Разрыв

Разрыв
Джоанна Уолш

Интернет размыл границы времени, пространства и желания – как бы далеко друг от друга ни находились влюбленные, они всегда доступны здесь и сейчас. Так можно ли расстаться по-настоящему? На этот вопрос берется ответить рассказчица Джоанны Уолш, путешествуя по Европе и проживая окончание романа, который протекал по большей части онлайн. Это паломничество продиктовано случайностью. В поездах, автобусах, самолетах, на ходу, в перманентном движении Уолш осмысляет сложности превращения тоски в язык, переприсваивает и переизобретает статус путешествующего писателя, некогда доступный только мужчинам, и составляет карты городов, по которым ориентируется в сложностях современной любви. Она пишет об искусстве, скуке, стыде, фотографии, браке, технологиях и месте, которое занимает женщина в публичном пространстве. Эта книга о границах – между местами, людьми, жанрами – и о том, как мы можем их пересечь.

Джоанна Уолш

Разрыв

JOANNA WALSH

BREAK.UP

BREAK UP © Joanna Walsh, 2018

© Карина Папп, перевод, 2021

© Издание на русском языке, оформление. No Kidding Press, 2021

* * *

Разговорам, Наташе, Кэтрин, Рэйчел, Сьюзен, Хэрриет, Крис и особенно – Лорен.

Разрывать:

1) нарушать целостность чего-л., разъединять, разобщать.

2) прекращать любые отношения, порывать с кем-л., чем-л.

Определение из словаря[1 - Перевод приводится по: Толковый словарь русского языка С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой. – Здесь и далее, если не указано иное – Примеч. ред.].

1. Лондон / Уезжать

Все истории любви начинаются с буквы «я».

Так где же я? Здесь, в туалете зоны отправления поезда «Евростар», на вокзале Сент-Панкрас, в Лондоне. Смотрюсь в длинный ряд зеркал над раковинами, вырисовываю себя. Я редко пользуюсь косметикой, это не мое. Перед каждой нашей встречей, да, я красилась и никак не могла понять, делала ли это для того, чтобы выглядеть лучше или чтобы быть уверенной, что ты знаешь о моем желании выглядеть лучше для тебя. Сегодня я снова накрашусь, совсем немного – тушь, помада, – хотя и не увижу тебя или кого-то из знакомых.

Сегодня макияж удерживает лицо, которое из-за чего? – из-за горя? – как это правильно назвать? (нет названия у ощущения, что любовь закончилась) – так сильно расползлось в разные стороны, что видеть себя в зеркале – неподвижной – удивительно. Свет в туалете сероватый, желтоватый, и я выгляжу нормально. Смотрю по сторонам, и даже по сравнению с другими женщинами я выгляжу нормально, в свете люминесцентных ламп их лица всегда кажутся старше: разочарованные, разочаровывающие, больше не героини ни собственных, ни чужих историй. И я одна из них. Просто чудо, что это не выведено черным маркером у нас на лбах. Зеркало? Окно? Через меня просвечивает любовь (или это горе?). Не нужно ничего объяснять: все видят меня насквозь.

Только вот женщины заходят и выходят, едва ли посмотрев в мою сторону. Чего и следовало ожидать: люди безжалостны в своих не-прибытиях, на них нельзя положиться. Например, ты сейчас не здесь, и твое не-бытие-здесь сопровождает меня всюду, куда бы я ни направилась. Ты не здесь, когда я встаю с кровати, когда пью кофе. Ты не здесь, когда я чищу зубы. Ты не здесь, в моем здесь и сейчас, где я стою перед зеркалом в туалете «Евростар». Ты здесь, когда я читаю почту, и хотя даже в ней ты не-здесь уже довольно давно, если я проскролю вниз, то вот же ты, сколько бы раз я ни смотрела. Я могу открыть твои письма, могу отметить их непрочитанными, как будто только что их получила. Эти конверты не истреплются из-за постоянного перечитывания. Я могу переместить их – в Корзину, например, – если захочу. И даже сделав это, я затем смогу достать их оттуда, ничуть не запачканные. Но я не буду. Мне нравится видеть их контуры, здесь и сейчас. Они меня трогают. Всё еще.

В зеркале я выгляжу нормально, хотя со стеклом что-то не так, но что именно, понять не могу. Знаю, что она есть, но когда поворачиваюсь к зеркалу, этой дыры, этой бреши не видно, как бы пристально я ни вглядывалась. В этой куртке, с этой симпатичной дорожной сумкой я выгляжу почти собранной. И очевидно, что я здесь, потому что существует то здесь, где я могу быть. Поскольку я стою и смотрю в зеркало в туалете «Евростар» – в месте, где меня обычно нет, – должна быть некая я, которая может быть здесь. Я занимаю некое пространство, поэтому здесь – это там, где я. Здесь.

Но скоро я уеду.

Как я здесь оказалась? Еще до рассвета я села на автобус в сторону терминала «Евростар».

Лондон хлынул, как дождь, склады «Хэрроу Фэнсинг» на его границе. Я прислонилась к холодному окну, чтобы сделать фотографию пустого неба через тройную линзу: глаз, камеру, оконное стекло. Внизу моего снимка несколько незажженных фонарей, чтобы обозначить перспективу, направление, чтобы подсказать, где я нахожусь. Подумала, что можно отправить эту фотографию тебе. Несмотря на то что я уезжаю, хочу чтобы ты знал: я всё еще здесь. Смотрю на изображение, которое для меня сохранил телефон. Между двумя фонарными столбами красное пятно: свет, зажглась одна звезда. Я не видела ее, когда фотографировала. Приятно замечать то, что не увидела в первый раз, что-то тем не менее продолжающееся. Это надежда. Это значит, что я буду фотографировать еще. Это начало.

Не знаю, почему я начинаю здесь, когда всё закончилось, – или я до сих пор на середине? Пока сложно сказать, но я напишу обо всем, что произошло, потому что историей это пока не стало. Да и я не рассказчица. Но если я начну рассказывать, возможно, история сложится. Впервые я виделась с тобой в баре, не больше пяти минут, какой-то друг какого-то – даже не друга – знакомого. Я почувствовала – что? – вибрацию, что-то в воздухе, притяжение, напор? Спустя неделю ты мне написал. Я ответила. За несколько месяцев мы отправили друг другу больше тысячи имейлов, потом начали сутки напролет проводить в гуглтоке, потом были сообщения в три часа ночи, ради которых я всё еще просыпаюсь, хотя они больше не приходят. Насколько близко можно подобраться?

Мы ни разу не спали вместе.

В Реальной Жизни мы были вместе едва ли больше дней, чем рабочих в неделе, и всегда в новом месте. Я всё время двигалась с места на место: в поездах, автобусах, гостиничных номерах, на международных рейсах. Мы встречались в центре городов, больше идти было некуда. Мы всегда встречались одни. Мы не знакомились с друзьями друг друга. Где всё это происходило? В аэропортах, в зданиях вокзалов, в безымянных кофейнях – четкого «в» на самом деле не было. Значит, на улице: на скамейке в парке, на углу дома. Чаще всего онлайн, месте, где ты «в» сети или паутине, куда ты «входишь», – виртуально неограниченное, (кибер)пространство. Мы встречались везде, где был вайфай, а он сегодня почти везде, поэтому когда ты ушел, не оказалось пространства, откуда тебя можно было бы стереть, удалить. Места, где тебя нет, места, где бы тебя по-настоящему не хватало, никогда не было.

Я не спешу, но дорогу к метро перехожу на красный. В городе так принято, мы подстраиваемся под его ритм. У разных городов разные настройки. Лондон быстрый и красный. Кирпичи и цементный раствор: он всегда будет жестким. Лондон – город девятнадцатого века. Он кажется старше, но в большинстве случаев это не так. Его узоры выглядят древними, но город устал, и от него устали тоже, и он продолжает что-то менять, не строит новое, а переделывает: квартиры становятся офисами, в кафе можно работать, на складах – жить. Можно подумать, что в переустройство города было вложено уже достаточно денег, но он совершает всё те же ошибки: вскрытые стройплощадки, доказательства пренебрежительного, жестокого обращения, плохого самочувствия, неверных решений, обыкновенной неудачи. На фасаде станции метро когда-то была белая лепнина, а сегодня там грязно-коричневая отделка, зияющая, как место взрыва – вывернутое нутро. Однажды Лондон будет блестеть с головы до пят, парк развлечений имени самого себя. Он перестанет разлагаться. Тогда это место будет мне нравиться. А так, с одной стороны, убывает, с другой – прибывает.

Трудней забыть былое, чем внешность города пересоздать![2 - Бодлер Ш. Лебедь // Цветы Зла. Парижский сплин / пер. Эллиса, Елены Баевской, Михаила Яснова. СПб.: Азбука, 2018. С. 134.]

    Шарль Бодлер. Лебедь.

Я до сих пор внутри. Я в-люблена. Я всё еще люблю тебя. Но я нигде не могу найти себе места. Места больше не ощущаются как места. Они все кажутся чем-то, откуда мне нужно выбраться.

Мне не нравятся места.

Мне не нравится быть в мире.

Я хочу оказаться в мире мест других людей, мест, к которым я не имею отношения.

Я покидаю знакомые места, чтобы найти новые.

То, что я не знаю те новые места, – не совсем правда: можно ли чего-то не знать сегодня, когда неизвестное находится на расстоянии клика? Схема метро, фотографии мечети в сумерках, рынка в полдень, даже городских кошек и собак, перечни баров, ресторанные отзывы, телефонные номера студий карате: о городе можно больше нагуглить, чем узнать, находясь в нем.

Сажусь в метро. Одна из линий, по которой мы ездили вместе. Возможно, это даже тот же вагон, клон любого вагона любого другого поезда на этой ветке. Но поскольку вагон не стоит на месте, он не способен тронуть меня так же, как угол той улицы, где мы встретились в последний раз. Я проезжала это место снова и снова. Возможно, проезжаю под ним прямо сейчас, хотя я до конца не уверена, на какой именно улице это было. Так ли важно, что я привязываю любовь к месту? Или она не здесь и не там?

Поезд метро распарывает остановки, одну за другой, некоторые из них – места, где мы были вместе, прямая линия без ответвлений. Смотрю на карту, но расстояния между точками ничем не осложнены, на линии нет объездов, разрывов. Настоящие расстояния вовсе не такие равномерные, какими их рисуют – по крайней мере так говорят, – и промежутки между станциями тоже не одинаковые. Большую часть времени вместе мы провели, когда всё уже близилось к завершению. Должно быть, я что-то упустила по ходу, но до сих пор не понимаю, как мы остановились, не дойдя до конца.

Mind the gap[3 - Стандартное объявление в лондонском метро, предупреждающее о промежутке между поездом и платформой. Здесь – игра слов.].

Между каждой станцией есть временной зазор, он и пространственный тоже, и каждая остановка увозит меня всё дальше от того момента, когда мы ехали вместе, даже если и в этом же самом вагоне. Сколько времени прошло с тех пор, как я видела тебя в последний раз? Вопрос относительный. Даже если это тот вагон, месяцы, прошедшие с тех пор, как мы стояли здесь, должны были намотаться на него, словно выплюнутая старой аудиокассетой пленка, и чтобы время совпало с местом, ее нужно замотать обратно. Я думала, что моя проблема в месте, но, может, дело во времени, и этот провисающий отрезок времени – свободного времени, которое я не знаю, чем занять и с которым не хочу разбираться, – и есть тоска? Я постоянно пытаюсь затолкать боль подальше, туда, где она уже случилась или где она вот-вот случится, куда-то, в когда-то еще, пожалуйста, только не сейчас. Если бы я ехала по этому маршруту в обратном направлении, развернулся бы поезд, могло бы время тоже пойти вспять? Если бы я каталась весь день, туда-сюда, получилось бы у меня износить пленку, записать поверх тебя, стереть запись?

Я ездила по этому маршруту несколько раз с тех пор, как всё закончилось, и мне перестало казаться, что это возможно. В отличие от старой кассеты, тоска не изнашивается: она движется, причиняя самую сильную боль там, где время и место совпадают. Попробую объяснить.

Я несчастен только в какие-то отдельные моменты, внезапно, спорадически, даже если эти спазмы не далеко отстают друг от друга[4 - Самойо Т. Ролан Барт. Биография / пер. А. Васильевой, И. Кушнаревой. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2019. С. 534.].

    Ролан Барт. Утренние дневники.

Любовь не пленка в кассете.

Любовь не аналоговая – она цифровая.

Любовь – это движение. Хотя, возможно, она и не ускоряется сама по себе, но спешит вперед.

Любовь – это падение.

Одним отрезком времени ранее любовь сбила меня с ног – я в тебя влюбилась.

(В тебя: прямым текстом. A fait accompli[5 - Свершившийся факт (франц.).].)

Упала. Куда? С какой высоты? На какую глубину? Логичный вопрос. И снова отрезки.