Добрая самаритянка

Комната Эффи наглядно демонстрировала их разницу в возрасте. По краям зеркала торчали фотографии звезд «Ю-тьюба» и «Инстаграма», которых я даже не знала по именам; они же образовывали коллаж с внутренней стороны двери. Кроме того, Эффи распечатала фото со своими друзьями – на всех красовались маленькие группки чрезмерно накрашенных девушек, втянувших щеки так, что те, вероятно, соприкасались в центре ротовой полости, и выпятивших губы, точно аквариумные рыбы. Животы тоже были втянуты, отчего девушки казались еще более тощими, чем обычно бывают четырнадцатилетние школьницы.

Эффи росла очень самоуверенной; она сознавала, что начинает притягивать взгляды парней-ровесников, а также мужчин, которым не следовало бы пялиться на несовершеннолетних девиц. Когда-то давно они так же смотрели на меня. Теперь же казалось, будто меня вообще не существует. Я чуть-чуть ненавидела дочь за это и ничего не могла с этим поделать. Она словно вампир высасывала из меня красоту и привлекательность и присваивала их себе.

Еще она хранила от меня разные секреты, и мне пришлось научиться узнавать о частной жизни дочери из других источников. Сев на ее кровать, я включила мобильник и вызвала на экран приложение «Фейсбука». Эффи так и не сменила пароль, поэтому я проверила ее входящие сообщения. Большинство были от друзей. Время от времени попадались имена парней, но темы сообщений были невинными – за исключением одного.

Похоже, Эффи выделяла парня по имени Том, который был сфотографирован за рулем маленькой синей машины – он явно тратил немало времени и денег, чтобы эта машина была похожа на спорткар. В другом сообщении Том прислал Эффи свою фотку с задранной футболкой, открывавшей живот. Я вспомнила времена, когда живот Тони был таким же плоским и гладким. Я смотрела, как он, одетый в плавательные шорты, стоит на мелководье школьного бассейна, и воображала, каково было бы провести кончиками пальцев по его коже. «Словно бархат». Заметив мои взгляды, Тони широко ухмыльнулся, и я быстро отвернулась, чтобы скрыть внезапно вспыхнувший румянец на щеках. Но то, как он тогда посмотрел на меня… то, как наклонил голову, как расширились его глаза, как изогнулись в улыбке его губы… Я поняла, что если буду терпелива, то он подойдет ко мне и в конце концов станет моим. Я всегда получала то, на что упал мой взгляд.

Эффи ответила Тому такой же фотографией, на которой из-под ее закатанной футболки выглядывал край лифчика. Я ощетинилась.

Дверь в третью комнату была единственной, которую я оставила закрытой. Когда-нибудь я, возможно, отважусь войти туда, но не сейчас. Еще не готова.

Я сменила юбку и блузку на джинсы и футболку. Эти джинсы я купила только недавно, и мне было трудно застегнуть их. Когда я все-таки сумела это сделать, то с отвращением посмотрела на свой живот, торчащий над поясом, точно жирный голубь, прикорнувший на ветке. Занятия интенсивной йогой трижды в неделю и два сеанса плавания не сотворили с моей фигурой тех чудес, что были изображены на плакатах, висевших на стенах спортивного центра. Я гадала, считает ли Тони по-прежнему привлекательной хоть какую-то часть моего тела. Если и считал, то никогда не упоминал об этом.

Я бросила взгляд в зеркало, откуда на меня смотрела преждевременно постаревшая женщина. На волосах, осветленных до медово-белокурого цвета, уже начали отрастать темные корни; некогда выступающие скулы словно съехали вниз по лицу, образовав на щеках складки. Светло-карие глаза, все еще искрящиеся молодым блеском, казались чужими на этом лице.

Я надеялась, что рак яичников и последующая химиотерапия скажутся лишь на тех органах, которые не могут увидеть люди, но то был самообман. Я была мертва изнутри и разлагалась снаружи. Даже сейчас, более года спустя, эффект от всего случившегося по-прежнему проступал на моем лице. Пройдет совсем немного времени, и я буду вынуждена просить у гладеньких, как пластиковые куклы, мамочек, встречающих одноклассниц моей дочери у ворот школы, телефон той клиники, где они делали уколы ботокса и других веществ. Инъекции, зубные виниры и контактные линзы, компенсирующие близорукость, будут означать, что вскоре от изначальной меня останется очень мало. Но, может быть, для Тони это окажется предпочтительнее.

Я вытряхнула из флакончика из-под аспирина, который хранился в шкафчике в ванной, третью и четвертую таблетку на сегодня и проглотила, не запивая водой. Тони понятия не имел, что на самом деле лежало в этом флакончике: таблетки для похудения, не одобренные для продажи в Великобритании Агентством контроля лекарств и медицинских препаратов. Заказала их через интернет в одной из фармацевтических компаний Восточной Европы. Они сжигали жир и помогали быстро терять вес, но в качестве побочного эффекта давали сильные желудочные спазмы и маслянистый понос. Однако я считала эту цену совсем небольшой – ведь я хотела, чтобы Тони снова взглянул на меня так, как в тот день в школьном бассейне.

К тому времени как я спустилась вниз, почтальон сунул в наш почтовый ящик местную газету. Я поспешно пролистала ее, пропуская новости и объявления о продаже недвижимости, пока не нашла искомую страницу.

Волоски на моих руках встали дыбом, когда я впервые увидела лицо Шантель. Она была похожа на тот образ, который мне представлялся, – плоская, тощая, угловатая фигура, волосы собраны на затылке и стянуты резинкой. Я вырвала страницу из газеты, мысленно пометила дату и сунула страницу в сумку. Потом налила еще один бокал вина и стала ждать, пока вернутся домой три человека, которых я почти не знала.

Глава 4

Четыре месяца и две недели после Дэвида

Я достала из своей сумки электронную читалку «Киндл» и положила на стол в своей выгородке.

Пролистала библиотеку, чтобы выбрать одну из десятка книг, которые я скачала, но пока не прочитала. Как правило, романы заставляли меня скучать. Сосредоточенность, требующаяся, дабы страницу за страницей запоминать, что есть что и кто есть кто, утомляла меня. Я предпочитала вместо этого скачивать на телефон телепрограммы и смотреть их. Но Джанин, менеджер нашего филиала, ругала нас за это – и таких мелких поводов для придирок она нашла великое множество за те семь месяцев, пока занимала свой руководящий пост.

Я едва успела прочесть пролог психологического триллера, прежде чем поступил мой первый звонок за эту вечернюю смену. Я откашлялась и вошла в нужный образ, словно актер, готовящийся выйти на сцену.

Очень многое можно выиграть или потерять посредством первых слов, которые услышит клиент. Проявишь чрезмерный энтузиазм – и тебя сочтут слишком жизнерадостной для сочувствия. Будешь говорить слишком уверенно – рискуешь показаться авторитарной личностью, готовой унизить. Мне нравилось думать, что я соблюдаю верный баланс.

Со мной говорила девушка-подросток; она поняла, что беременна, и понятия не имела, как сказать об этом своим родителям. Я сочувственно выслушивала, в нужные моменты задавала вопросы, не требующие однозначного ответа, и молча гадала, как бы я отреагировала, если б Эффи пришла ко мне с такой проблемой. Я бы настаивала на прерывании беременности, но она, вероятно, сохранила бы ребенка просто из вредности. Девушка на том конце линии тихо плакала. Я притворилась, будто мне есть до нее какое-то дело, и к завершению разговора она решила для себя, что осторожно прощупает семейную почву, рассказав о своем положении тете, с которой у нее хорошие отношения.

Затем настала моя очередь принять звонок от типа, которого мы прозвали Онанистом. Раз в неделю, обычно по четвергам, он звонил нам и громко самоудовлетворялся. Его не волновало, мужчина или женщина ему отвечает, потому что к тому времени, как мы снимали трубку, он уже был близок к оргазму. Предполагалось, что мы вправе повесить трубку, как только станет ясно, чем он занимается, но сегодня я была в хорошем расположении духа и потому сказала ему, как сильно он меня заводит, и позволила ему завершить дело, прежде чем пожелать доброго вечера и попрощаться.

Потом были два звонка со сразу же повешенной трубкой; приближалось окончание моей смены, и я уже предвкушала изнурительное занятие интенсивной йогой. Сначала был соблазн проигнорировать следующий звонок, потому что не хотелось опаздывать, однако я все равно сняла трубку.

– Никогда прежде не звонил в такие учреждения. Не знаю, с чего начать, – произнес мужской голос.

– Что ж, начните с имени. Как мне к вам обращаться?

– Стивен, – ответил он. Слишком быстро, чтобы это имя было вымышленным. Я записала его в блокнот. По голосу я дала бы ему двадцать с небольшим лет: говор был чистый, с местным акцентом. Мужчина почти не старался скрыть свое нервное состояние.

– Рада побеседовать с вами, Стивен. Могу я спросить, что заставило вас позвонить нам сегодня вечером?

– Даже не знаю. Я… мне кажется, что у меня… никого нет. Мне кажется, что я не хочу… не хочу больше… быть здесь.

Он заполнил графу номер один совершенно самостоятельно, что сделало мою работу немного легче.

– Что ж, хорошо, что позвонили. – Я дала своему инстинкту обычные пять минут на то, чтобы определить, был ли этот человек искренен или просто хотел внимания. – Расскажите о людях, которые вас любят, которым вы небезразличны. Кто в вашей жизни попадает в эту категорию?

Стивен выждал несколько секунд, чтобы подумать.

– Правда, никто, – с тяжелым вздохом ответил он. То, что он высказал это вслух, для него явно оказалось поворотным моментом. – У меня совсем никого нет.

– Есть ли кто-то, кого вы могли бы назвать своим другом?

– Нет.

Графа номер два заполнена.

– Уверена, что трудно жить, когда вы в мире совсем один.

– Это полное дерьмо, а не жизнь.

– Вы сейчас работаете? Есть ли у вас какая-то возможность выстроить личные отношения на работе?

– Едва ли. Иногда проходит день за днем, и вдруг я понимаю, что ни с кем по-настоящему не разговаривал почти целую неделю.

Графа номер три заполнена – чем меньше людей присутствует в его личной или рабочей жизни, тем лучше. Я была рада, что все же ответила на его звонок.

– Неделя – это долгий срок, чтобы ни с кем по-настоящему не разговаривать, – ответила я, подчеркивая его ситуацию и не давая уклониться от темы. – Вы обращались к врачу, чтобы рассказать о своих ощущениях?

– Да, она выписала мне курс антидепрессантов.

– И как они подействовали?

– Прошло уже четыре месяца, а я по-прежнему не понимаю, ради чего встаю утром с постели. Иногда я думаю, что лучше было бы сделать запас этих таблеток и… ну, вы понимаете.

– Иногда или часто?

– Часто, – прошептал Стивен так тихо, что я едва расслышала его. Он словно стыдился своих суицидальных мыслей.

Обычно требовалось намного больше времени, чтобы заполнить четвертую графу, и это, опять же, облегчило мою работу. «Возможно, здесь есть с чем поработать», – подумала я.

Обвела взглядом комнату. Зои играла на своем мобильном телефоне и одновременно разговаривала через гарнитуру. Санджай подергивал ногами, слушая клиента. Мэри пила из термокружки какой-то ядовитый супчик. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.

Из сумки я выудила второй блокнот, используемый только для тех клиентов, которым я могла помочь на свой уникальный лад. В него подробно записывалось все, что они мне говорили. Позднее я приводила эти подробности в разговоре, дабы подчеркнуть, что слушаю и понимаю. Я вывела на чистой странице имя Стивена и подчеркнула его.

– Вам не нужно стыдиться, Стивен. Все мы в тот или иной момент думаем о том, чтобы оборвать свою жизнь. Вы когда-нибудь пытались сделать это прежде?

– Нет. Но однажды планировал.

– Вы однажды планировали это? – Я старалась воспроизводить его реплики, чтобы дать ему понять, что воспринимаю его признания. – Могу я спросить, что у вас было на уме?