Серые ублюдки

– Зачем до этого доводить? – спросил Шакал у вождя. – Вы же не станете отдавать одного из своих, чтобы умилостивить какую-то дворянку.

Глаза Ваятеля вспыхнули гневом.

– Когда Гиспарта приходит в мой удел и чего-то требует, я окунаю каждого хиляка лицом в грязь. Но лучше до этого не доводить. А если уж довели, то не нужно бояться виселицы, Шакал. Потому что я спалю в Горниле твою беспечную тушу.

Шакал думал об этом с того момента, когда вошел в комнату. Он повернулся к Игнасио.

– Ты можешь сделать, чтобы эти кавалеро и дальше молчали? Припугнуть их как-нибудь?

Игнасио хрипло рассмеялся, сочтя это забавным.

– Чтобы молчали и оставались живы? Видать, ты все-таки тупой. Мы с моими людьми подолгу в кастили не сидим. У нас есть свои обязанности. В патрули ходим, например. И доставляем плохие вести в копыта полуорков, которые мутят всякое дерьмо.

Шакала не волновали упреки этого усталого бесполезного человека. К тому же болтовня Игнасио о патрулях кое о чем ему напомнила.

– Бермудо приехал в бордель в то утро, потому что искал тебя, – сказал он. – Думал, ты будешь там с нами. Почему?

Игнасио раздраженно растянул губы.

– Чтобы сбагрить мне тех молокососов. Или ты думаешь, он показывал им, как тут все устроено? Нет. Такие удовольствия он скидывает на меня.

– Мы отклоняемся, – заметил вождь. – Капитан здесь не затем, чтобы устранять последствия, Шакал. Это сделаешь ты.

– Тогда я поскачу к Санчо и возьму след. Если тело Гарсии…

– Нет, – отрезал Ваятель. – Я уже послал Овса и ту сучку, за которую вы оба проголосовали, чтобы взять ее в копыто и потом творить с ней вот такое.

– Что вы хотите от меня?

– Иди в опоросный сарай.

Шакал едва не запротестовал, но все же сдержался. Что-то подсказало ему, что это уже не относилось к исправительным работам. Возможно, ледяной тон вождя или спокойствие Игнасио, а может, и мысль о том, что у копыта не было свиноматок, собирающихся вскоре родить. Как бы то ни было, от этого приказа ему стало не по себе.

Не сказав ни слова, Шакал покинул комнату. Проходя по коридору, он слышал, что обсуждение продолжилось – Игнасио заговорил об оплате услуг.

Опоросный сарай вопреки своему названию был внушительных размеров зданием, которое стояло под самой стеной в отдалении от хлевов и загонов для поросят. Шакал вошел в низкое длинное помещение. Как он и подозревал, опоросные станки были пусты. Он шагал в полумраке по центральному проходу, его ботинки бесшумно ступали по соломенной подстилке, разбросанной поверх щепок и опилок.

Свины были душой копыта, его силой. Без них патрулировать Уделье или вступать в бой с тяжаками было бы просто медленным самоубийством. Сюда переселяли свиноматок, готовых произвести на свет новое поколение варваров, и обеспечивали их покоем и заботой. Ваятель не позволял соплякам заходить в опоросный сарай, доверяя принимать поросят только Мелочнику и тем посвященным, которые помогали ему. У Шакала это дело получалось плохо – не хватало практики. В тот единственный раз, когда он попытался помочь, Мелочник его прогнал. Тогда Шакала сменил Овес, и вскоре к соскам своей изнеженной матери прижималось пятеро здоровых варварят.

С обеих сторон проход упирался в небольшую комнату. Шакал сомневался, что Ваятель отправил его сюда проверять запасы, поэтому двинулся направо – к двери, куда уводили несчастных свиноматок, если после неудачного опороса их уже нельзя было спасти.

Комната милосердия.

Он приоткрыл дверь, и до него донеслись сдавленные крики боли и паники. Сарай всегда содержался в чистоте, но сейчас Шакалу в ноздри ударил запах пота, мочи и страха. Он открыл дверь шире и увидел жуткий профиль Колпака. Бледный полукровка не повернулся к Шакалу, пристальным, немигающим взглядом глядя на стену за дверью. Его безволосая кожа имела цвет грязного белья, без единого оттенка серого или зеленого. Ублюдки гадали, не альбинос ли он, но у него не было той странной розоватости в глазах, как у тех, кто страдал таким недугом. Нет, в его глазах зияли пустые черные пропасти.

Перед его бездонным взглядом стояли на коленях шестеро рыдающих мужчин, голых и закованных в цепи. Кляпы у них во рту были пропитаны соплями и слезами, оставившими блестящий след на усах, украшавших каждого пленника.

Новые кавалеро Бермудо.

Шакал заскрежетал зубами. Игнасио привез не только новости.

Мужчины тоже его узнали и скорчились сильнее. Сквозь кляпы доносились отчаянные звуки – были ли это мольбы или протесты, Шакал не понимал. Однажды он их отпустил. Но лишь совершенный глупец мог поверить, что он сделает это снова.

Он подошел к Колпаку, но сразу повернулся к противоположной стене – встав к обреченным спиной.

– Кто-нибудь уже заговорил? – прошептал он.

Колпак поднял к нему лысую голову.

– Сам слышишь.

Сдавленные всхлипы не унимались.

– Ваятель с ума сошел, если считает, что это выход, – заметил Шакал.

Колпак ответил все тем же мертвенным взглядом. В нем не было и намека на мысль. Каждый раз, когда Шакал смотрел на него, этот убийца со шрамами напоминал ему змею, заглатывающую жертву. Медленный, молчаливый, безжалостный, сосредоточенный на своей холодной цели.

Шакал пытался придумать другой способ, его мысли метались, но не приводили ни к чему. Ваятель сделал выбор. Игнасио исполнил свою роль, заманив этих людей в ловушку. Они не знали Уделья и наверняка понятия не имели, где находятся; даже увидев Горнило, они были слепы и уязвимы, как поросята, что рождались в этом сарае.

И Шакал не мог их спасти. Ваятель заявил, что не отдаст Гиспарте ничего из того, что у него потребуют. Он лгал, возможно, сам этого не зная. Он отдал бы Блажку. Если кто-то из этих людей сказал бы, что она убила Гарсию, у вождя появился бы шанс избавиться от нее, сняв ответственность с копыта. Бермудо получил бы казнь, маркиза – свою месть, а Ваятель освободился бы от женщины, которую никогда не хотел видеть в рядах своего копыта. И Овес с Шакалом не смогли бы проголосовать против.

На лице Шакала, в отличие от мертвенной маски палача, видимо, отразились его мысли, потому что Колпак подал голос, настолько тихо, что едва можно было различить слова:

– Только быстро.

Шакал повернулся и протянул к кавалеро руку. Шесть пар пронизанных страхом глаз выпучились на него.

– Так, спокойно. Мы просто вынем ваши кляпы. – Он чуть не подавился своей ложью, еле сдержав возглас, когда те облегченно умолкли. Только их лица оставались напряженными и недоумевающими. Шакал зашел за спину крайнего справа кавалеро. Колпак скользнул к пленнику с левого края. Голова, на которую смотрел Шакал, дрожала, волосы промокли насквозь. Кожа на затылке потемнела от уль-вундуласского солнца, а ниже, под дуговидной границей, была заметно бледнее. Сосредоточившись на этой линии, Шакал вынул нож.

Кавалеро, находившийся рядом, наблюдал за ним, вытянув шею, чтобы увидеть то, что вскоре ждало и его.

Шакал встретился с ним взглядом, и его хитрость раскрылась.

Пленник издал сдавленный вопль, заглушивший чавкающие звуки кинжала Колпака, быстрой серией ударов пронзавшего плоть. Он валил пленников одного за другим, всаживая оружие в затылок каждому с ужасающей точностью. Четверо кавалеро погибли, не успев понять, что происходит. Пятый – тот, кто закричал, – был слишком сосредоточен на Шакале, чтобы заметить свою гибель, приближавшуюся в покрытой багровыми пятнами руке Колпака.

А вот шестой увидел.

Он качнулся вперед, от жажды жизни став быстрым, как заяц, и неуклюжим, как пьянчуга. Он отпрянул от Шакала, вскочил на ноги, но споткнулся, ударившись о закрытую дверь головой. Прислонившись к двери спиной, уперся пятками в пол и заскользил по дереву плечами и цепью. Ошеломленное лицо выражало дерзкое, но бесполезное предостережение тем, кто мог погнаться за ним.

Как только он поднялся на ноги, ему в грудь вонзился кинжал Колпака – лезвие угодило в самое сердце. Бунт кавалеро сменился замешательством, но в этот миг у него подкосились ноги, и он осел на копчик, уже лишенный жизни.

Шакал не сдвинулся с места. Он повернулся к Колпаку – тот стоял рядом с последним живым кавалеро и удерживал юнца рукой за плечо, не давая ему подняться. Но опасаться этого не стоило. Пленник уже ничего не соображал. Он все еще завывал сквозь свой кляп, пока не кончался воздух в легких, потом делал судорожный вдох и кричал снова.

Пристальный взгляд Колпака, спокойный и выжидающий, был направлен на Шакала.

Глава 6

Рука Шакала все еще ощущала протыкаемое острой сталью горло. Кровь он смыл, но тошнотворная упругость плоти оставалась в памяти. Шакал покрепче сжал кулак, чтобы прогнать это фантомное ощущение, и вошел в хранилище копыта.