Рай и ад. Великая сага. Книга 3

– Я думал, – снова заговорил Джордж довольно резким тоном, – за реконструкцию Юга отвечает исполнительная власть.

– Нет, сэр. Это прерогатива конгресса. Мистер Джонсон совершил большую глупость, заявив о своем намерении издать ряд постановлений. Тем самым он разжег серьезную вражду между моими коллегами, но, уверяю вас, мы исправим эту ошибку, когда возобновятся заседания. Конгресс не допустит узурпации его прав. – Стивенс постучал по земле металлическим наконечником трости. – Я этого не допущу.

– Но Джонсон делает лишь то, что Авраам Линкольн…

– Мистер Линкольн мертв, – перебил его Стивенс.

– Хорошо, пусть так, – уже багровея от злости, сказал Джордж. – А какую программу предлагаете вы?

– Полная реорганизация всех южных институтов власти и прежних устоев средствами военного контроля, конфискации и очищающего огня закона. Такая программа может испугать слабые умы и расшатать слабые нервы, но она справедлива и совершенно необходима. – (Джордж побагровел еще больше.) – Если точнее, то я хочу жестокого наказания для предателей, занимавших высокие посты. Мне недостаточно того, что Джеффа Дэвиса просто держат в кандалах в форте Монро. Я хочу, чтобы его казнили. Хочу, чтобы каждому, кто покинул нашу армию или флот и перешел на службу к бунтовщикам, было отказано в амнистии. – (Джордж с ужасом подумал о Чарльзе.) – И я настаиваю на равных гражданских правах для всех чернокожих. Я требую права голоса для каждого совершеннолетнего чернокожего мужчины.

– За такое вас закидают камнями даже в Пенсильвании. Белые люди просто не считают черных равными себе. Может, это и неправильно, и лично я так не думаю, но реальность именно такова. Ваша схема не сработает.

– Справедливость не сработает, Джордж? Равенство не сработает? Мне плевать! Это мои убеждения, и я буду за них бороться. В вопросах моральных принципов не может быть компромисса.

– Черт побери, я отказываюсь это принимать! И огромное число других северян чувствуют то же самое насчет…

Но конгрессмен, не дослушав его, развернулся и ушел, чтобы поговорить с тремя новыми почитателями.

Батальон Инженерного корпуса Потомакской армии повернул на Пенсильвания-авеню, к президентской трибуне. Бойцы восьми рот чеканили шаг по мостовой, все в новенькой аккуратной форме, заменившей грязные обноски, в которых они ходили последние дни Виргинской кампании. У половины к поясам были прицеплены короткие лопатки как символ их опасной службы, когда приходилось наводить мосты и ремонтировать дороги зачастую под вражеским огнем, когда просто не хватало времени отойти и укрыться.

Вместе со всеми под жарким солнцем шел Билли Хазард, с аккуратной бородкой, гордый и энергичный; рана в груди уже почти зажила. Он посмотрел на трибуну, где должны были сидеть его родные, и сразу увидел милое лицо жены, радостно махавшей ему рукой. Потом заметил брата и чуть не сбился с шага. Джордж выглядел рассеянным и мрачным.

Духовой оркестр заиграл снова; инженеры прошли мимо специальных трибун под дождем из цветов.

Констанцию тоже встревожило настроение мужа, и, когда Билли прошел мимо, она спросила Джорджа, что случилось.

– Да ничего не случилось, – ответил он, – просто я наконец нашел Тада Стивенса, вот и все.

– Нет, не все. Я же вижу. Рассказывай.

Джордж посмотрел на жену, вновь тяготясь тем же предчувствием скорой беды, которое по-прежнему терзало его. Оно не касалось напрямую Стивенса, хотя конгрессмен, безусловно, был частью общей картины.

Подобнее чувство появилось у Джорджа в апреле 1861 года, когда он смотрел, как сгорает дотла один из домов в Лихай-Стейшн. Глядя на пламя пожара, он представлял себе охваченную огнем страну и со страхом думал о будущем. Страхи оказались не напрасными. Орри погиб, Мэйны потеряли свой прекрасный дом на плантации Монт-Роял; война унесла сотни тысяч жизней, разрушила семейные узы. Нынешняя тревога очень напоминала ту, давнюю.

– Я просто высказал свое мнение, – сказал он, пожав плечами и стараясь говорить как можно беспечнее, чтобы не напугать Констанцию, – а он довольно жестко поставил меня на место. Хочет, чтобы контроль за реконструкцией Юга осуществлял конгресс, а еще жаждет крови южан. – Джордж все-таки не смог сдержать эмоций, как ни пытался. – Стивенс хочет начать войну с мистером Джонсоном, чтобы добиться своего. А я думаю, что пришла пора восстанавливать страну. Видит Бог, наши семьи достаточно настрадались, и крови пролито слишком много. Кровь Орри в том числе.

Констанция вздохнула, ища слова, чтобы хоть немного смягчить горечь мужа.

– Милый, – наконец сказала она с вымученной улыбкой на полном лице, – это ведь просто политика…

– Нет, все гораздо сложнее. Мне казалось, мы празднуем окончание войны, но Стивенс просветил меня: война только начинается.

И он не знал, смогут ли две семьи, уже измученные четырьмя годами одной войны, пережить другую.

Часть первая. Безнадежное дело

Мы все согласны с тем, что так называемые отделившиеся штаты фактически вышли из надлежащих отношений с Союзом и что единственная задача властей, гражданских и военных, касательно этих штатов – вернуть их к надлежащим отношениям. Я уверен, что это не только возможно, но и довольно просто сделать, если даже не задумываться над тем, существовали ли они когда-нибудь за его пределами. Когда они благополучно вернутся домой, будет совершенно не важно, уходили они или нет.

    Из последнего публичного выступления Авраама Линкольна с балкона Белого дома, 11 апреля 1865 года

Стереть с лица земли предателей. Растереть их в пыль!

    Таддеус Стивенс, конгрессмен, после убийства Линкольна, 1865 год

Глава 1

Вокруг взметались к небу столбы огня. В результате боевых действий сначала загорелись сухие кустарники, потом деревья. От дыма слезились глаза, и он почти не видел вражеских стрелков.

Чарльз Мэйн пригнулся к шее Бедового, взмахнул соломенной шляпой и громко крикнул:

– Эй! Э-ге-гей!

Впереди двадцать великолепных кавалерийских скакунов с летящими гривами в панике метались то в одну сторону, то в другую, пытаясь спастись от жары и пугающих алых вспышек.

– Не давай им свернуть! – крикнул Чарльз Эбу Вулнеру, скрытому за стеной густого черного дыма.

Затрещали винтовочные выстрелы. Смутная фигура слева от Чарльза упала из седла.

Смогут ли они прорваться? Они просто обязаны, ведь армия так отчаянно нуждалась в этих украденных лошадях.

Из-за поваленного дерева выпрыгнул коренастый сержант в синей форме Союза и, прицелившись из ружья, пустил пулю в голову кобылы, скакавшей впереди табуна. Та громко закричала от боли и рухнула на землю. Гнедой, бежавший следом, споткнулся и тоже упал. Чарльз слышал, как треснула его кость, когда скакал мимо. Закопченное лицо сержанта расплылось в улыбке.

Жар обжег лицо Чарльза. Дым почти ослепил его. Он уже совсем не видел Эба и других солдат из их отряда, и только необходимость доставить лошадей генералу Хэмптону толкала его вперед через этот ад, где солнечный свет смешивался с огнем.

От нехватки воздуха сильно заболели легкие. Вдруг ему показалось, что в конце горящего леса виднеется просвет. Он пришпорил коня, и Бедовый храбро бросился вперед.

– Эб, скачи прямо! Ты видишь?

В ответ он услышал лишь новые выстрелы и крики, топот копыт и человеческих ног по горящей сухой листве, устилавшей землю. Чарльз поглубже натянул шляпу, выхватил свой армейский кольт сорок четвертого калибра и взвел курок. Неожиданно прямо перед ним из дыма выскочили трое солдат в синих мундирах со штыками наперевес и сразу бросились к табуну. Один из них замахнулся и вонзил штык в живот пегой лошади. Кровь, хлынувшая из раны, брызнула на Чарльза. Пегая с предсмертным ржанием упала на землю.

Такая чудовищная жестокость к животному разъярила Чарльза, он выпустил одну за другой две пули, но Бедовый как раз преодолевал какую-то высокую кочку, и надежды попасть в цель почти не было. Окруженные скачущим мимо табуном, трое солдат Союза прицелились. Одна пуля вонзилась Бедовому прямо промеж глаз, и Чарльз почувствовал его кровь на своем лице. Он закричал как безумный, а уже в следующую секунду, когда передние ноги Бедового подогнулись, вылетел из седла головой вперед.

Ударившись оземь, он тут же оперся коленями и ладонями, еще плохо соображая, что происходит. Другой северянин, стоявший над ним с ухмылкой на лице, замахнулся штыком. Чарльзу показалось, что оранжевый свет стал слишком ярким, а жар – таким нестерпимо сильным, что он чувствовал его кожей. Солдат шагнул мимо умирающего Бедового и вонзил штык в живот Чарльза, распоров его от пупка до грудины.

Второй солдат приставил винтовку к его голове. Чарльз услышал грохот выстрела, почувствовал удар, а потом лес вокруг погрузился в темноту.

– Мистер Чарльз…

– Вперед, Эб! Там единственный выход…

– Мистер Чарльз! Сэр, проснитесь!

Чарльз открыл глаза и увидел женский силуэт, окутанный темно-красным светом. Он жадно глотнул ртом воздух. Красный свет. Лес все еще горит…

Нет. Свет исходил от красных абажуров на газовых светильниках в гостиной. Не было никакого огня, никакого жара.

– Августа? – пробормотал он еще в полузабытьи.