– Надеюсь, ничего серьезного?
– Да, ничего серьезного. Ей просто нужно побольше отдыхать и соблюдать покой.
Если бы медсестра Герни осмелилась, она сейчас зевнула бы от скуки.
– Что ж, здесь достаточно спокойно, – сказал я и улыбнулся. – Подозреваю, для вас даже слишком спокойно?
Именно этого она и ждала. Было видно, что она уже готова рвануть с места в карьер.
– Спокойно? Да меня как будто в гробнице Тутанхамона замуровали! – воскликнула она, но затем вспомнила, что ей полагается быть сестрой милосердия в лучших традициях Флоренс Найтингейл[4 - Флоренс Найтингейл (1820–1910) – сестра милосердия и общественный деятель Великобритании. Ей удалось добиться изменения подхода к лечению раненых, внедрить принципы санитарии, наладить обязательную подготовку медперсонала. После Крымской войны (1853–1856) она сделалась национальной героиней, а ее имя стало почти нарицательным как преданной делу сестры милосердия.], и зарделась. – Наверное, мне не следовало так говорить, да? Это было не очень-то благопристойно.
– Вам не обязательно вести себя со мной благопристойно, – заверил я. – Я простой беззаботный парень, который становится еще проще от двойного скотча с содовой.
– О, так это очень мило.
В ее глазах застыл вопрос, и в моих она прочитала ответ. Она вдруг захихикала:
– Если вам пока нечем заняться…
– Как говорит один мой старый приятель: «Чем бы этаким тогда заняться?»
Выщипанная бровь снова приподнялась.
– Думаю, я могла бы ему подсказать, если ему действительно интересно.
– Лучше подскажите мне.
– Как-нибудь подскажу. Если в самом деле хотите выпить, пойдемте. Я знаю, где спрятан скотч.
Я последовал за медсестрой Герни из холла в просторную комнату. При каждом шаге она слегка покачивала бедрами, выразительно и сознательно. Ягодицы так и перекатывались под облегающим форменным белым платьем. Я мог бы шагать за ней весь день, наблюдая за ее походкой.
– Садитесь, – предложила она, указав на козетку длиной в восемь футов. – Я сделаю вам коктейль.
– Отлично, – отозвался я, опускаясь на пружинные подушки. – Но при одном условии. Я никогда не пью один. Я в этом смысле весьма щепетилен.
– И я тоже, – сказала она.
Я наблюдал, как она извлекает из укромного уголка в якобинском буфете[5 - Якобинский стиль – стиль архитектуры и искусства, который относится ко времени правления в Англии короля Якова I (1603–1625).] бутылку «Джонни Уокера», стаканы на две пинты и содовую.
– Можно было бы достать и лед, но тогда придется просить Бенскина, а мне кажется, что мы пока вполне обойдемся без Бенскина, или я не права? – спросила она, поглядывая на меня сквозь ресницы, похожие на заостренные прутья ограды.
– К черту лед, – сказал я, – и будьте осторожнее с содовой. Эта субстанция может погубить хороший виски.
Она налила в каждый стакан на три дюйма скотча и добавила по чайной ложке содовой.
– Как вам такая пропорция?
– Выглядит отлично, – подтвердил я, с готовностью протягивая руку. – Наверное, мне лучше представиться. Я Вик Маллой. Для друзей просто Вик и на «ты», а все хорошенькие блондинки входят в число моих друзей.
Медсестра Герни уселась, не потрудившись одернуть подол платья. У нее были красивые коленки.
– Ты первый гость за пять месяцев, – сказала она. – Я уже начала подумывать, не проклятое ли это место.
– Судя по виду, вполне возможно. Ты не просветишь меня по этому поводу? Когда я был в этом доме в последний раз, здесь не было и намека на запустение. Неужели больше никто здесь не работает?
Она пожала изящными плечами:
– Ты же знаешь, как бывает. Всем просто плевать.
– И насколько же плоха Морин?
Она надула губки:
– Слушай, может, поговорим о чем-нибудь еще? Мне так надоела Морин.
– Ну, не назову ее своей мечтой, – заявил я, пригубив скотч (его крепости хватило бы, чтобы прожечь дыры в шкуре бизона). – Но когда-то мы с ней были приятелями, и мне просто интересно. Что именно с ней приключилось?
Она запрокинула свою светловолосую головку, вливая в себя порцию скотча, и я обратил внимание на ее белокожую, весьма хорошенькую шейку. Судя по тому, как красотка глотала неразбавленный напиток, у нее был талант к выпивке.
– Мне не следует тебе рассказывать, – начала она и улыбнулась. – Но если ты пообещаешь никому не говорить…
– Ни словечка…
– Ее лечат от наркозависимости. Но это строго между нами.
– Скверно?
Она пожала плечами:
– Достаточно скверно.
– Ну а пока кошка лежит в постели, мышки в пляс, да?
– Примерно так. Никто сюда и не суется. Похоже, пройдет еще немало времени, прежде чем она вернется к нормальной жизни. А пока она там лезет на стены и орет до потери пульса, работники расслабляются. Разве это не справедливо?
– Несомненно, и они имеют право расслабиться.
Она прикончила свой коктейль.
– А теперь оставим Морин в покое. Мне хватает ночных дежурств и без разговоров о ней.
– Так у тебя ночные смены? Какая жалость.
– Почему? – Зеленовато-голубые глаза загорелись.
– Я подумал, как будет здорово увезти тебя отсюда на вечер и показать кое-что.
– Это еще что?