Часы смерти

– Полагаю, с вами должен быть доктор. Пожалуйста, направьте его сюда, прошу вас. Здесь у меня находится человек, который, по-видимому, серьезно ранен.

– Лючия! – воскликнула миссис Стеффинз одним тоном и тут же с совершенно иным выражением лица обернулась через плечо к Элеоноре – этакий торжествующий кивок, одна бровь выше другой.

Лючия Хандрет тоже посмотрела на Элеонору.

– Мне очень жаль, – тихо извинилась она. – Я бы не стала ничего говорить, но он ранен. К тому же они бы все равно о нем узнали. Это Дональд.

– О боже! – притворно изумилась миссис Стеффинз. – Так, стало быть, теперь вы развлекаете Дональда, милочка моя.

Ее торжествующее «ха-ха-ха» прозвучало как пародия на смех – какое-то странное бульканье, вдобавок она мотала головой и похлопывала руку об руку. Элеонора стояла бледная, с широко открытыми глазами. Лючия тяжело дышала. Сделав над собой усилие, она добавила:

– Кажется, он упал откуда-то сверху. Сильно ударился головой или что-то такое – я не могу привести его в чувство. Я услышала его стоны на заднем дворе, он пытался вползти в дом. Я втащила его в свою комнату. Мне не хотелось поднимать… О, кто-нибудь, ну сделайте же хоть что-то!

– Это важно, Хэдли! – вполголоса проговорил доктор Фелл. – Позовите Уотсона. Немедленно. Тот, другой, может подождать. Вы позволите нам войти, мисс Хандрет?

Он нетерпеливо махнул рукой Хэдли, который кивнул и заторопился к лестнице. Щелкнув выключателем, Лючия Хандрет провела их через маленькую гостиную в спальню, помещавшуюся сзади. У постели горела настольная лампа, с которой был снят абажур. Она заливала комнату ярким, режущим глаз светом. На желтом шелковом покрывале лицом вниз, чуть заметно подергиваясь, лежал человек. Мокрое полотенце с красными разводами сползло на макушку и наполовину сдвинуло коричневатую марлевую повязку, закрепленную лейкопластырем. Кругом валялись еще полотенца, бутылочка йода, на стуле у кровати стояла большая фарфоровая чаша с водой, окрашенной кровью.

Элеонора Карвер подбежала к нему. Человек что-то хрипло забормотал, когда она попыталась приподнять его, и вдруг начал яростно сопротивляться.

– Успокойтесь, – сказал доктор Фелл, кладя руку ей на плечо. – Уотсон будет здесь через мгновение. Он им займется…

– У него так сильно шла кровь из носа, – обратилась к нему Лючия Хандрет, задыхаясь от волнения. – Я не знала, что делать. Я…

Человек на кровати затих. Тишину ярко освещенной комнаты нарушало только легкое поскрипывание пружин и шорох одежды, трущейся о желтый шелк, словно кто-то по нему ползал. Не будь этих звуков, могло показаться, что жизнь покинула это тело. Одежда человека была выпачкана в грязи и порвана на одном плече. Вдоль кисти шли багровые ссадины в синих точках. Вскоре замер даже скрип пружин, теперь они слышали только тиканье часов. Элеонора Карвер закричала. Миссис Стеффинз подошла к ней и хлопнула ее по губам.

В этот момент человек на кровати заговорил.

– Это выглядывало из-за трубы, – отчетливо произнес он, как будто повторяя вслед за кем-то. Звук его голоса заставил всех вздрогнуть, словно заговорил мертвец. – А руки были в золотой краске.

В бесстрастности этих слов заключался подлинный ужас. Казалось, даже человек на кровати почувствовал это. Одна нога вдруг выпрямилась и ударила по стулу. Чаша полетела на пол и разбилась, вода разлилась, как кровь.

Элеонора круто повернулась к миссис Стеффинз, и в этот момент с порога раздался трезвый и крайне раздраженный голос.

– Так, хватит, хватит, – возмущенно пропищал доктор Уотсон. – Выйдите все отсюда, немедленно. Это вовсе не мое дело, но раз уж мной распоряжаются… кхрэм. Теплой воды.

Уже в следующее мгновение Мельсон очутился в прохладном холле снаружи. Естественно, полицейскому хирургу не удалось с той же легкостью избавиться от женщин. Элеонора и миссис Стеффинз поспешили в ванную Лючии Хандрет за теплой водой, бестолково натыкаясь друг на друга. Это производило забавное впечатление, будто они дрались между собой. Миссис Стеффинз не забывала улыбаться через плечо доктору Уотсону, смотревшему в другую сторону. Лючия Хандрет принялась спокойно собирать осколки чаши и промокать полотенцем разлившуюся воду. Доктор Фелл, оказавшись в холле первого этажа за захлопнувшейся дверью, встретился лицом к лицу с раздраженным Хэдли.

– Так. Вы, может быть, объясните мне, наконец, – сказал инспектор, – что означает весь этот бедлам?

Доктор Фелл достал из кармана яркий, совершенно невообразимой расцветки платок и промокнул лоб.

– Итак, – хмыкнул он, – вы чувствуете, что атмосфера сгущается, а? Что ж, у меня для вас припасено еще кое-что. Уж не знаю, мой мальчик, какая у этого Дональда фамилия, но я сильно подозреваю, что он будет нашим главным свидетелем. Пункт первый: Дональд, по всей вероятности, caius Элеоноры Карвер.

– Ради бога, выражайтесь яснее, – довольно резко оборвал его Хэдли. – Не понимаю почему, но уже самый вид убийства пробуждает в вас наихудшее стремление к академизму. Что это еще, черт возьми, за caius?

Доктор Фелл задышал шумно и с присвистом.

– Я использую это слово, – ответил он, – предпочитая его тошнотворному современному термину «дружок». И пожалуйста, спокойнее! Во всяком случае, я почти уверен, что он ей не жених, поскольку совершенно очевидно, что она должна была встретиться с ним на крыше посреди ночи…

– Чушь, – отрезал Хэдли. – Кому придет в голову устраивать свидания на крыше. Которая из них Элеонора – блондинка?

– Да. И вот здесь-то вы недооцениваете либо романтизм чьей-то натуры, либо чью-то предельную практичность. Я еще не уверен, но… Ага! Ну что там, Пирс?

Констебль, человек крайне прилежный, выглядел виноватым и немного нервничал при виде Хэдли. Проблеск успеха в эпизоде с ботинками и разбитым окном воодушевил его, но сейчас он был весь перепачкан и смотрелся, мягко говоря, неопрятно, Хэдли смерил его взглядом, будто прошелся граблями.

– Это еще что за чертовщина? – спросил он. – Чем вы занимались? Скакали по деревьям?

– Так точно, сэр, – ответил констебль. – Приказ доктора Фелла, сэр. Наверху я никого не нашел. Но до меня там кто-то побывал, сэр, – несколько раз. Окурки сигарет по всей крыше, особенно на большой ровной площадке между трубами. Есть люк, который ведет в дом, он находится неподалеку от окна, в крыше над комнатой мистера Боскомба.

Хэдли с любопытством посмотрел на доктора Фелла.

– Естественно, – заметил он, – ваш утонченный ум не мог удовлетвориться тем, чтобы послать его на крышу через люк, – вы заставили его лезть на дерево?

– Ну, мне пришло в голову, что дерево дало бы человеку, который очутился на этой крыше, превосходную возможность незаметно улизнуть – если бы он еще был там. Но он, должно быть, оступился, рухнул вниз, и его втащили в дом некоторое время назад… Хм. К тому же, Хэдли, дверь, ведущая на крышу, заперта. И я подозреваю, что нам придется изрядно попотеть, пока мы найдем ключ.

– Почему?

– Извините меня, джентльмены… – раздался голос позади них, и даже солидный Хэдли, глубоко потрясенный смертью Эймса, стал таким нервным, что тут же с проклятием повернулся.

Мистер Карвер, большой, с добрыми глазами, казалось, был ошеломлен. Он надел брюки поверх пижамных штанов и стоял, пощипывая подтяжки.

– Нет-нет, – торопливо заговорил он, – я не подслушивал. Вовсе нет. Но я слышал, как вы просили миссис Стеффинз найти вам комнату. Позвольте мне предоставить в ваше распоряжение гостиную. Вот сюда, пожалуйста. – Он замолчал в нерешительности. Высокий лоб и нависшие брови прятали его глаза в тени. – Я мало что смыслю в таких вещах, но могу я спросить, насколько вы продвинулись с расследованием?

– Намного, – ответил доктор Фелл. – Мистер Карвер, кто такой Дональд?

– Господи! – слегка вздрогнув, воскликнул мистер Карвер. – Он опять здесь? Скажите ему, чтобы он удалился, мой дорогой сэр! Без промедления! Миссис Стеффинз будет…

Хэдли смерил его взглядом. Карвер как будто не произвел на него большого впечатления.

– Мы воспользуемся вашей комнатой, спасибо, – сказал он. – И вскоре мне понадобится задать каждому из проживающих в доме по нескольку вопросов, так что вы, пожалуйста, соберите их всех вместе… Что же касается нашего друга Дональда, боюсь, он некоторое время будет не в состоянии покинуть этот дом. Все, похоже, сходятся во мнении, что он свалился с дерева.

– Значит… – начал Карвер и тут же замолчал.

Неодобрительно глядя на них, он словно раздумывал, стоит ли ему говорить, что мальчишки всегда останутся мальчишками и будут иногда падать с деревьев, но в итоге лишь прокашлялся.

– Ну? – резко спросил Хэдли. – Так была у него привычка проводить вечера на крыше или нет?

У Мельсона вдруг возникло чувство, что этот загадочный часовщик прилежно и обстоятельно морочит им головы. Он готов был присягнуть, что под этими густыми бровями притаилось веселье. Йоганнус посмотрел по сторонам, убедился, что их не подслушивают, и как-то нерешительно признал:

– По правде говоря, я думаю, что была. Но до тех пор, пока они не беспокоили соседей и не шумели, я готов был смотреть на это сквозь пальцы.

– Разрази меня гром! – яростно пробормотал Хэдли себе под нос. – И это все, что вы можете предложить в качестве объяснения?

– Миссис Стеффинз в чем-то права, – пояснил Карвер, кивая с мудрым видом. – Дональд очень приятный молодой человек, он достаточно хорошо разбирается в моей профессии, но, если откровенно, у него нет ни гроша за душой. Так утверждает миссис Стеффинз, и, поскольку он изучает юриспруденцию, у меня нет оснований сомневаться в правоте ее слов. Как бы то ни было, я всегда строго следую правилу не вмешиваться в женские дрязги. Чью бы сторону вы ни приняли в их споре, обе будут убеждены, что вы не правы. Кхэм. Я – за спокойную жизнь… Однако. Какое отношение это имеет ко мне – я говорю о прискорбной кончине?

– Не знаю. И меня всегда тревожит, – проворчал Хэдли, – когда свидетелю приходится поправлять меня. Мне нужны факты. Пойдемте. Где эта ваша комната?

Карвер проводил их через холл и впустил в гостиную. Он расположен был остаться с ними, но Хэдли без всяких церемоний выставил его за дверь. Комната была просторная, обшитая все теми же белыми панелями, с хепплуайтовскими стульями на гнутых ножках и со спинками в виде геральдических щитов. В широком камине еще мерцали угли. Над камином в раме висела выцветшая репродукция. На ней был изображен человек с длинными волосами, которые волнами спускались на широкий отложной белый воротник. Портрет имел тот сероватый бесплотный вид, который художники XVII века умели придать самому толстому и цветущему из людей. Вокруг портрета вилась надпись: «У. Бойер, эсквайр, чьими усилиями была основана Королевская гильдия часовщиков, в год 1631 от Р. X.». В застекленных шкафчиках вдоль линии окон хранились всякие странные предметы. Один представлял из себя выцветшую металлическую чашу, похожую на раковину, с отверстием посередине, другой – высокий кронштейн с лампой на одном плече, в которой плавал фитиль, прямо напротив стоящего вертикально стеклянного цилиндра с прикрепленной сбоку дощечкой, на которой имелись насечки, помеченные римскими цифрами от 3 до 12 и от 12 до 8, и, наконец, массивные настенные часы без футляра – из-за циферблата с единственной стрелкой свисал полый латунный цилиндр, на циферблате было выгравировано: «Джон Бэнкс из города Честера, 1682 от Р. X.». Хэдли швырнул свой портфель на стол и сел, а доктор Фелл прошел дальше взглянуть на коллекцию. Он протяжно свистнул: