Марлоу поклонился, чувствуя облегчение, и побежал в строй к своей группе.
– Питер, где тебя черти носили? – спросил Спенс, раздраженный приступами дизентерии.
– Все в порядке, я здесь. – Сейчас, когда у Марлоу была его фляга, он настроился легкомысленно. – Давай, Спенс, строй ребят, – сказал он, подначивая.
– Иди к черту! Парни, стройтесь! – Спенс пересчитал людей и потом спросил: – Где Бонэ?
– В госпитале, – объяснил Эварт. – Ушел туда сразу после завтрака. Я сам отвел его.
– Почему, черт возьми, ты мне раньше об этом не сказал?!
– Ради бога, я проработал весь день на огородах! Цепляйся к кому-нибудь другому!
– Да успокойся ты, черт побери!
Но Питер Марлоу не слушал ругательства, болтовню и сплетни. Он надеялся, что полковник и Мак тоже прихватили свои фляги.
Когда группа была пересчитана, капитан Спенс подошел к полковнику Селларсу, который лично нес ответственность за четыре хижины, и козырнул:
– Шестьдесят четыре человека, как и должно быть, сэр. Девятнадцать здесь, двадцать три в госпитале, двадцать два на работах.
– Хорошо, Спенс.
Когда Селларс получил данные по своим четырем хижинам, он передал их полковнику Смедли-Тейлору, отвечающему за десять хижин. Потом Смедли-Тейлор сообщил свои итоги дальше. Следующий офицер довел их до сведения своего начальства, и эта операция повторялась по всему лагерю, внутри тюрьмы и вне ее до тех пор, пока общие данные не доходили до коменданта лагеря. Тот сложил количество людей в лагере с количеством людей в госпитале и количеством пленных, занятых на работах, а потом доложил общие цифры капитану Ёсиме, японскому представителю. Ёсима обругал коменданта лагеря, так как в списке не хватало одного человека.
Паника на час охватила лагерь, пока отсутствующего человека не нашли на кладбище. Полковник Рофер из Королевской медицинской службы накинулся на своего помощника, полковника Кеннеди, который пытался объяснить, как трудно быстро составить отчет, после чего полковник Рофер обругал его вторично и сказал, что это является его обязанностью. Потом Рофер отправился с повинной к коменданту лагеря, который выбранил его за плохую работу, а комендант лагеря, в свою очередь, пошел к Ёсиме и постарался вежливо объяснить, что человек был найден, но трудно без задержки выдавать правильные цифры. А Ёсима обругал коменданта за плохую работу и напомнил о его ответственности: если он не умеет уследить за несложными расчетами, возможно, пришла пора возложить на какого-нибудь другого офицера обязанность коменданта лагеря.
Пока строй пленных то тут, то там взрывался раздражением, корейские охранники обыскивали хижины, особенно офицерские. В них, по мнению охраны, был спрятан радиоприемник – связующая ниточка с живым миром, надежда людей. Охране хотелось найти приемник, как пять месяцев назад, когда один обнаружили-таки. Но и охрана, и пленные изнемогали от жары, и обыск был поверхностным.
Пленные обливались по?том и отчаянно ругались. Несколько человек упали в обморок. Дизентерийные больные вереницей бегали в уборные. Те, которым было очень плохо, садились где были на корточки или ложились на землю, отдаваясь боли. Здоровые не замечали вони. Она стала привычной, как привычны были непрерывное снование в уборные, да и сам процесс ожидания.
Через три часа обыск закончился. Людей распустили. Они хлынули в хижины и в тень, задыхаясь, улеглись на койки или отправились в душевые, раздраженно дожидаясь, пока вода не снимет головную боль.
Питер Марлоу вышел из душа. Он обмотал саронг вокруг пояса и направился в бетонное бунгало, где жили его друзья, его группа.
– Puki ’mahlu! – ухмыльнулся Мак.
Майор Маккой был упрямым шотландцем невысокого роста с хорошей выправкой. Двадцать пять лет, проведенных в джунглях Малайзии, оставили глубокие следы на его лице, свое дело сделали и любовь к выпивке, и нескончаемая карточная игра, и приступы лихорадки.
– ’Mahlu senderis, – ответил Питер Марлоу, с удовольствием присаживаясь на корточки.
Малайские непристойности всегда забавляли его. Это выражение не поддавалось дословному переводу на английский, потому что «puki» означало определенную часть женского тела, a «mahlu» – «срамной».
– Ублюдки, неужели вы не можете хоть один раз поговорить на хорошем английском? – сказал полковник Ларкин.
Он лежал на своем матрасе на полу. Ларкин задыхался из-за жары, а голова болела после перенесенной малярии.
Мак подмигнул Питеру Марлоу:
– Мы все время ему объясняем, но в его тупую башку ничего не лезет. Полковник безнадежен!
– Верно, приятель, – согласился Питер Марлоу, копируя австралийское произношение Ларкина.
– За каким чертом я с вами двумя связался, – устало простонал Ларкин, – я так и не пойму.
Мак ухмыльнулся:
– Потому что он лентяй, правда, Питер? Мы с вами всю работу делаем, а он сидит и притворяется, что встать не может, и все из-за того, что у него легкий приступ малярии.
– Puki ’mahlu! И дайте мне попить, Марлоу.
– Слушаюсь, сэр, господин полковник! – Он протянул Ларкину свою флягу с водой. Когда Ларкин увидел ее, то улыбнулся, превозмогая боль.
– Все в порядке, дружище Питер? – тихо спросил он.
– Да. Господи, я на какое-то время голову потерял!
– Мы с Маком тоже.
Ларкин отхлебнул воды и бережно вернул флягу.
– Вы хорошо себя чувствуете, полковник? – Питера Марлоу смутил цвет лица Ларкина.
– Проклятье! – проворчал Ларкин. – Нет ничего, что не могла бы вылечить бутылка пива. Завтра поправлюсь.
Питер Марлоу кивнул.
– Лихорадка у вас, по крайней мере, прошла, – отметил он, потом с подчеркнутой небрежностью вытащил пачку «Куа».
– Бог мой! – одновременно ахнули Мак и Ларкин.
Марлоу вскрыл пачку и дал каждому по сигарете:
– Подарок от Санта-Клауса!
– Где вы, черт возьми, их взяли, Питер?!
– Подождите, давайте немножко покурим, – мрачно сказал Мак, – перед тем как услышим плохие новости. Он, возможно, продал наши тюфяки или что-нибудь в этом роде.
Марлоу рассказал им про Кинга и Грея. Они слушали с растущим изумлением. Затем Питер поведал историю с обработкой табака, они молча ловили каждое слово, пока он не упомянул про предложенные ему проценты.
– Шестьдесят и сорок! – радостно выпалил Мак. – Шестьдесят и сорок, о бог мой!
– Да, – подтвердил Питер Марлоу, неправильно истолковав реакцию Мака. – Представьте себе! Так или иначе, я просто показал ему, как это делается. Кажется, он удивился, когда я ничего не взял взамен.
– Вы отдали способ даром? – Мак был ошеломлен.
– Конечно. Что-нибудь не так, Мак?