Серые ублюдки

Миновав ворота, Шакал вошел в тоннель в стене и начал длинный путь сквозь темноту. Он слышал, как Биро, шагавший следом, вел рукой вдоль стенки – парень еще не научился ходить по тоннелю без подсказок. Шакал вспомнил, как сам много лет назад ходил здесь так же.

– Почему?..

Шакал резко развернулся к Биро, прежде чем тот успел промолвить еще слово, и шикнул на мальчика.

– Никогда не разговаривай внутри стены! – прошептал он. – Иначе ты не услышишь ездоков, которые могут появиться с любой стороны. Я не хочу, чтобы меня затоптали из-за того, что какой-то сопляк не может держать язык за зубами.

Юноша оказался смышленым – ничего больше не сказал, даже не стал отвечать.

Ускорив шаг, Шакал повел их дальше. Когда он сам был в таком возрасте, как Биро, он боялся ходить внутри стены, постоянно думая, что на Горнило нападут и ворота закроют раньше, чем он успеет пробежать по тоннелю, а когда печи нагреют проход, он сварится в собственной шкуре. Всем соплякам нужно было этого бояться – страх держал их начеку и не давал погибнуть.

Но спешил Шакал по другой причине. Если в Горниле были кавалеро-простолюдины, значит, к Серым ублюдкам наведался Игнасио, и, без сомнения, именно из-за этого Шакала сейчас и вызвали.

– Седлай моего свина, – приказал он Биро, как только они вышли на свет. Парень побежал к хлеву. Так или иначе, Шакал отбыл свое наказание, и в скорейшем времени ему предстоит выехать в путь.

Он вошел в зал собраний и направился сразу в светлицу Ваятеля. Как и ожидалось, там Шакал увидел капитана Игнасио, развалившегося в кресле у стола вождя. Невзрачный, с залысинами, рябой кожей и слезящимися глазами, Игнасио был самым что ни на есть простым солдатом. Судя по всему, одного возраста с Бермудо, он, однако, годился своему знатному ровеснику в отцы – тяжелая крестьянская жизнь запечатлелась в каждой морщине его смуглого лица.

– Шакал, – проговорил Игнасио, кивнув.

– Капитан.

Ваятель поднял глаза и скривил губы. За его спиной на заставленной полке стояла пара пыльных керамических сосудов. Это были старые саперные горшки, из тех алхимических приспособлений, которые использовались во время Нашествия, чтобы пробивать дыры в защите орков. Служа тогда рабом, Ваятель сам мастерил такие горшки и наполнял летучими веществами, благодаря которым они становились столь опасными. Реликвии на полке были пусты и негодны, но Шакал, оказываясь в светлице Ваятеля, всегда видел в них напоминание о взрывном характере вождя.

– Я уже начинаю жалеть, что тебя не утопили младенцем, Шак.

Шакал ничего не ответил – он ждал дурных вестей.

Ваятель махнул Игнасио рукой, обернутой в льняную ткань.

– Скажи ему.

Капитан посмотрел на Шакала, и на его усталом лице отразилась досада.

– В кастиль вернулась лошадь кавалеро Гарсии.

Шакал изо всех сил старался сохранить спокойное выражение лица.

– Я нахожу это любопытным, Шакал, – проговорил Ваятель опасно небрежным тоном. – Очень любопытным, поскольку ты сказал мне, что лошадь вместе с телом кавалеро попадет к Месителю.

– Я сейчас съезжу, – сказал Шакал. – Поговорю с Санчо. Узнаю, в чем дело.

– Я уже узнал. – Игнасио вздохнул. – Бордельщик сделал все, как ты просил. Отправил к Месителю птицу, на следующий день тот приехал, забрал Гарсию и лошадь. Но потом эта лошадь появилась у наших ворот.

– Шак? Не хочешь объяснить, почему так получилось? – спросил Ваятель.

Шакал пожал плечами.

– Спросите Месителя.

Ваятель помрачнел.

– Хочешь свалить свои ошибки на него?

– Нет, вождь.

– Я послал птицу. Как только Игнасио приехал и рассказал мне об этой растущей горе свиного дерьма. И теперь жду ответа. – Ваятель выставил перед Шакалом крючковатый палец. – Ту его часть, которой еще не знаю.

Капитан снова устало вздохнул.

– Тот, кого ты убил, был сыном какой-то мегеры из… Валлисолета, кажется. Маркиза или вроде того.

Шакал никак не отреагировал. Названия гиспартских городов и титулов говорили ему еще меньше, чем самому Игнасио. Но капитан продолжил говорить, и неизменная усталость вдруг его покинула, а звучавшая в его словах тревога придала Игнасио редкую оживленность.

– Говорят, у нее целое состояние. Влияние при дворе. И сейчас она не просто потеряла сына. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Шакал проигнорировал беспокойство капитана.

– Если бы он много значил для нее, его не сослали бы сюда.

Игнасио только фыркнул.

– Я не знаю, что он наделал, но изгнание в Уделье могло быть проявлением материнской любви и следствием ее денежного взноса, которое спасало его от казни. Маркизе может не понравиться, что она вырвала сына из рук палача только затем, чтобы он в первую же неделю погиб в Уделье.

Шакал посмотрел на Ваятеля.

– И нас это волнует? Ни слухам, ни придворным в пустошах нет места.

– Бермудо волнует, – ответил Игнасио, наклоняясь вперед в кресле, чтобы привлечь внимание Шакала. – Эта басня, которую ты рассказал новым кавалеро, про то, что Гарсия напал на капитана и дезертировал, – она в его духе, поэтому никто в Гиспарте не стал бы его искать. Но лошадь вернулась. С территории кентавров. Куда, по твоим словам, он сбежал!

– Откуда даже тяжаки не выходят живыми, – проговорил Шакал.

– И уж тем более скаковой жеребец, выросший в конюшне какого-нибудь хлыща, – проворчал Ваятель. – Твоя история провалилась, Шак.

Игнасио цокнул языком.

– Бермудо вгрызся в тех новичков, чтобы рассказали правду. Пока они больше боятся тебя, чем его. Но сколько это может продолжаться?

Действительно, сколько? Игнасио до сих пор считал Шакала настоящим убийцей Гарсии. Значит, юные кавалеро в самом деле не рассказывали правду. Если бы хоть один из них проговорился, что его череп пронзила стрела женщины-полуорка, Игнасио немедленно бы понял, о ком речь, и передал вождю. И Ваятель отреагировал бы на эту весть совершенно иначе.

– Сама по себе лошадь ничего не доказывает, но не сомневайся, Шакал, если тело обнаружат и Бермудо сможет воспользоваться им в своих интересах, он это сделает.

– Например, сам заплатит, чтобы его отправили в Гиспарту, лишь бы развлечь маркизу моим повешением?

Игнасио криво усмехнулся Ваятелю.

– Ты же вроде говорил, что он дурак.

– Но это не значит, что он тупой, – ответил тот.