Рай и ад. Великая сага. Книга 3

– Ну-ну, успокойся…

Он прижал девушку к плечу. Прикосновение к мягкому бархату его домашней куртки подействовало на нее успокаивающе. Пока сохла ее собственная одежда, Уилла надела один из халатов Эдди, из золотистого шелка, очень уютный и подходящий ей по размеру. Ее друг был некрупным мужчиной. Прядь светлых волос упала ей на лоб. Босые ноги она поставила на низенькую скамеечку перед креслом, и Эдди туго бинтовал ее левую лодыжку, которую Уилла растянула, когда прыгнула из окна. Нога очень болела, пока она добиралась до роскошного особняка Бута на Восточной Девятнадцатой улице, 28.

– Тот полисмен чуть не схватил меня. Его ведь послал Вуд, правда?

– Без сомнения, – кивнул Бут.

Это был стройный и красивый тридцатидвухлетний мужчина с роскошным голосом, который критики называли великолепным инструментом. Во взгляде его выразительных глаз словно застыла постоянная боль.

Дождь снаружи все не прекращался, быстрые струи воды стекали по высоким окнам дома. Было половина второго ночи. Уилла дрожала в шелковом халате, а Бут продолжал:

– Вуд – отвратительный тип. Позор нашей профессии. Он слишком много пьет. Поверь мне, я в этом понимаю. Но в соединении с его мерзким характером получается ужасный результат. В прошлом году он чуть не искалечил человека, управлявшего газовым светильником, когда тот осветил сцену не совсем так, как он хотел. А еще его покойная жена…

– Я и не знала, что он был женат.

– Он об этом не говорит, и не без причины. Когда они плыли на пароходе в Лондон, чтобы заключить какой-то контракт, начался шторм, его жена поскользнулась на палубе, упала в море и исчезла. Вуд оказался единственным свидетелем, хотя позже кто-то из стюардов утверждал, что в утро происшествия у Хелен Вуд были синяки на щеке и руке, которые она пыталась скрыть с помощью пудры. Другими словами, он ее избил.

– А умеет быть таким обаятельным… – огорченно вздохнула Уилла. – Какой же я была глупой, что попалась!

– Не вини себя. Его обаяние одурачило многих. – Бут похлопал ее по плечу и встал. Он был в черных брюках и крошечных домашних туфлях; ноги у него были меньше, чем у Уиллы. – Да ты совсем продрогла. Давай-ка я налью тебе немного коньяка. Всегда держу в доме, хотя сам не притрагиваюсь.

Как и вообще к спиртному – она знала об этом. Когда в 1863 году его жена Мэри умирала, Бут был слишком пьян, чтобы откликнуться на просьбы друзей поспешить к ней. Эта страница прошлого тяготила его почти так же сильно, как фатальная ночь в театре Форда.

Уилла смотрела на дождь за окном, пока Бут наливал коньяк в бокал и согревал в ладонях.

– Завтра же утром попытаюсь узнать, что Вуд намерен предпринять теперь, когда ты сбежала от полиции, – сказал он, протягивая девушке бокал; уже вскоре приятное тепло разлилось по ее телу, и страх начал постепенно отступать. – Кстати, я бы не рассчитывал, что он так просто сдастся. Среди прочих его прекрасных качеств мстительность не на последнем месте. У него много друзей среди местных импресарио. Так что работы в Нью-Йорке ты точно не найдешь, и это в лучшем случае.

Уилла пошевелила пальцами босых ног. Лодыжка болела уже меньше. В камине потрескивали яблоневые поленья, наполняя гостиную сладким ароматом. Пока Уилла допивала коньяк, Бут грустно смотрел на большую обрамленную фотографию на столике с мраморной столешницей, изображающую троих мужчин в римских тогах. Она была сделана в ноябре 1864 года на известном спектакле, где он играл Брута вместе со своими братьями Джонни и Джуном, которые исполняли роли Кассия и Антония.

Уилла отставила в сторону бокал.

– Я не могу вернуться на Арч-стрит, Эдди. У миссис Дрю уже полная труппа. Она нашла мне замену, когда я решила перейти к Вуду.

– Луизе следовало предупредить тебя насчет него.

– Она пыталась, намеками. Но я ничего не поняла. У меня куча недостатков, но хуже всего то, что я обо всех думаю хорошо. Наверное, я, как тот рыцарь Джона Ивлина, не рождена для романов. Опасный изъян.

– Нет-нет, это не изъян, а добродетель. Оставайся такой же. – Бут погладил девушку по руке. – А если предположить, что Нью-Йорк для тебя закрыт, ты сможешь найти место где-нибудь еще?

– То есть смогу ли я куда-нибудь сбежать? Бегство всегда казалось мне самым легким выходом. Правда, после я всегда жалела. Ненавижу трусость.

– Осторожность – это не трусость. Напоминаю еще раз: это не просто какая-то ссора в школьном дворе. Подумай немножко. Куда ты можешь поехать?

Уилла с несчастным видом покачала головой:

– Нет такого места… Ой, кажется, есть. Сент-Луис. Меня звал к себе один из старых папиных коллег. Ты его знаешь. Вы с папой играли с ним вместе в Калифорнии.

– Сэм Трамп? – Бут наконец улыбнулся. – «Лучшие актеры Америки»? Я и не знал, что Сэм в Сент-Луисе.

– Да, у него свой театр, конкурирует с Даном Дебаром. Он писал мне об этом на прошлое Рождество. Не думаю, что дела у него идут хорошо.

Бут подошел к окну:

– Наверное, из-за пьянства. Похоже, это проклятие нашей профессии. – Он обернулся. – Хотя Сент-Луис может стать идеальным убежищем. Город достаточно далеко, к тому же там прекрасные театральные традиции, еще с тех времен, как в двадцатые годы там начали играть Ладлоу и Дрейк. Замечательное место – вся долина Миссисипи в твоем распоряжении для гастролей, и никаких конкурентов до самого Солт-Лейк-Сити. Мне нравилось там выступать. И твоему отцу тоже. – Он посмотрел в темное окно и снова улыбнулся. – Приезжая туда, он всегда мог сэкономить несколько пенни, наняв парочку актеров у «Трагиков», прекрасной труппы актеров-любителей. К сожалению, эти пенни он тут же тратил на очередную бутылку… – Бут тряхнул головой, словно прогоняя воспоминания. – Ладно, самое главное, что Сэм Трамп – порядочный человек. И был бы успешным актером, если бы не слишком подражал Форресту с его выразительными жестами и красивыми позами. Сэм возвел героический стиль игры в некий культ. Он не просто рвет страсти в клочья, а делает это как в последний раз в жизни… – Бут снова умолк, задумавшись о чем-то, потом кивнул в ответ на собственные мысли. – Да, театр Сэма вполне может подойти. Да и кто знает, не исключено, что с тобой дела у него даже в гору пойдут.

– Я должна решить прямо сейчас? – грустно спросила Уилла, чувствуя себя разбитой.

– Нет, конечно. Сначала мы выясним намерения Вуда. Идем, – он протянул девушке руку красивым плавным движением, как на сцене, – я покажу тебе твою комнату. Хороший сон – лучшее лекарство.

Выходя из гостиной, он снова взглянул на фотографию. Бедняга Эдди, подумала Уилла, все еще прячется от мира, опасаясь мести, хотя уже почти два месяца назад Джонни был пойман полицией и застрелен недалеко от городка Боулинг-Грин в Виргинии. Думая о том, что Буту сейчас еще хуже, чем ей, она вскоре заснула.

На следующий день она проснулась в два часа и обнаружила, что ее друг куда-то ушел. Снаружи по-прежнему бушевала гроза. Внизу девушку ждал легкий завтрак – фрукты, свежие шотландские булочки и джем. Она еще продолжала жадно есть, когда в дверном замке звякнул ключ и появился Бут. Выглядел он настоящим франтом в широкополой шляпе и накидке, с зажатой в руке эбонитовой тростью.

– Боюсь, плохие новости. Вуд добился ордера на твой арест. Я куплю тебе билет и дам денег на дорогу. В свой банк ты пойти не можешь. Как и к себе домой.

– Эдди, я не могу бросить все свои вещи! Там у меня собрание мистера Диккенса, программки всех спектаклей, где я играла с тех пор, как вышла на сцену, с подписями всех актеров, которые там участвовали.

Бут отшвырнул в сторону шляпу:

– Может, для тебя они и драгоценны, но вряд ли стоят того, чтобы попасть из-за них в тюрьму.

– О Боже!.. Неужели он действительно?..

– Да. Обвинение в попытке убийства.

Через день, с наступлением темноты, Бут тайком вывел Уиллу из своего дома, и они вместе сели в наемный экипаж, который быстро покатил по вечерним мостовым в сторону пристани на Гудзоне. С собой он дал ей саквояж, где лежало немного одежды, специально купленной для нее, нежно обнял девушку, поцеловал в щеку и пробормотал слова благословения. Уилла села на паром до Нью-Джерси и за всю дорогу ни разу не оглянулась ни на него, ни на город. Она знала, что если оглянется, то обязательно расплачется, а потом сядет на обратный паром, и тогда не миновать беды.

Выйдя из поезда в Чикаго, она дала телеграмму Сэму Трампу. Потом сняла номер в какой-то дешевой гостинице и ждала его ответа, который пришел в телеграфную контору на следующее утро. В телеграмме говорилось, что он с радостью предоставит ей питание, жилье и ведущие роли в своей маленькой постоянной труппе. Для человека, стоявшего на пороге банкротства из-за пристрастий к бутылке, Трамп был слишком самоуверен. Но за своими переживаниями Уилла просмотрела очевидное: просто он был актером.

Как и отец Уиллы, мистер Сэмюэль Гораций Трамп родился в Англии, в Сток-Ньюингтоне. В Соединенных Штатах он жил с десяти лет, но старательно сохранял свой английский акцент, веря в то, что это в немалой степени способствует его заслуженной славе. Сам себя он причислял к лучшим актерам Америки, хотя в театральных кругах также был известен под менее лестным именем Рыдающего Сэма, и не только потому, что всегда мог заплакать по команде, но и потому, что делал это весьма неумеренно.

Ему было шестьдесят четыре, но он всем говорил, что пятьдесят. Без специальных ботинок на каблуках, в которые сапожник к тому же добавлял специальные вкладыши, увеличивающие рост на полтора дюйма, он дотягивал лишь до пяти футов шести дюймов. Это был пухлый добродушный человек с ласковыми темными глазами и тяжеловатой походкой, при которой подпрыгивал его солидный живот. Его довольно обширный гардероб устарел лет на двадцать. Импресарио, незаконно ставившие порядком подсокращенного Диккенса, всегда отводили ему роль Микобера. Однако сам Трамп видел себя Карлом Великим, Тамерланом или, уж слишком злоупотребляя доверием публики, Ромео.

За свою жизнь Трамп знал немало женщин. Когда он был трезв или даже слегка во хмелю, то мог быть веселым и обворожительным. Любому, кто соглашался его слушать, он признавался в том, что много раз был влюблен, однако правда заключалась в том, что Трамп сам прекращал все свои романы. Еще в молодости он решил, что узы брака могут помешать его карьере, которая непременно приведет к мировой славе. Только вот пока что-то так и не привела.

Хотя Уилла тоже, как и многие из их актерской братии, соблюдала театральные приметы, Трамп довел этот ритуал до высот настоящего искусства. Он отказывался обвязывать сундуки веревками, не нанимал косоглазых актеров, не носил желтого, никогда не репетировал по воскресеньям и велел швейцару швырять камнями в любую бродячую собаку, которая вздумает приблизиться к служебному входу театра во время представления. Он всегда приказывал опустить занавес, если замечал в первых пяти рядах рыжеволосого зрителя. Носил в шейном платке булавку с голубоватым лунным камнем в золотой оправе и хризантему (только не желтую) в петлице, всегда пряча и то и другое где-нибудь на себе, выходя на сцену. Ему никогда бы и в голову не пришло ни ставить, ни играть в шотландской пьесе.

Единственной приметой, которую он нарушал, был запрет говорить о будущем, ведь так можно было его сглазить. Наоборот, он очень любил повторять «завтра», «на следующей неделе» или «на следующем спектакле», соединяя в разных вариациях эти обороты с фразами вроде «в зале будет важный продюсер», или «придет телеграмма», или «получим ангажемент на целый год».

Его театр назывался «Театр Трампа в Сент-Луисе» и был построен другим импресарио на северо-западном углу Третьей и Олив-стрит. Последнюю Трамп предпочитал называть рю де Гранж, считая, что намного более элегантно использовать изначальные французские названия, существовавшие в городе. Театр вмещал триста зрителей, для которых в зале были поставлены кресла вместо привычных в то время скамеек.

За время долгой дороги до Сент-Луиса Уилла успокоила себя насчет происшествия в «Новом Никербокере». Возможно, через пару лет Вуд забудет о своих обвинениях, и она сможет вернуться. А пока, на случай если месть Вуда протянется за пределы Нью-Йорка, она будет называть себя миссис Паркер. Возможно, это запутает тех, кто станет искать незамужнюю женщину, а заодно и оттолкнет от нее нежеланных кавалеров. Назваться Уиллой Поттс она решительно отказалась.

В общем, к тому времени, когда она сошла с речного парома на набережную Сент-Луиса, настроение ее стало уже вполне сносным. Сэма Трампа она нашла в театре – он раскрашивал задник с изображением леса. Сэм восторженно вскрикнул, когда они с Уиллой обнялись, театрально расцеловал ее, а потом открыл бутылку шампанского, которую почти всю сам и выпил. Когда вино подходило к концу, Трамп внезапно сделал ошеломительное признание:

– Я немного перестарался в своей телеграмме, милая девочка. Ты решила устроиться на руинах.

– Сент-Луис показался мне вполне процветающим, Сэм.