Мыс cтраха

– Что произошло?

– Они были слишком небрежны. Я передал им, что это крепкая обезьяна. Они любовно пошлепали его, а когда он не свалился, они попытались пошлепать его еще. Неожиданно оказалось слишком поздно. А он просто вышиб дух из этих парней. Тот, который убежал, получил хук в живот первым. Я слышал, что он до сих пор не может нормально дышать. Слухи ширятся. Трудно будет найти ребят для следующей попытки. Я слыхал, что когда один из них пролетел сквозь стену навеса, звук был, как от взрыва бомбы. Мне очень жаль, что все получилось так плохо, мистер Боуден.

– Но его посадят в тюрьму.

– И выпустят оттуда.

– Что же мне тогда делать?

– Думаю, заплатить за еще одну обработку. Вам лучше отложить тысячу для этого. Он не даст застать себя врасплох в следующий раз.

К тому времени, когда Сэм добрался домой, Кэрол узнала многое из вечерней газеты, из единственного абзаца на последней странице, где давались имена двух, лежавших в больнице, и говорилось об аресте Кейди.

– Ты поедешь?

– Я не знаю.

– Съезди, пожалуйста, и выясни все, дорогой.

***

Зал Вечернего суда был переполнен. Сэм сел сзади. Из-за постоянного гула, шарканья ногами и непрерывных хождений он не мог слышать ни слова из того, что происходило. Потолок был высокий, и от обнаженных ламп получались резкие тени. Судья Джэмисон имел вид самого скучного человеческого существа, какое Сэм когда-либо видел. Скамейки были узкие и твердые, в комнате стоял запах сигар, пыли и дезинфекции. Когда появилась возможность, он пересел в третий ряд от переднего ограждения. Дело Кейди начали в девять пятнадцать. Один из городских обвинителей, молодой адвокат, которого Сэм встречал на заседаниях коллегии, но имени так и не смог вспомнить, Кейди и двое патрульных в униформе выстроились перед судьей.

Сэм, напрягаясь изо всех сил, смог уловить только отдельные слова. Адвокат Кейди серьезным тоном, казалось, напирал на тот факт, что нападение произошло на собственности, где Кейди снимал свою комнату. Патрульный с перевязанным носом давал показания неразборчиво и монотонно. Когда шум в зале суда поднимался до слишком высокого уровня, судья лениво стучал своим молотком.

Обвинитель и защитник вели дружескую беседу, некоторое время игнорируя судью. Потом оба кивнули. Судья зевнул, снова постучал молотком и произнес приговор, которого Сэм не расслышал. Кейди пошел со своим адвокатом и заплатил деньги клерку за маленьким столом. Бейлиф начал выводить его через боковую дверь, но Кейди остановился и оглянулся, явно оглядывая зал суда. Пластырь выделялся яркой белой диагональю на его щеке. Брови опухли и посинели. Сэм попытался пригнуться на скамейке, но Кейди заметил его, поднял руку, улыбнулся и сказал вполне явственно:

– Привет, лейтенант. Как оно?

И его увели. Сэм поговорил с тремя людьми, прежде чем выяснил, что произошло. Кейди был признан виновным в том, что ударил полицейского. Два других обвинения были сняты. Его приговорили к ста долларам штрафа и тридцати дням в городской тюрьме.

Он принес новости Кэрол. Они пытались убедить себя в том, что это хорошая новость, но это их не успокаивало. Улыбки были неловкие и быстро исчезали. Но в конце концов у них было тридцать дней без страха. И тридцать дней в ожидании прихода страха. То, как обеспокоен был их дух, даже Кейди не смог бы спланировать лучше.

Школа закончилась. Ограничения с детей были сняты. Началось золотое лето. Тридцать дней заключения Кейди официально начались девятнадцатого июня. Его выпустят в пятницу, девятнадцатого июля.

Они еще раньше планировали, что Нэнси снова поедет в летний лагерь, и она умоляла разрешить ей пробыть там в этом году шесть недель вместо обычного месяца. Она будет в Миннаталле уже четвертый год и, возможно, последний. Шесть недель начнутся в первый день июля. Джеми поедет во второй раз в Гэннаталлу, лагерь для мальчиков в трех милях от первого и под тем же руководством. Лагеря находились на берегу небольшого озера в южной части штата, в ста сорока милях от Харпера. Лагерные планы были решены на семейном совете еще в апреле, когда нужно было подавать заявки. После рассмотрения всех факторов, просьба Нэнси о шести неделях была удовлетворена. Тогда у Джеми возникли серьезные возражения по поводу того, что он ограничен одним месяцем. Ему было указано, что Нэнси разрешалось быть там не больше месяца, когда она была его возраста. Он успокоился, получив гарантию, что в четырнадцать лет ему тоже будет позволено пробыть там шесть недель. Баки выражал флегматичное негодование по поводу всего этого. Для него ничего не значило то, что он начнет ездить через три года. Три года составляли половину всего его возраста. Это была целая вечность. Он был жертвой ненамеренной жестокости и ненужной дискриминации. Все разъедутся.

Когда его в последний раз обрекли на судьбу оставаться дома все лето, он выступил с рядом жестких мнений о лагерях. Это просто ужасные места. Ты должен спать в дождь. Лошади будут лягать тебя, а лодки все протекают, и если ты не умываешься шесть раз в день, тебя колотят и колотят.

После того как все решения были приняты, Нэнси начала медленно менять свое мнение с приближением лета. Она телесно и эмоционально превращалась из ребенка в женщину. Из ее отношения к этому стало ясно, что она начинает думать о летних лагерях, как о детской забавке. Большинство из ее компании будет поблизости от Харпера все лето. Она называла ребят, которые собирались работать на новой дороге, строящейся суперавтостраде, которая будет пересекать Маршрут 18 в трех милях севернее Харпера. Она подумывала о том, что, может быть, удастся найти работу в деревне. Но Сэм и Кэрол думали, что лучше для нее будет продлить детство на еще одно лето плавания, катания на лошадях, рукоделия, приготовления пищи на костре, походов и песен у костра.

Нэнси не была замкнутой, не была она и нытиком. Когда ей стало ясно, что она все-таки поедет, то впала в то, что Сэм называл герцогским состоянием. Это была величественная и покровительственная отчужденность, отмечаемая вздохами и едва слышным фырканьем. Она была выше их всех и, конечно же, она снизойдет до согласия с их мыслями независимо от того, какими детскими они выглядят.

Но в какой-то момент, в неделю суда над Кейди, произошла странная смена отношения. Нэнси стала радоваться этому плану, была возбуждена и находилась на верху блаженства. Перемена заинтриговала Сэма и Кэрол.

Однажды вечером Кэрол сказала Сэму:

– Тайна раскрыта. Я загнала ее сегодня утром в угол. Она укладывала свое красное платье, пытаясь скрыть всю операцию. Я заметила ей, что это будет божественный наряд для карабкания по скалам. Она же твердо и высокомерно ответила, что там бывают совместные вечера для групп из обоих лагерей. Я сказала, что мне это, конечно же, известно, как известно и то, что максимальный возраст молодых джентльменов из Гэннаталлы пятнадцать лет, и поэтому красное платье будет выглядеть, как выстрел из ружья для крупного зверя по кузнечику. Чтобы не быть обвиненной в недальновидности, она призналась, что Томми Кент будет работать в этом году помощником директора по спорту в Гэннаталле.

– Хо!

– Да-да. Хо! За всеми отдыхающими тщательно присматривают, а за женскими работниками в Миннаталле не так тщательно присматривают, и ее Томми, возможно, близко подружится с какой-нибудь из старших сотрудниц лет восемнадцати или около того. И это разобьет сердце нашему цыпленку.

– Это разумный риск. Но в любом случае я рад, что герцогское состояние закончилось. Двадцатого ей будет пятнадцать. На какой день это выпадает?

– В этом году на субботу. Мы сможем подъехать с подарками. – Она остановилась и убито посмотрела на него. – Я не подумала раньше. Это через день после…

– Я знаю.

– Как же там они будут? Джеми и Нэнс. Они будут в безопасности?

– Я думаю, он сможет выяснить, где они. Почти каждый сверстник в деревне будет знать, куда они едут. Я уже думал об этом. Ты же знаешь, как там. Они ходят кучками. Большие крикливые стаи, полные мускульного энтузиазма. Я собираюсь проинструктировать детей и поговорить с руководством, когда мы повезем их. Но то, что Томми будет там, может упростить все. Я могу поговорить с ним. По-моему, мне этот парень нравится. Он выглядит умелым.

– Тогда тебе нужно поспешить. У них сегодня свидание, а завтра рано утром он уезжает. Он должен поехать раньше, помочь готовить лагерь. Они едут на благотворительный праздник с танцами в пожарной. Он заедет за ней в восемь.

– Никогда не думал, что это все начинается так рано.

– Мы, девки с индейской кровью, рано взрослеем. В тот вечер Нэнси мгновенно расправилась с обедом и была готова в четверть восьмого. Сэм поймал ее в гостиной.

– Очень по-сельски, – сказал он одобрительно.

– Я хорошо выгляжу?

– Как называются эти штуки?

– Фермерские джинсы для девушек. У них покрой похож на мужские.

– Похож. Только, чтобы потешить праздное любопытство твоего престарелого родителя, как ты в них влезла?

– О, это просто! Видишь, здесь, на ногах сбоку? Скрытые молнии от колена до лодыжки.

– Очень эффектная рубашка. Выглядит, как скатерть из итальянского ресторана. Нэнс, дорогая, я предполагаю, что ты говорила Томми о нашей проблеме.

– Ха, да.

– Когда он приедет, ты не могла бы сделать вид, что еще не готова? Чтобы я мог немного поболтать с ним?

– Там будет полная машина ребят, пап. Что ты хочешь сказать ему? Я имею в виду то, что я не хочу, чтобы ты выглядел…

– Я отведу его в сторонку, родная, и не скажу ничего такого, чего можно стыдиться.

Когда в восемь часов приехал Томми, еще было немного солнца, и долгие летние сумерки начинали собираться в синие тени под деревьями. Сэм сошел с крыльца и встретил Томми на полдороги через двор к дому.

– Фермер Браун, я так полагаю, – сказал Сэм. Томми был в комбинезоне, синей рабочей рубахе и соломенной шляпе.

– Староватая одежда, правда, сэр?

– Подходящая по случаю униформа. Нэнси будет готова через несколько минут. Я хотел бы поговорить с тобой минутку, Томми.