Джейн Остен расследует убийство

– Увидела тебя в окно. – Алетия прикладывает ладонь ко лбу, защищая свои золотисто-карие глаза от резкого солнечного света. Слои ее тонкой юбки развеваются на ветру, и она напоминает мачту корабля, несущегося по волнам. – Прикажу подать чай, хорошо? Ты такая растрепанная!

– Что ж, спасибо, Алетия. – Джейн входит в дом и сбрасывает плащ. – С твоего позволения замечу, что сегодня утром ты тоже выглядишь неряшливо.

Алетия хихикает, не обращая внимания на оскорбление, как женщина, которая знает, что она красива и изящна. Она ведет подругу через выложенный мраморной плиткой вестибюль, грациозно постукивая туфельками, в то время как Джейн идет позади в своих прогулочных ботинках. Девушки входят в гостиную, окна которой выходят на ухоженный парк. Алетия усаживается на диван голубоватого оттенка.

– Почему ты бродишь по окрестностям в одиночку? Разве не слышала, что убийца на свободе?

– Именно поэтому я здесь. – Джейн располагается в кресле с откидной спинкой рядом с ласковым пламенем, играющим в камине из каррарского мрамора. Светлая и просторная комната оклеена обоями в китайском стиле и украшена хрустальными вазочками с ароматической смесью из лепестков роз. Пока Джейн делится приводящими в бешенство подробностями своей встречи с магистратом, лакей вносит лакированный чайный поднос и ставит его на низкий столик между девушками.

– Боюсь, мистер Крейвен обошелся со мной примерно так же. – Алетия наливает чай из японского чайника. На глазурованном фарфоре женщины в кимоно бродят среди пагод, а позади них возвышается заснеженная гора. Все чайные принадлежности из сервиза украшены позолотой и такие тонкие, что кажутся прозрачными. – Как только я рассказала ему про ожерелье, он полностью утратил ко мне интерес.

– Значит, ты тоже заметила украшение, когда мы встретились с ней в Бейзингстоке? – Джейн берет свою чашку с блюдцем, отказавшись от сливок, предложенных Алетией. Она предпочитает черный чай с сахаром – если он есть. В Мэнидаун-хаусе она может взять целый кусок сахара без каких-либо упреков в обжорстве.

– Оно показалось мне таким необычным со всеми этими милыми маленькими жемчужинками. Но я согласна, это была просто безделушка по сравнению с драгоценностями, в которых красовались дамы на балу.

– Вот именно. – Джейн берет щипцами кусочек сахара и кладет его в свой чай, а затем помешивает, постукивая серебряной ложечкой о край чашки, чтобы кристаллы растворились. – Ты видела размер ограненных бриллиантов в тиаре леди Харкорт?

– О нет, они явно поддельные. – Алетия морщит свой веснушчатый нос.

– Поддельные? Откуда ты знаешь? – Джейн отпивает чай, слишком мучимая жаждой, чтобы дать ему остыть. Он слишком сладкий. Девушка морщится. Странно, что леди Харкорт предпочла поддельное украшение, а не настоящие драгоценности. Возможно, она так часто носила бриллианты своих предков, что устала от них.

– Все дело в блеске. – Алетия взмахивает длинными белыми пальцами. – А вот колье Софи определенно было настоящим.

– Конечно. Ты знала, что ее приданое, по слухам, составляет тридцать тысяч фунтов?

– Да, и бо`льшая часть этого богатства наверняка вчера была на ней. Скажи мне, Джейн, почему нувориши всегда так спешат растратить свое богатство?

– Алетия, – шипит Джейн, – вряд ли ты сама потомок Вильгельма Завоевателя[21 - Вильгельм I Завоеватель (не ранее 1027 и не позднее 1028–1087) – герцог Нормандии, король Англии, организатор и руководитель нормандского завоевания Англии. Основал единое Английское королевство.].

– Нет. – Алетия теребит единственную нитку жемчуга у себя на шее. – Но у меня действительно превосходный вкус.

Джейн с радостью преодолела четыре мили до Мэнидаун-хаус не только ради сахара: наблюдения Алетии почти такие же меткие, как и ее собственные.

– Однако Софи оказалась в затруднительном положении, не так ли? Она официально не помолвлена, но все знают, что Харкорты устроили бал именно ради объявления о помолвке.

– Думаю, она будет очень рада уладить этот вопрос как можно скорее. Но какое зловещее начало для брака!

– Да уж. – Джейн прокручивает в уме разговор между Софи и ее матерью. Что-то не дает ей покоя. Если Софи так переживает из-за твердости намерений Джонатана, то странно, что она настаивала на публичном предложении, когда все могло пойти не так и действительно пошло не так, вместо того, чтобы решить вопрос раз и навсегда с помощью объявления в газете. Джейн понижает голос, чувствуя себя такой же сплетницей, как Мэри. – Сегодня утром в Дин-хаусе я случайно услышала, как миссис Риверс обвинила Софи в том, что та тянет с официальным объявлением помолвки.

– Как она посмела? Высокомерная мисс. Надеюсь, она не пыталась оттолкнуть Джонатана. Ей не найти жениха лучше даже со всеми деньгами своего отца!

Джейн подавляет озорную ухмылку, успешно спровоцировав подругу сплетнями. Алетия и Джонатан – одного возраста, и было время, до смерти Эдвина и отъезда Джонатана в свое большое турне, когда Джонатан считался женихом Алетии. Если в ухаживаниях Джонатана есть что-то сомнительное, от Алетии это не укроется.

– Тогда почему ты не вышла за него замуж?

Челюсть Алетии отвисает в притворном возмущении.

– Дорогой Джонатан никогда не был серьезен в своих намерениях по отношению ко мне.

– Еще как был. – Джейн ставит чашку с блюдцем на колено. Она давно чувствовала, что за неудавшимся предложением Джонатана стоит более интересная история, но Алетия всегда очень тщательно охраняла свои секреты. – Я слышала, что именно поэтому он сбежал в Европу, чтобы залечить свое разбитое сердце.

– Он отправился в Европу изучать искусство.

– И сбежать от некой дерзкой выскочки?

Алетия откидывается на спинку дивана, прижимая руку к груди и хохоча:

– О, Джейн! Ты ужасна. Но откуда такой внезапный интерес к прошлому? Все, что случилось много лет назад, лучше оставить похороненным в памяти.

Джейн ставит чашку с блюдцем обратно на поднос и поднимается со своего места.

– Просто я очень потрясена смертью бедной мадам Рено. Разные мысли лезут в голову.

– Так вот почему ты ведешь себя так странно? – цокает Алетия.

Джейн подходит к высоким окнам, любуясь парком. Вдалеке на холме пасется на жухлой траве стадо оленей. Пятнистый молодняк сбился в кучу, но старый самец стоит в нескольких футах от них. Гигантские рога слишком тяжелы для его худого тела. Кое-где они сломаны в результате многочисленных сражений. Молодой и более мускулистый самец неторопливо пасется рядом, его рога целы. Летом он сменит своего отца.

– Тебе не кажется, что мистеру Крейвену следовало бы допросить всех нас и выяснить, что каждый делал в ту ночь и почему мадам Рено вообще пришла в Дин-хаус, вместо того чтобы искать бродяг, прячущихся в кустах? – размышляет Джейн.

Алетия хмурит тонкие рыжие брови.

– Ты же не думаешь, что кто-то из гостей имеет какое-то отношение к ее убийству?

– Не знаю. – Джейн пожимает плечами. – В этом, конечно, и смысл. Никого нельзя исключать из числа подозреваемых, пока мы не узнаем, кто это сделал.

– Он магистрат. Я уверена, ему виднее.

– Любой дурак, у которого достаточно земли, может стать магистратом. – Джейн опускается в кресло. – Взять хотя бы моего брата Недди.

Эдвард «Недди» Остен – третий по старшинству из братьев Джейн. Хорошо, что именно его усыновили их богатые родственники Найты – он не такой умный, как Джеймс и Генри, и не такой упорный, как младшие мальчики семьи Остен.

– Джейн! Твой острый язык никого не щадит?

За окном олени пришли в движение. Старый вожак поднял голову и принюхивается в поисках хищников, а стадо самок беспечно прогуливается позади него.

– То есть любой дурак, кроме женщины. – Джейн складывает руки на груди.

Обязанность землевладельца – поддерживать мир, добровольно выступая в качестве мирового судьи. Недди часто жалуется на утомительную задачу – тащить мужчину к алтарю, чтобы тот женился на матери своего незаконнорожденного ребенка, иначе ответственность за ребенка ляжет на приход. Или добиться присяги на верность короне от убежденного католика. Некоторые магистраты, такие как мистер Крейвен, с огромным энтузиазмом относятся к этой роли и берут на себя больше, чем положено по закону. Все они назначаются на основе пола, ранга и богатства, а не заслуг или, боже упаси, степени их юридической подготовки.

– Что ж, вот такие они мужчины, вечно недооценивающие нас и издевающиеся над нами, – вздыхает Алетия. – Ума не приложу, почему все женщины готовы добровольно подчиняться мужчинам.

Как дочь священника, Джейн обязана утверждать, что церковный брак – это высшее состояние бытия, если только удастся найти подходящего партнера. Мать и отец Джейн вполне удовлетворены обществом друг друга даже после стольких лет совместного проживания. И Кассандра определенно ликует от перспективы выйти замуж за своего давнего возлюбленного, мистера Фаула. Но подруга Джейн, похоже, не рассматривает такую перспективу. Возможно, так сложилось потому, что мать Алетии рано умерла, а отец остается вдовцом, не подавая своим детям примера супружеского счастья, к которому они могли бы стремиться.

– Мистер Крейвен едва ли услышал хоть слово из того, что я говорила, – продолжает Алетия, стряхивая крошки сахара со своей юбки. – Нет, пока я не упомянула о пропавшем ожерелье. Отвратительный человек. Он был еще более пренебрежителен к Ханне. Она попыталась показать ему, где нашли мадам Рено, но он прогнал ее, как бродячую собаку.

– Ханна? – Насколько Джейн известно, минувшим вечером на балу не было никакой Ханны. Но поскольку все, кроме самых близких наперсниц, в приличном обществе обращаются друг к другу «мисс» или «миссис» с добавлением фамилии, вполне возможно, что девушек с таким именем было много. Джейн может претендовать на титул «мисс Остен» только в отсутствие Кассандры. Обращение «мисс Джейн», пожалуй, единственное, по чему она не будет скучать, когда сестра бросит ее, чтобы стать, к сожалению, «миссис Фаул».

– Одна из наших горничных. – Алетия теребит нитку на своем платье. – Мы одолжили ее на вечер. У леди Харкорт слуги никогда надолго не задерживаются, и она всегда пытается переманить наших.