Проклятие памяти

* * *

– Алекс? – Раймонд Торрес склонился над койкой. – Алекс, ты... ты слышишь меня?

Веки Алекса дрогнули, он открыл глаза, но продолжал лежать молча.

– Алекс, если я задам тебе пару вопросов, ты сможешь ответить на них?

Казалось, Алекс что-то напряженно обдумывает, затем губы его шевельнулись.

– Не... не знаю. Я попробую.

– Хорошо. Теперь – прошу тебя – постарайся подумать. Ты знаешь, почему ты не узнал своего отца?

Долгое молчание, затем – совсем тихо:

– Когда он сказал мне, что он – мой отец, мне показалось, я его знаю.

– Но когда ты увидел его в первый раз, его лицо показалось тебе знакомым?

– Нет.

– Совсем?

– Нет... не знаю.

– Но ведь ты узнал свою мать?

– Узнал.

– Потому что ее лицо показалось тебе знакомым?

– Нет, доктор.

Торрес поморщился.

– Тогда как же ты узнал ее?

С минуту Алекс молчал, затем заговорил, медленно подбирая слова, как будто в значении многих из них он все еще сомневался.

– Я... я подумал, что это, должно быть, моя мама, если тот человек – мой отец. Я просто решил, что если мой отец здесь, значит, и мама должна быть здесь с ним тоже. И когда я решил, что она – моя мама, то, по-моему, узнал ее.

– То есть ты все-таки не узнал никого из них, пока тебе не сказали, что они твои родители?

– Нет, доктор.

– Ну, хорошо... Сейчас я дам тебе лекарство, чтобы ты лучше спал, а завтра навещу тебя, когда ты проснешься. – Быстрым движением он ввел под кожу правого предплечья Алекса острие иглы шприца и надавил на поршень. Выдернув иглу и промокнув место укола смоченным спиртом тампоном, Торрес спросил Алекса, не было ли ему больно.

– Нет.

– А вообще ты чувствовал иглу?

– Чувствовал.

– А на что это было похоже?

– Я... я не знаю.

– Ладно. – Торрес кивнул. – Спокойной ночи, Алекс. Завтра увидимся.

Когда Алекс закрыл глаза, Торрес еще несколько минут стоял, пристально глядя на юношу. Затем, шагнув к приборам у изголовья кровати, нажал несколько клавиш на клавиатуре компьютера. Уже собравшись уходить, он обернулся и снова взглянул на Алекса.

Веки его закрытых глаз мелко и часто вздрагивали. Как бы хотел Торрес найти способ узнать, что творится в этом изуродованном мозгу сейчас!

Но некоторые тайны были неподвластны даже ему – доктору Раймонду Торресу.

Глава 8

Алекс взглянул на часы, стоявшие на столе Торреса. Торрес заметил это – он уже привык следить за каждым движением юноши.

– Осталось всего два часа, – сказал он. – Волнуешься?

– Да нет, – пожал плечами Алекс. – Скорее любопытно.

Отложив в сторону ручку, Торрес откинулся на спинку стула.

– А я на твоем месте, наверное, волновался бы. Ты же возвращаешься домой после трехмесячного отсутствия – по-моему, поводов для волнения достаточно.

– Я же возвращаюсь не совсем домой, верно? – голос Алекса был лишен какого бы то ни было выражения. – Ведь пока меня не было, родители переехали, и я этот дом раньше не видел.

– А ты бы хотел вернуться в дом, в котором родился и вырос?

После секундного колебания Алекс покачал головой.

– Да, по-моему, это не так уж важно – все равно я совсем не помню наш старый дом.

– И ничего по отношению к нему не чувствуешь?

– Нет. – Алекс все так же равнодушно смотрел на доктора.

Вот в этом, снова подумал Торрес, и есть проблема. Алекс утратил способность чувствовать. Испытывать эмоции. Переживать. Нет, безусловно, его исцеление – это почти чудо: к нему вернулась способность видеть, ходить, разговаривать и слышать. Но полностью исчезла способность чувствовать.

Даже известие о том, что его скоро выпишут из Института, не вызвало у него никаких эмоций реакции. Он воспринял его так же безучастно, как воспринимал теперь все. И вот это – Торрес досадливо поморщился – единственное, что мешало расценивать проведенную операцию как полный и несомненный успех.

– А тебе вообще хочется вернуться в Ла-Палому? – неожиданно задач он вопрос Алексу.

Потянувшись в кресле, Алекс закинул ногу на ногу. Со второй попытки ему удалось устроить лодыжку левой ноги на колене правой.

– Мне... наверное, просто интересно, как это все будет, – ответил он наконец. – Я все думаю – удастся ли мне узнать хоть кого-нибудь или что-нибудь... или все будет так, как тогда, когда я в первый раз очнулся.