – влажными и слабыми.

– Мне… мне не так уж… больно.

– Это хорошо. – Он улыбнулся – или попытался это сделать. – Не разговаривай. Ладно? Я дам тебе крови…

– Сын, – начал его отец. – Нельзя. И даже если бы было можно…

Кастил оскалил клыки, стряхивая руку отца.

– Убирайся от нас подальше.

– Мне жаль, – прошептал король Валин. Рядом возник Джаспер, рыча и лязгая зубами. Отец Кастила был вынужден отступить. Темное небо пересекли молнии. – Я не хотел этого для тебя, для вас обоих. Мне жаль…

– Кас, – прохрипел Киеран, на этот раз умоляюще.

Кастил укусил свое запястье, разрывая кожу. Выступила ярко-алая кровь, и, глядя на прорезавшие небо серебристо-белые молнии, я вдруг поняла, что больше не чувствую боли. Мое тело онемело и…

– Холодно. Мне… опять холодно.

– Знаю. – Губы и подбородок Кастила запачкала свежая кровь. Он поднес запястье к моему рту и поместил мою голову в изгибе своего локтя. – Пей, принцесса. Пей ради меня.

Его кровь коснулась моих губ, теплая и насыщенная. Потекла по моему горлу, но я не чувствовала ее вкуса, не могла ее проглотить. Внутри все онемело. Паника нарастала.

– Кас…

– Что? – прогремел он.

– Выслушай меня. Пожалуйста, Кас. Послушай меня. Он не задел ее сердце. – Киеран подался вперед, хватая Кастила сзади за шею. – Посмотри на кровь. Попало в артерию и по крайней мере в легкое. Ты знаешь, что…

Над руинами взорвалась мощная вспышка молнии, мгновенно ослепив меня, а за ней последовал громкий раскат грома. Камень треснул. Кто-то закричал. Каменный пол содрогался при каждом ударе молнии.

– Нет. Нет. Нет. Открой глаза, – умолял Кастил. Они закрыты? – Ну же. Не делай этого. Не поступай так со мной. Пожалуйста. Открой глаза. Пожалуйста, Поппи. Пей.

Он нагнулся надо мной, прижимая запястье к моему рту.

– Пожалуйста, Поппи, пей.

Черты Кастила опять сложились вместе, но были словно окутаны туманом, словно размазались. Я быстро заморгала, стараясь прояснить зрение.

– Ну вот и ты, – сказал он. Его грудь часто поднималась и опадала. – Останься со мной. Хорошо? Не закрывай глаза. Останься со мной.

Я хотела. Боги, хотела этого больше всего на свете, но я устала. Хотелось спать. Я прошептала это. По крайней мере подумала, что прошептала. Точно не знала, но это не было важно. Я сосредоточилась на его лице, на пряди темных волос, на выразительных бровях. Не могла отвести взгляд от бахромы густых ресниц и высоких угловатых скул. Я изучала каждый дюйм его изумительного лица, от крутого изгиба челюсти до полных, прекрасно очерченных губ, запечатлевая их в памяти. Потому что знала… Знала, что когда мои глаза опять закроются, они больше не откроются. Хотела запомнить его лицо, когда мир превратится во тьму. Хотела помнить, каково это – быть в его руках, слышать его голос и чувствовать его губы на своих. Хотела запомнить, как он улыбается, когда я ему угрожаю, и как загораются и теплеют его глаза, когда бросаю ему вызов. Хотела запомнить гордость, которую чувствовала от него, когда словом или клинком заставляла врагов умолкнуть. Хотела запомнить, с каким благоговением он прикасается к моим шрамам – словно он не достоин их, не достоин меня.

В небе вспыхнула очередная молния, ударив в землю и наэлектризовав воздух. Вверх полетели обломки камня. Отец Кастила закричал, и отовсюду раздался вой. Но я сосредоточилась на Кастиле. Его глаза блестели, а ресницы были мокрыми.

Он плакал.

Кастил плакал.

Слезы бежали по его щекам, образуя блестящие дорожки в засохшей крови. Они катились и катились… и я знала… знала, что умираю. Кастил тоже знал. Должен был знать. Я так много хотела сказать, так много сделать вместе с ним и так много изменить. Будущее его брата. Будущее Йена. Будущее народов Атлантии и Солиса. Наше будущее. Я хоть раз благодарила его за то, что он заглянул под вуаль? За то, что никогда не заставлял меня стоять и бездействовать? Говорила ли я ему, как сильно он изменил мою жизнь, как много это значило для меня, хотя думала, что ненавижу его, даже когда хотела ненавидеть его? Кажется, говорила, но, наверное, недостаточно. И было кое-что еще. Я хотела еще один поцелуй. Одну улыбку. Хотела опять увидеть его дурацкие ямочки и поцеловать их. Хотела доказать ему, что он достоин меня, достоин любви и жизни, и не важно, что произошло с ним в прошлом и что он совершил. Но, о боги, у меня не осталось времени.

Я пробилась сквозь панику и ощущение, будто угасаю, тону, ощущение нереальности происходящего. Мои губы зашевелились. Я шевелила ими, но не издавала ни звука.

Кастил… сломался.

Он запрокинул назад голову и заревел. Он ревел, и этот звук отдавался эхом вокруг нас, прокатывался через меня. Камень подо мной треснул и разверзся. Оттуда вырвались толстые, крепкие корни пепельного цвета. Киеран упал, а они поползли по моим ногам и поднялись над Кастилом. Дерево росло. Оно росло быстро. Небо разорвали молнии, одна за другой, превратив ночь в день, а толстый, блестящий ствол возносился все выше, от него отделялись сотни ветвей. На каждой ветке пробились крохотные золотые почки. Они распустились, раскрывшись в кроваво-красные листья.

Кастил резко опустил голову. Его взгляд был диким и потерянным, как в то утро, когда он проснулся от кошмара. Он схватил корень, упавший на мой живот, мгновение смотрел на него, затем сломал и отбросил прочь.