«Я не допущу, чтобы что-либо остановило меня».
Прежде чем она успела пошевелиться, сотовый телефон, спрятанный в кармане ее юбки, завибрировал.
Только один человек знал этот номер.
«Томми».
Элизабет отошла на шаг от немца.
– Благодарю вас, Берндт, но сестра Эбигейл права. – Она сделала короткий реверанс, слишком поздно осознав, что сейчас уже не приняты подобные манеры. – Кажется, работа в саду слишком утомила меня. Наверное, мне все-таки следует поужинать в своей комнате.
Губы Эбигейл сложились в жесткую прямую линию.
– Думаю, это мудрое решение.
– Жаль, – разочарованным тоном произнес Берндт.
Эбигейл взяла Элизабет за локоть и повела в комнату, еще крепче, чем прежде, сжимая пальцы. Когда они вошли в тесную келью, монахиня приказным тоном заявила:
– Оставайтесь здесь. Я принесу вам ужин.
Эбигейл вышла, заперев за собой дверь. Элизабет подождала, пока ее шаги затихнут, потом подошла к зарешеченному окну. Только сейчас, оставшись в одиночестве, она достала телефон и перезвонила. Едва в трубке раздался голос Томми, графиня поняла, что что-то случилось. Мальчик явно с трудом сдерживал слезы.
– Я снова заболел раком, – сообщил он. – Я не знаю, что делать и кому сказать.
Элизабет сильнее сжала телефон, как будто могла дотянуться сквозь эфирные волны до этого мальчика, которого полюбила, как собственного сына.
– Объясни, что произошло.
Она знала историю Томми, знала, что он был болен до того, как вмешательство ангельской крови исцелило его, даровав ему бессмертие. Ныне он был простым смертным, как она сама, – и уязвимым, как в прежние времена. Хотя она и раньше слышала от него термин «рак», но никогда не понимала истинной природы его болезни. Желая проникнуть в суть новости, Элизабет уточнила:
– Расскажи мне, что такое рак.
– Это болезнь, которая ест тебя изнутри. – Его голос звучал тихо, подавленно и потерянно. – Она гнездится в моей коже и костях.
Сердце Элизабет болело от тревоги за мальчика. Она хотела успокоить его, как часто успокаивала сына.
– Но в ваше время доктора, конечно же, смогут вылечить тебя от этой болезни.
Последовала долгая пауза, потом усталый вздох.
– Мой рак они вылечить не могут. Я долго лежал на химиотерапии, меня все время тошнило, у меня выпали все волосы. Даже кости у меня болели. Но врачи так и не смогли остановить болезнь.
Элизабет прислонилась к холодной оштукатуренной стене, глядя в темные воды канала под окном.
– А ты не можешь снова попробовать лечиться этой химиотерапией?
– Я не буду. – Теперь голос его звучал твердо, как у взрослого. – Я должен был умереть еще тогда. Думаю, этому и следовало произойти. Я не хочу снова проходить через это унижение.
– А что твои дядя и тетя? Они не сказали, как тебе следует поступить?
– Я им не сказал и не собираюсь говорить. Они снова заставят меня пройти через эти лечебные процедуры, но все будет зря. Я это знаю. Все идет так, как и должно идти.
Элизабет слышала горечь поражения в его голосе, и в ее душе рос гнев.
«Может быть, ты и не желаешь сражаться, но зато желаю я».
– Послушай, – продолжал Томми, – никто не может меня спасти. Я позвонил, просто чтобы поговорить, поделиться этой тяжестью… с кем-то, кому могу доверять.
Его искренность тронула Элизабет. Во всем мире только он доверял ей. И он был единственным, кому она, в свою очередь, могла довериться. Она почувствовала, как решимость ее становится каменно-твердой. Сын Элизабет умер потому, что она не сумела защитить его. Но она не допустит, чтобы подобное случилось с этим мальчиком.
Он еще несколько минут говорил ей что-то, по большей части о своих покойных родителях. И с каждым его словом Элизабет все яснее видела свою новую цель.
«Я вырвусь на свободу из этих стен… и спасу тебя».
Глава 7
17 марта, 18 часов 38 минут по центральноевропейскому времени
Ватикан
Из огня да в полымя…
Благополучно выскользнув из библиотеки сангвинистов незамеченной, Эрин успела встретиться с Христианом и сестрой Маргарет до того, как ее вызвали в канцелярию кардинала Бернарда в Апостольском дворце. Она прошла за облаченным в черное священником по длинному, отделанному деревянными панелями коридору и миновала папские апартаменты на пути в отдельное крыло, где размещалась штаб-квартира Ордена сангвинистов.
По пути Эрин гадала о причинах этого неожиданного вызова.
«Неужели Бернард узнал о моей незаконной вылазке?»
Женщина попыталась идти спокойно, ничем не выдавая напряжения. Она уже пробовала расспрашивать своего проводника-священника. Его звали отец Грегори, он был новым помощником Бернарда. На ее вопросы он не отвечал: судя по всему, такая неразговорчивость была непременным качеством любого, кто служил кардиналу.
Эрин пристально рассмотрела священника. У него была молочно-белая кожа, густые темные брови, черные волосы достигали середины шеи. В отличие от предыдущего помощника кардинала он не был человеком – отец Грегори принадлежал к Ордену сангвинистов. По виду ему можно было дать чуть больше тридцати лет, но вполне возможно, что он был на много столетий старше.
Они подошли к входу в кабинет Бернарда, и Грегори отворил перед Эрин дверь.
– Мы пришли, доктор Грейнджер.
Она отметила в его фразе ирландский акцент.
– Благодарю вас, святой отец.
Он проследовал за ней в кабинет, достал из кармана старомодные часы на цепочке и посмотрел на циферблат.
– Боюсь, мы пришли несколько раньше, чем предполагалось. Кардинал будет здесь с минуты на минуту.
Эрин заподозрила в этом некий план со стороны Бернарда: заставить ее ждать, чтобы таким образом хоть в чем-то выразить свое превосходство над нею. Кардинал все еще был недоволен тем, что Кровавое Евангелие оказалось связано с нею.
Отец Грегори выдвинул для Эрин один из стульев, стоящих у широкого кардинальского стола, сделанного из красного дерева. На соседний стул женщина положила свой рюкзак.