Разрыв

Я буду говорить без предустановленного порядка и в соответствии с капризом часа, оставляя свободно плавать на поверхности всё, что всплывает. В качестве отправной точки я выбираю…[13 - Бретон А. Надя // Указ. соч. С. 194.]

    Андре Бретон. Надя.

Весна, неблагодатное время года в Северной Европе, лучшее время для отъезда. В этом плане я как раз вовремя. Слабость и головокружение последних недель в ожидании отъезда остались в прошлом: не будем об этом. Я покинута. Теперь ухожу я. Как мне назвать этот момент?

Вокзал – самое машинообразное место из всех, где я бывала: стекло и металл, железные ребра перекладин и грязные подпорки. Время – туман. Я двигаюсь сквозь него, как двигалась бы по стране. Время – расстояние. Какой же долгий путь. Я больше не могу.

Как только я говорю, что не могу что-то сделать, я тут же берусь за это.

(Я тронусь с места. Ведь меня всегда было легко растрогать?)

Меня поражает, что действия могут вырастать из слов.

Я поражена, что мне удалось добраться до этого места.

Нахожу свой вагон. Прощаюсь со связью в смартфоне: за границей ее нет. Отныне моя связь будет слабее.

Я нахожусь в тоннеле между странами в тот момент, когда поезд останавливается: не внезапно, но грохоча во время торможения. Свет гаснет, и мой мозг приступает к утомительному упражнению – размышлению о смерти среди незнакомцев. Я сижу в темноте. Я окружена людьми: ни одного свободного места. Возле меня окно, но снаружи ничего нет, только чернота и что-то размазанное – должно быть, отражение кожи. Поворачиваюсь обратно к столу, его пластиковые откидные части – как удобно! – выдвинуты для моих локтей, и я на них опираюсь. Тогда-то я и замечаю, что по моему лицу текут слезы. Я плачу, негромко, бесшумно. Не похоже, что я смогу это как-то остановить, поэтому даже не пытаюсь. Молодой человек напротив меня достает телефон. Он ничего мне не говорит. Что-то печатает и затем разворачивает так, чтобы мне было видно. На горящем экране написано:

НЕ ПЕРЕЖИВАЙТЕ. БОГ ВСЁ ИСПРАВИТ.

И я начинаю смеяться.

[В тоннеле]

Предлагаю начать сначала.

Давайте начнем с прямой.

Проведите прямую линию в этом месте, от одной стороны страницы к другой.

Чтобы вам было легче, я наметила ее пунктиром.

Соедините точки максимально прямой линией. Я выбираю самый короткий маршрут между двумя точками. Хорошо. Теперь устройтесь поудобнее и посмотрите на свою работу.

Не бог весть что, но уже что-то.

Это железнодорожная линия на карте. Если прищуриться, держа страницу на расстоянии вытянутой руки, можно даже увидеть крошечные перекрестия под девяносто градусов к горизонтали, которые символизируют шпалы; так легче представить настоящий поезд, бегущий по настоящим рельсам; и нарисованная вами линия становится не просто чертежом, а изображением, которое, возможно, ждет появления одного из тех, похожих на детский рисунок, паровозов, хотя мало людей моложе шестидесяти видели паровоз вне музея.

Отметьте на линии точку, где угодно. Не переживайте, здесь нет правильного или неправильного ответа. Да, вот так. Это вы; это сейчас.

Это остановка в пути. Значит, вы сможете представить, что происходило до этой остановки и что произойдет после, от расставания на вокзале к удачному, или неудачному, или всё равно какому месту в вагоне; к задержке отправления из-за стада коров на путях; к пересадке, на которую не успеваете; к отрезку времени, когда разгоняете скуку в вагоне-ресторане; к ожиданию прибытия. Точка отделяет будущее от прошлого. Она превращает прямую линию в историю. Теперь ваша прямая стала прямой времени. Где вы поставили точку? Как далеко вы продвинулись по этой прямой?

Забудьте – это всего лишь идея. Это просто линия на листе бумаги. Она идет от этой стороны страницы до другой, слева направо или справа налево в зависимости от ваших культурных представлений и руки, которой вы привыкли рисовать. У этой линии нет направления, кроме того, которое вы сами ей зададите.

Так железнодорожный это путь или все-таки нет?

Решать вам.

Проведите другую линию, вот тут, пониже, от одной стороны до другой, точно так же. Точки больше не нужны, и без них уже получается.

Это горизонт, что отделяет землю от неба.

Это граница: можно представить, что пересекаешь ее.

Вот она.

И если она – там, то вы – здесь, с этой стороны. Она там. А вы здесь.

Видите?

Гештальтпсихология построена на распознавании дискретных паттернов: что фигура, а что фон? Отделить себя от среды не должно быть трудно. У вас есть параллакс, дар бинокулярного зрения. Стереоскопическое зрение помогает человеку оценивать глубину. То есть оно позволяет определить свое положение на местности относительно горизонта, других объектов, других людей. Оптический поток – это взгляд под углом плюс движение: вы видите того, кто к вам приближается – жертву, хищников, друзей. Закройте один глаз, закройте другой. Вы обновляете свою позицию ежесекундно. Это значит, что вы всегда знаете, где находитесь.

Каким человек видит мир, переживая его с точки зрения не Одного, а Двоих?

    Ален Бадью. Похвала любви.

Если вы знаете, где вы, значит, можете сдвинуться с места. Перед вами откроется перспектива.

Благодаря перспективе объекты, находящиеся вблизи, кажутся больше, а те, что вдалеке – меньше, хотя и вам, и мне известно, что это иллюзия. Именно поэтому нам кажется, что железнодорожные пути сходятся в одной точке, когда мы разглядываем их на расстоянии, прикрывая ладонью глаза от слепящего солнца.

Если у вас есть перспектива, вы можете выбрать, куда двигаться. Впрочем, иногда с движения приходится начинать для того, чтобы понять, где вы находитесь в данный момент (снова параллакс). И иногда во время движения может казаться, что пейзаж тоже движется. Это называется параллаксом движения.

Видите?

Смотрите, смотрите, что вы можете сделать с помощью одной линии, с помощью только чернил и бумаги.

2. Париж / Проходить

Сен-Жермен-ан-Ле. 21 апреля

Сижу в просторной и гостеприимной кухне Б., и у меня похмелье.

Я добралась до Парижа вчера вечером. И пошла на вечеринку, где выпила очень много апероля, итальянского напитка блеклого, несуществующего в природе светло-оранжевого цвета. Мне он не понравился, но все остальные говорили, что он очень классный, так что я продолжала пробовать, пока меня не развезло так сильно, что я больше не могла говорить по-французски. Я говорила с парнем подруги, французом. Он сказал на французском: «Почему ты разговариваешь не на французском, ты же говоришь по-французски?» Девушки были нарядными, а мужчины не парились, хотя, может, и парились. Я вышла, чтобы покурить вместе с другими. Светила луна, и свет фонарей преломлялся в каплях дождя. Когда мы с Б. уходили, мужчина, с которым я только что познакомилась, окликнул меня по имени.

Шкафчики на кухне Б. сделаны из темного материала под дерево, рабочие поверхности – из гранита. Есть еще несколько вещей из светлого камня: корзина для фруктов и, видимо, ступа с пестом. Камни, деревья. Как в лесу. Матовые поверхности поглощают свет. Ничто не отсвечивает, кроме островков нержавеющей стали. Небольшие электроприборы с внешней гарнитурой из тусклого металла и пластика цвета яичной скорлупы. Я уже успела что-то напутать, как это случается в отелях: неправильный разъем вилки, полки без ручек, робость перед вайфаем, перед тем, как приготовить кофе в специальной кофемашине Б. Но я пока ничего не сломала.

Б. занята, чем она занята? Она не дома. Ушла то ли за покупками, то ли подстричься. Не знаю.

Время ползет.

Б. возвращается домой, на ней короткая черная кожанка – косуха – и шарф с цветочным принтом.

Б. (англичанка, живущая в Париже) говорит: «Чтобы стать настоящей парижанкой, я купила себе косуху. Она оказалась слишком уж идеальной[14 - Игра слов. Модель куртки называется «perfecto», и она оказалась «too perfect» (англ.).], поэтому я купила цветастый шарф, чтобы поправить ситуацию, но теперь я похожа на консервативную француженку, которая буржуазно пытается освежить свой образ. Я не буржуазная француженка, но приятно иметь возможность побыть ею».

У Б. большой дом. В нем два крыла, одна половина дома отражается в другой – контур бабочки, чернильное пятно Роршаха. Когда-то здесь было два дома, и каждый из них был разделен на квартиры. Здесь в два раза больше комнат, чем в других домах, но Б. попыталась сделать их разными.

Б. говорит: «Дом настолько большой, что нам пришлось придумать новые типы комнат». И это правда. В доме Б. есть уголки, не занятые ничем, кроме подушек и полок с книгами. Потолок слишком низкий, чтобы стоять там в полный рост, зато можно сидеть, и она придумала, чем можно заниматься исключительно в этом пространстве. В доме Б. можно заниматься большим количеством вещей, потому что здесь есть для них место. В нем есть прачечная. На первом этаже есть комната только для ботинок и верхней одежды.