Наездники

Девушка глупо рассмеялась.

– Да. Где-то там. Заходи.

Приведя лицо в порядок, насколько это было возможно, Фен вошла в большую комнату, погруженную в полумрак. Гости с остекленевшими взглядами беседовали, разбившись на кучки. Все были одеты шикарно и выглядели уже изрядно поддатыми. Фен узнала нескольких известных актрис. В углу обнимались две женщины. Мужчина в твидовом пиджаке и балетной пачке спал на софе. Энрико не было видно.

Фен нашла его в соседней комнате, в углу, с Анной-Фабиолой на коленях. Одна его рука была у нее за пазухой, вторая – под юбкой. Он беседовал с двумя другими девицами. Фен с бьющимся сердцем подошла поближе.

– Привет, Энрико.

– Фенелла!

Что ж, по крайней мере он сгрузил Анну-Фабиолу на пол и направился к Фен. Через минуту Фен ощутила себя в теплых мужских объятиях, внушающих уверенность. Энрико прижал ее к груди. Но кроме этого она почувствовала запах застарелого пота. А когда он поцеловал ее, его дыхание пахло чесноком и перегаром после виски.

Энрико отпустил Фен и подвел ее к Анне-Фабиоле, которая рассеянно улыбнулась пустой улыбкой. Две девицы, которые наперебой старались привлечь внимание Энрико, посмотрели на Фен как на дохную мышь. Ей отчаянно захотелось выпить.

– Что случилось с твоими брюками? – спросил Энрико. – Я хотел, чтобы ты пришла в них.

– Они порвались во время последнего забега, – горько сказала Фен. – На виду у десяти тысяч зрителей. Это был кошмар.

Но Энрико не проявил ни малейшего интереса. Он вместо этого заговорил с Ральфи, который как раз вошел в комнату. Комбинезон его был раасстегнут ниже пупа, демонстрируя розовую безволосую грудь. В конце концов Фен пришлось самостоятельно найти себе выпивку. Когда она вернулась, Энрико расстегнул все пуговицы на блузке Анны Фабиолы и играл ее грудями.

– Разве она не милашка? – обратился он к Фен. – Ты не хочешь тоже с ней поиграться?

Фен со всхлипом выбежала из комнаты. Она внезапно пожалела, что не отправилась домой в грузовике с Дино и Сарой – домой, к реальной действительности и здравому рассудку. Фен была вымотанной до предела, трезвой, отчаянно нуждающейся в утешении и слишком отчетливо сознающей, что выглядит она наихудшим образом и никак не может соперничать с увивающимися вокруг Энрико девицами. Фен удивилась, когда Энрико последовал за ней. Он отвел ее наверх, где ему пришлось открыть и закрыть несколько дверей, прежде чем он нашел незанятую спальню. На двери не было замка.

– Но как же! – в совершеннейшем ужасе запротестовалб Фен. – Кто-нибудь может войти!

– Надеюсь, что да, – сказал Энрико. – Ты так сексуальна, cara, тебе нужен кто-то еще кроме меня.

В следующий момент он уже разделся и лег на спину. Грудь его была покрыта зарослями черных волос, как у обезьяны. Член торчал кверху, словно какой-нибудь гротескный итальянский пестик для толчения перца в ступке. Фен нагнулась над ним, и почувствовала сильный запах немытого тела. Она вдруг вспомнила предупреждение Дино насчет вшей. Когда Энрико схватил ее голову и пригнул книзу, ее чуть не вырвало.

– Ну же, примерный первоклассник! На этот раз ты будешь любить меня.

Палец Энрико скользнул вдоль копчика Фен к ее заднему проходу. Охваченная ужасом, она в этот миг пожелала иметь хвост как у Вольфа и уметь его поджимать между ног. Это все было одним сплошным кошмаром, ничего похожего на экстаз прошлого раза. Фен! страстно желала убежать отсюда, но ей некуда было деться. В это время не было поездов на Уорвикшир. И ей все равно утром надо было попасть в телецентр. В дверь постучали. Фен судорожным движением завернулась в простыню. Это оказались Ральфи и Анна Фабиола.

– Входите и присоединяйтесь к нам, – сказал Энрико, раскрывая объятия.

Спрыгнув с кровати, Фен схватила одежду и выбежала за дверь. Она провела ночь, дрожа на крошечной софе в комнате для прислуги, где дверь зато закрывалась на замок. Она думала только о то,! чтобы добраться до Милла и признаться Дино, какой она была дурой.

Каким-то чудом она собралась с духом и в десять утра была на Би-Би-Си. Передача, в которой ей предстояло участвовать, была детской, и Фен не могла их подвести. Ее встретил очень смущенный продюсер, который сказал, что в Лондон приехал доктор Сейс, и им пришлось полностью перепланировать передачу, так что, к большпму сожалению, они не нуждаются в Фен. Рбзумеется, ей выплатят гонорар и возместят издержки, и они будут поддерживать с ней окнтакт, чтобы включить ее в другую передачу. Фен прекрасно понимала, что он лжет. Просто он прочитал в утренних газетах про вчерашний скандал и видел фотографии с ее разъехавшимися брюками, и побоялся, что она может оказать на юных зрителей дурное влияние.

Всю дорогу до дома в поезде Фен умирала от стыда, кроясь за темными очками и поднятым воротником и наблюдая, как бизнесмены жадно разглядывают ее фотографии в газетах. Заголовки были такими, каких следовало ожидать. «Вверх тормашками», – писала «Сан». «Пухлощекая Фен», – говорилось в «Миррор». «Какая задница!» – восхищалась «Дейли Пост».

Тори встретила Фен на вокзале Уорвика. У нее были опухшие и красные глаза. Фен отнесла это на счет своего дурного поведения.

– Прошу прощения, что не позвонила, – запинаясь, выговорила она. – Я хотела позвонить, но так расстроилась из-за того, что треснули брюки. Когда все вернулись?

– Около трех часов утра, – ответила Тори, направляясь вверх по Ленд Ровер.

Вольф, который прятался за ней, выскочил вперед, виляя хвостом, и прижался головой к щеке Фен. По крайней мере один друг у нее остался. Примерно! милю они с Тори не разговаривали. День был сумрачный, тусклый, гадкий. Серое уныние нарушали только последние красные листья бука и пожелтевшая трава вдоль дороги.

– Дино сильно злился? – пробормотала Фен.

Пауза.

Потом Тори сказала:

– Он уехал.

– Уехал? – переспросила Фен. – Куда?

Внезапно она почувствовала себя так, будто выпрыгнула из самолета, а парашют не раскрылся.

– Обратно в Америку.

– Он не мог! – прошептала Фен.

– Он уехал сегодня после обеда, погрузил лошадей и все остальное.

– Но зачем? – в ужасе спросила Фен.

– Он не сказал, – ответила Тори и разрыдалась.

– Он… он просил что-нибудь мне передать?

– Сказал только, что вы, наверное, увидитесь в Лос-Анджелесе.

– И все?

– Он подарил мне посудомоечную машину, – всхлипнула Тори. – Ее доставили через полчаса после его отъезда.

48

В ноябре того же самого года Элен Кэмпбелл-Блэк сидела в приемной Джеймса Бенсона, просматривая объявления о продаже домов в «Кантри Лайф» и лениво раздумывая, сколько стоит Пенскомб. Бросив взгляд на золотые часы, она решила, что у нее уже нет времени до назначенного ей часа побежать в туалет и еще раз помыться. Смешно, казалось бы – но после рождения двоих детей она все еще невероятно смущалась визитов к гинекологу и вообще всего, что было связано с половыми органами. Элен поерзала на кожаной софе. Раздражение было действительно ужасным, а от того, что она постоянно о нем думала, лучше ей не становилось. Зо окном приемной стайка скворцов, прожорливых после недели сильных морозов, отпихивали друг друга от птичьей кормушки. Сверху спикоровал дрозд, быстро ухвтил корку хлеба, котрая упала на покрытую инеем траву и утащил ее в безопасное место на ветвях соседнео ясеня. Элен восхитилась его яркими глазками и пестрой грудкой.

«Какая красивая женщина», – подумала медсестра, провожая Элен в консультационный кабинет. Если существовала на свете пациентка, способная заставить доктора Бенсона пренебречь клятвой Гиппократа, то это была Элен. Доктор всегда назначал ей прием последней перед обедом, чтобы иметь возможность провести с ней побольше времени. И, хотя он вроде бы был другом ее мужа, доктор отзывался о нем не иначе как «это дерьмо Кэмпбелл-Блэк».

Этим утром обследование Элен не дало доктору Бенсону никакого повода изменить свое мнение. Подвигая Элен стул, чтобы она села, доктор был сама вежливость.

– Боюсь, что у вас не молочница, – сказал он. – У вас триппер.

– Прошу прощения?

– Триппер. Гонорея.

На мгновение доктор испугался, что она потеряет сознание.

– Что?! – прошептала она.