Гнев Тиамат

Фиск рассмеялась:

– Репутация Оберона бежит впереди него! Губернатор Риттенер заверил меня, что все под контролем. Было несколько подгнивших яблок, но в неуправляемой колонии этого следовало ожидать. Теперь, под надзором Лаконии, с ними разобрались.

Тереза, кивнув, откинулась назад, ожидая реакции отца. Он не спешил. Тереза зачерпнула еще яичницы. Подобрала кусочком хлеба жидкий, как она любила, желток. Келли – личный лакей отца – принес Фиск еще кофе. Когда отец вздохнул, в глазах Фиск явственно отразилась безнадежность. Всего лишь мелькнула – она сразу ее спрятала, но Тереза успела заметить.

– Идея хороша, – сказал отец, – однако я не уверен, правильно ли вы выбрали планеты. Дайте мне время пересмотреть проект – вернемся к нему на следующей неделе.

– Да, сэр, – отозвалась Фиск. – Разумеется.

После совещания за завтраком Фиск ушла, а Тереза осталась. Когда Келли убрал посуду, отец поднялся и, потянувшись, обратился к ней:

– Что ты заметила?

– Она нервничала.

– Как всегда, – возразил отец. – Я отчасти за это ее и выбрал. Когда люди чувствуют себя слишком свободно, они отбиваются от рук. Разбалтываются. Что еще?

– Она ожидала замечания о коррупции. И сосредоточилась на Обероне, чтобы уйти от вопроса, по какому признаку отбирались эти пять миров.

– Пыталась что-то скрыть?

– Не думаю, – сказала Тереза. – По-моему, зная о дурной репутации Оберона, просто коснулась напрашивающейся темы. Когда ты переключился на выбор миров, она… вздохнула с облегчением?

– Согласен. Хорошо. Это было любопытно. У меня военный совет с Трехо по системе Сол. Хочешь посмотреть?

Она не хотела. Сегодня предстояло занятие со сверстниками, а значит, встреча с Коннором. Ей бы хотелось выбраться к Тимоти, поиграть с Ондатрой, побыть с отцом, но больше всего – пойти в класс. Она стыдилась этого желания. Нельзя, чтобы отец почувствовал, что не слишком важен для нее, – особенно когда в этом есть доля истины…

– Если хочешь, – сказала она, добившись, чтобы голос звучал радостно и беззаботно.

Он поцокал языком и взъерошил ей волосы.

– Не обязательно. Можешь позаниматься с полковником Иличем. Если у Трехо есть что-то существенное, я дам тебе знать.

– Хорошо, – сказала она. И, почувствовав, что он знает все ее мысли, добавила: – Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – ответил отец и отпустил ее взмахом руки.

* * *

Едва шагнув в класс, она поняла: что-то случилось. Обычно все распределялись компаниями, устроившись на диванах и в креслах в общей комнате, и вели сразу полдюжины разговоров. Терезу, когда она входила, замечали, но не старались спрятать обращенные к ней взгляды. Сегодня все жались к стенам и колоннам, как зверушки при появлении хищника. Коннор стоял один, хмурясь в свой наладонник, словно тот его чем-то оскорбил и парень с трудом сдерживал чувства. Остальные дружно взглянули на Терезу и отвели глаза, а Коннор не замечал ее так старательно, что это выглядело неестественно.

– Я сейчас вернусь, – сказал полковник Илич, тронув ее за плечо. – Нужно кое-что сделать до начала.

Тереза кивнула, отпуская его. Ее внимание привлекла Мьюриэль Купер. На год старше Терезы, с тускло-коричневыми волосами и щербинкой между зубов, она была талантливой художницей, так что рисовать лица во всех крупных школьных проектах доставалось ей. Сейчас, подходя к Терезе, она чуть ли не дрожала. Девочке вспомнилась Кэрри Фиск.

– Тереза, – сказала Мьюриэль. – Можно мне… можно с тобой минутку поговорить?

Терезе стало по-настоящему страшно, однако она кивнула. Мьюриэль сделала пару шагов к двери во двор, потом остановилась и оглянулась, как оглядывалась иногда Ондатра, проверяя, идет ли за ней хозяйка. Во дворе Мьюриэль сложила руки на животе в позе слушающего выговор ребенка. Терезе захотелось взять ее руки и вернуть их на место, заставить ее вести себя как обычно. От Мьюриэль тянуло тревогой, как жаром от огня, и Терезе тоже стало тревожно.

– Что такое? – спросила она.

Мьюриэль облизнула губы, глубоко вздохнула и подняла глаза, встретившись взглядом с Терезой.

– На прошлой неделе в школе ходили в поход, мы все ходили. С ночевкой, и наша компания улизнула к воде, когда полагалось спать, и тогда Коннор меня поцеловал.

Тереза что-то почувствовала. Что, она не знала, но чувство зародилось в животе, сразу под пупком, и так глубоко, что наверняка это было не мышечное ощущение. Выводы валились на нее друг за другом, как костяшки домино. Коннор поцеловал Мьюриэль. Нет, больше того, Коннору захотелось поцеловать Мьюриэль. Нет, еще больше того, Мьюриэль знала, что Терезе это не все равно.

А значит, знали все.

О господи, значит, и Коннор знал!

– Я могу с ним порвать, – сказала Мьюриэль. – Если хочешь.

– Не мое дело, чем вы занимаетесь, – ответила Тереза. – Если вам с Коннором вздумалось целоваться в лесу, меня это не касается.

– Спасибо тебе, – выговорила Мьюриэль и чуть ли не вприпрыжку вернулась в общую комнату.

Тереза направилась следом, думая только о том, чтобы происходящее с ее телом не отразилось на лице. Одновременно с ней вошел, тепло улыбаясь, полковник Илич. Под мышкой он нес черно-белый мяч размером с отрубленную голову.

– Сегодня, – обратился он ко всем, – мы будем изучать новые футбольные приемы. Восточный луг после дождя немножко размок, так что, если прекрасные дамы и господа соблаговолят проследовать за мной в спортивный зал, можете переодеться в более подходящие наряды.

Середина дня была заполнена гулкими выкриками и жжением в икрах и спине. Тереза слишком сильно била по мячу, больше промахивалась, чем попадала, и постоянно ощущала на себе внимание класса. Внимание Мьюриэль. И Коннора. И даже полковник Илич заметил, что ей не до игры, но, не считая мягкого вопроса о самочувствии, ничего не сказал. Когда настало время принимать душ и переодеваться в обычную одежду, Тереза не пошла в раздевалку с остальными. У нее было собственное помещение. Они ей больше не нужны. Никто.

Уходя, она оглянулась посмотреть, подошел ли Коннор к Мьюриэль. Держатся ли они за руки? Целуются ли? Но ничего подобного не было – Коннор стоял у стального питьевого фонтанчика с Халидом Марксом, а Мьюриэль изображала, что умерла от усталости, и Аннеке Доуби с Майклом Ли тащили ее за руки и за ноги. Тереза думала, что от этого ей должно полегчать, но не тут-то было.

В одиночестве она дала волю слезам. И выбранила себя за глупость. Коннор не представлял собой ничего особенного: просто мальчик, о котором она думала больше, чем о других. Она никогда с ним не целовалась и не собиралась держаться за руки. До сегодняшнего дня она была уверена, что он ничего не замечает. Что никто не замечает. Только вот он выбрался из палатки с проклятущей Мьюриэль Купер. Как это инструктор похода допустил такое? А если бы они утонули или местные звери приняли бы их за добычу? Инструктор проявил некомпетентность. Вот в чем дело. Вот почему – хотя в это верилось с трудом – почему она всхлипывала и хлюпала носом.

Ондатра сунула мокрый нос ей под мышку, толкнула. В глазах старой собаки ясно читалась забота. Она неуверенно вильнула пушистым хвостом.

– Я дура, – сказала Тереза, и ей самой голос показался измученным. – Просто я дура.

Ондатра, скорее кашлянув, чем взлаяв, вскинула передние лапы. Недвусмысленное приглашение. «Забудь об этом, давай играть!» Тереза бросилась на кровать в надежде заснуть или, как в кино, сбежать прямо с кровати в другое измерение, о котором никто никогда не слышал.

Ондатра снова кашлянула. И гавкнула.

– Ладно, – сказала ей Тереза. – Дай только переоденусь, чтоб не вонять потом. Тупая псина.

Ондатра усердней завиляла хвостом. Теперь уже от души.

Утренние облака разошлись, но земля еще не просохла после дождя. С круговоротом воды приходилось мучиться всем мирам империи. Везде случались ливни и грязные лужи. Тереза шла по обставленным колоннами дорожкам, стараясь уйти подальше от людных мест. Ей не нужна была компания – хватало собаки и жалости к себе.

Она задумалась, можно ли что-то изменить. Если бы она сказала Мьюриэль: да, ты должна порвать с Коннором. Так можно было. И сейчас еще не совсем поздно. Или пойти к полковнику Иличу, сказать, что ей стало неловко в обществе Мьюриэль, что эта девочка портит ей общение со сверстниками. И даже попросить, чтобы Коннор больше времени проводил в здании государственного совета, если ей захочется его видеть – а ей вот как раз хочется.

Но всем станет известно, что это она устроила, а так не годится. И она просто шла по серовато-зеленым садам, оглядывала низкие зеленые склоны гор за территорией и мечтала сбежать, или умереть, или обратить время вспять.

Ондатра насторожилась, наставила вислые уши вперед. Гавкнула раз, как бы в волнении, и бросилась бежать, слишком быстро для своих старых истертых ног. Как ни грустно было Терезе, она рассмеялась.

– Ондатра! – позвала она, но собака в увлечении не послушалась. Ее пышный виляющий хвост скрылся за изгородью из завезенной с Земли сирени, и Тереза рысцой побежала следом.