– Неужели не вернешь? – Давид в деланном ужасе округляет глаза. Я качаю головой. Неа. Я – гнусная похитительница божественных шарфов. А дома спрячу шарф под подушку, чтобы нюхать его по утрам…
– И совесть не будет мучить?
Так и хочется сделать большие глаза и спросить: “Совесть? А что это?”
– Совесть по накладным это проведет как трофей, – я позволяю себе скромную усмешку. – Она у меня не очень по части угрызений.
– Я заметил, – Давид ухмыляется и поворачивается к Алисе. – Алиса Павловна. Я приглашаю вас на обед, куда бы вы хотели пойти? Что бы вы хотели съесть?
– В торговый центр! Я хочу Хэппи Мил. – Алиска не я, Алиска знает, чего хочет. Торговый центр у нас тут, кстати, тоже есть, всего-то километр пешим ходом. Нет, я не против Хэппи Милов, они у нас по праздникам бывают.
Уходим мальчика, который привык передвигаться на тачке так, чтобы у него, если не ноги отвалились, то хотя бы до того, как он запросит пощады. Коварный план? Отличный план!
Вообще из последней реплики Давида я делаю два вывода.
Во-первых, я связалась с чистой воды шулером, казановой и мошенником, который не постесняется очаровательно улыбнуться даже моей одиннадцатилетней дочери и подыграть ей, доверив выбор места для обеда – она же сейчас высоченно задерет свой носик от такого очешуительного доверия.
А во-вторых… Павловна… Он знает Алискино отчество… Которое я ему не говорила.
– Скажи мне честно, ты знал, что у меня дочь есть? – шепотом уточняю я, пока мы неторопливо шагаем к школьным воротам.
Мой Аполлон не отвечает, лишь только удовлетворенно улыбается самым краешком своих дивных сладких губ. Задеваю их взглядом, и горло сводит алчной жаждой. Хочу его поцеловать. Хоть украдкой хлебнуть медового глинтвейна, что таится на кончике языка Давида…
И все-таки: черт, черт, черт!
Хотела оглушить, напугать его неожиданностью, серьезными проблемами в лице уже почти взрослого ребенка.
А выходит, что Давид уже этим утром знал исходные данные моей задачи. Разведчик, блин. И Огудалова тоже, блин… Шпион. Все выдала. Ну, понятно, что она выдала эти исходные данные не кому-нибудь, а собственному сыну, но что это Тамара Львовна творит вообще? Неужели её устраивает, что сын ухлестывает за художницей-нищебродкой? А я – оно самое, хоть с первого взгляда и не скажешь. Жить, конечно, можно хуже. Но этот постоянный нервяк, зависимость от заказов, отсутствие толковых сбережений… Ну какая из меня ровня сыну Огудаловой?
Ну и ладно, пусть Давид теоретически представлял, с кем пытается замутить, а готовила ли его жизнь практически к болтовне Лисы? Это вряд ли, тем более, что моя восхитительная дочь без всяких лишних просьб переходит в режим “супер-болтливая лисица” и сейчас торопливо выплевывает реплику за репликой, рассказывая, как день в школе прошел. Как Ваня подарил ей ручку с розочкой. Как Наташка офигела, когда услышала, что Алиска будет косплеить Блум. Как Ленка из четвертого “В” выпендривалась, что последние Лисьи рисунки в блоге, мол, неинтересные. И как её завалили дизлайками ребята из группы поддержки Лисы.
Битва дизлайками… Ну хоть так отношения выясняли, в моем детстве не обошлось бы без девчачьей драки, чего я точно своей дочери не желала. Да и сыну бы не пожелала, вопреки такому популярному мнению, что “мальчик должен драться”. Ага, чужой, наверное, и должен. Но только с чужим ребенком. Не с твоим.
– А ты рисуешь, Алиса? – неосторожно спрашивает Давид, а я внутренне коварно улыбаюсь.
Лиса оборачивается к нему, и в её глазах вспыхивает такое хорошо знакомое мне пламя. Так всегда бывает, когда Лиса видит еще не завербованного в свой фан-клуб человека.
Ведь бложик-то у Алиски не простой, бложик-то у Алиски творческий. И косплей – там только одна рубрика, которую мы обновляем раз в пару месяцев. Все остальное у Лисы посвящено рисункам.
Алиска рисует комиксы про котов. Такие простые, домашние, акварельные, и безумно уютные.
Первого такого кота она нарисовала в пять лет, и конечно, тогда он был гораздо менее техничен, чем выходят кошаки у мой дочери сейчас. Но я все равно возгордилась, что у меня такая дико способная дочь.
Иногда Алиска даже проводит в своей школе мастер-классы по рисованию этих самых котов. Реально иногда – чтобы саму себя не перетруждать, но и чтобы поддерживать авторитет крутой арт-блоггерши.
Алиска рассказывает все это. Звонко, тараторя, перескакивая с первого на десятое, а с десятого на третье, попутно показывая фотки из блога. У Давида – то ли голова кругом идет, то ли он просто так достоверно восхищение отыгрывает, но слушает он внимательно, фотки смотрит с интересом.
– И кто из вас талантливей, скажи мне, богиня? – украдкой шепчет мне Давид.
– Лиска, конечно, – без сомнений отвечаю я. Я в её возрасте так не креативила.
Я даже не знаю…
С одной стороны, облом, я не вижу в мимике моего юного бога ни капли раздражения, ни грамма недовольства. С тем же Верейским – я видела странные мимические рекции, так он тогда морально готовился к знакомству. Но я тогда понадеялась, что “он еще привыкнет”, по дури-то молодой да безмоглой… С Давидом же мне совершенно не за что зацепиться, нет повода послать его резко и бесцеремонно.
И нет, еще рано делать выводы, невозможно увидеть, как мог бы проявить себя Давид в будущем, если ему вдруг предстояло общение с моей дочерью на правах члена семьи.
С другой стороны, хочешь, не хочешь, а не обращать на это внимание я не могу. Мальчик точно лучше Верейского… Хотя, это я и так знала. Интуитивно ощущала. Сейчас, когда моя интуиция уже не просто тыкает пальцем в небо, принимая свои решения, а анализирует для своих решений целую кучу факторов, я ей чуть-чуть доверяю.
И все равно, нет. Ну блин, ну не бывает так. Я понимаю, он старается. Не пойми зачем, но ведь старается же. В жизни он точно не такой, ковырни чуть поглубже – и уже не будет ему так интересно слушать трескотню чужой ему одиннадцатилетки. Не своя же!
Ладно. Пусть, в первом раунде явно ведет Давид, но я уже в выигрыше – у меня его шарф в заложниках. И мне на самом деле это в кайф, я правда Давиду тот шарф не отдам. Обойдется. Откушу ему руку, а шарф себе оставлю. А обед… Обед еще даже не начинался. Посмотрим, как мой дивный мальчик переживет его.
10. Гроссмейстер ставит шах
Ну фудкорте торгового центра неожиданно шумно для буднего дня. Кто-то мутит какую-то движуху. То ли мастер-класс, то ли что-то еще. Почему они вдруг устроили это сегодня? Да без понятия, акция какая-то. Экологическая. Потому что девочки, что бегают между столиков с аквагримом, разрисовывают мелкоту в основном под зверят всяких. Леопардов, там, коал. О, не только разрисовывают, но и учат аналогичному за отдельную доплату. И конечно, пожертвования собирают. Ясно.
Кошелек в сумке я нашариваю не глядя, еще до того, как Лиса обернулась ко мне с огромными вытаращенными умоляющими глазищами. Котик из Шрека и рядом не стоял с моей Лисицей и её умением корчить умильные рожицы.
– Будешь должна, – предупреждаю я дочь, вытягивая из кошелька купюру, – и только одно из двух, мастеркласс или разрисовка, договорились?
На большее Лискиных накоплений точно не хватит. Нет, если бы этот весь движ был после воскресного выгула с папой, хватило бы, конечно, от папы Лиса приходит вечно с пятисоткой в кармане, сейчас-то Паша “может себе позволить” баловать дочь. Ага, сейчас – может. Баловать. А вот алиментами побаловать меня ему, что, религия не позволяет? Через пень колоду платит, и то после того, как я уже зверею и начинаю собираться в сторону суда.
Лисица смотрит на сотню в своей руке, задумчиво взвешивая, что ей нужнее. Что же победит: практический навык или эстетическое желание походить с расписанной под какую-нибудь дикую кошь мордашкой и порычать на окружающих. Лично я бы выбрала последнее, практический навык нам нафиг не сдался.
Можем мы и сами лица расписать усами.
Художница в третьем поколении Лисица Павловна Соболевская тоже пришла к этому выводу. Поэтому встала в очередь к первой попавшейся нам на пути “панде”, на столе у которой были разложены палитры и кисточки для аквагрима.
Я же падаю за столик в двух шагах от “панды”, чтобы не терять Лису из поля зрения. Нет, она у меня девочка большая, но все равно. Один раз я её в торговом центре потеряла. И да, повторять эти незабываемые ощущения, чтобы снова ощутить себя самой паршивой матерью на свете, я не очень хочу.
Совершенно случайно вспоминаю, что я тут вообще-то не одна, раскаиваюсь, оборачиваюсь к Давиду. А он стоит уже рядом с моим стулом и смотрит на мельтешащую вокруг него толпу мелкоты с еле заметным в его сдержанной улыбке удовольствием.
– Ты замечтался, мой Аполлон? – спрашиваю я, касаясь его ладони кончиками пальцев.
– Задумался, – Давид кивает, будто выныривая из размышлений, а потом смотрит на меня так, будто замыслил коварный план. – А вот я хочу мастеркласс, пожалуй, что думаешь?
– У кого-то в детстве были только деревянные игрушки? – я слегка закатываю глаза. – Ни в чем себе не отказывай, милый.
– Отлично, будешь моей жертвой, – ослепительно улыбается Давид. Бесстыжая морда, а!
– Эй, мы так не договаривались! – запоздало восклицаю я, а его уже и след простыл – нашел-таки свободную девочку с аквагримом и притащил к нашему столику.
– Ну что, Надя, ты готова?
Это что, тест на безрассудность? Он хочет проверить, насколько я светская или не светская львица? Хотя не, по-моему, мальчик просто развлекается, шило у него в ягодице засело прочно, без опытного хирурга и не извлечешь.
– Если я дам себя расписать, потом – я распишу тебя, – невозмутимо отбиваю я его подачу. – Готов ли ты к взаимности наших чувств, мой мальчик?