Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь (сборник)

– Две известные фамилии Пуату, – вежливо заметил д’Эстанж. – Я очень сожалею, что вышла такая неприятная история. Рауль де Фонтен был не прав, позволив себе окликнуть вас так грубо, но для вас было бы благоразумнее не обратить на это внимания. Или… – Д’Эстанж улыбнулся. – Господин Рауль был прав, заподозрив, что вы здесь по важному делу и предпочтете дать убить себя, чем выдать что-либо?

– Я не могу подтвердить ваших предположений, – сказал Филипп, – но скажу, что всегда предпочел бы самую неравную дуэль и смерть долгому заключению и допросам, могущим окончиться смертью на костре.

Д’Эстанж не сказал на это ни слова. Несмотря на свои родственные отношения с Гизами, он, подобно многим другим дворянам-католикам, осуждал преследование гугенотов.

Выйдя из городских ворот, они спустились к берегу реки и прошли подальше в сторону от дороги. Там противники молча сняли с себя верхнее платье и куртки.

– Господа! – сказал д’Эстанж. – Я убежден, что дуэль не так уж необходима. Если господин де Фонтен выразит сожаление, что он не с должным уважением говорил с моим доверителем, то последний, я уверен, с радостью примет его извинение.

– Я такого же мнения, – сказал Луи де Фонтен, – и я уже сообщил это моему кузену.

– А я уже сказал, что не желаю извиняться, – возразил Рауль. – Я хочу биться не за себя, а за короля и убежден, что этот молодой человек, кто бы он ни был, дворянин или крестьянин, каким я его видел недавно, злоумышляет против его величества.

– В таком случае нечего терять время, – сказал серьезно д’Эстанж. – Со своей стороны, мы сделали все, чтобы предотвратить эту в высшей степени неравную борьбу.

Раздраженный замечанием о неравной борьбе и втайне презирая своего противника, Рауль с ожесточением напал на него, уверенный в быстром исходе схватки. Однако выражение его лица быстро изменилось, когда Филипп с ловкостью и силой отразил удар, которым Рауль намеревался сразу окончить борьбу. В продолжение нескольких минут ни один из противников не получал перевеса. Рауль выходил из себя и нанес наконец своему противнику такой удар, который, казалось, должен был сразу завершить дуэль. Но Филипп искусно отразил его и с быстротой молнии вонзил свой меч по самую рукоятку в грудь врага. Рауль пал мертвым.

– Кто бы подумал, – воскликнул д’Эстанж, – что знаменитый дуэлянт Рауль де Фонтен получит смертельный удар от руки юноши!

Между тем к месту дуэли подъезжал с отрядом граф Дарбуа, губернатор Ажана. Он ужаснулся, увидев мертвым Рауля де Фонтена.

– Какое несчастье! И в такую минуту! Кто же оказал такую плохую услугу его величеству, не вы ли, господин д’Эстанж?

Узнав подробности происшествия и расспросив Филиппа о его происхождении и религии, губернатор, несмотря на настояния д’Эстанжа, приказал арестовать его.

Двое солдат с обнаженными мечами повели Филиппа в город. На пути он заметил Пьера, спокойно смотревшего на него. Его отвели в замок и заключили в камеру в башне, окна которой были снабжены железными решетками и выходили на реку.

Невеселой представлялась будущность Филиппу. Бегство королевы Наваррской придаст подозрениям против него характер достоверности, и судьба его будет решена. Он был уверен, что Пьер сделает все возможное, чтобы спасти его, но едва ли это удастся, несмотря на всю изобретательность юноши. «А все-таки я попробую дать ему знать, где я заключен, – думал Филипп. – Можно поручиться, что он узнает мою шляпу с ее тремя длинными перьями, если я выставлю ее из окна». Он взял шляпу и просунул ее сквозь решетку. Целых два часа стоял он таким образом со шляпой в руке, пристально наблюдая за каждой лодкой, проезжавшей по реке. Наконец он увидел лодку с двумя гребцами и человеком, сидящим на корме, в которых узнал Пьера и двух своих солдат. Он увидел, как Пьер, смотревший на замок, вдруг хлопнул в ладоши и что-то сказал гребцам. Уверенный теперь, что сигнал его замечен, Филипп втащил шляпу в камеру, продолжая смотреть за удалявшейся лодкой.

– Больше мне нечего делать, – сказал он, – теперь все в руках Пьера.

Некоторое время он прислушивался к шагам часового, ходившего взад и вперед перед его дверью, а затем заснул и проснулся только, когда услышал, как отодвинулся засов его двери и ключ повернулся в замке. Вошел человек в сопровождении двух солдат и поставил на стол цыпленка, бутылку вина и хлеб.

– Господин д’Эстанж кланяется вам и посылает это, – сказал он.

Затем Филипп снова остался один.

Часа два спустя после наступления ночи он услышал шум во дворе замка, как бы от движения конницы. Ему пришла мысль, что получено приказание от двора захватить королеву и что отряд всадников выступает для исполнения этого. «Успеют ли предупредить королеву, – думал Филипп. – Можно с ума сойти, сидя в заключении, когда знаешь, что успех всего дела висит на волоске».

Между тем часовой проявлял признаки утомления и нетерпения, то прислонялся к стене, то топал ногами. Он стоял тут уже часа четыре. «Если выступает большой отряд, то о нем могли позабыть», – подумал Филипп. Прошло еще с полчаса. Но вот на каменной лестнице послышались шаги, и часовой сердито крикнул:

– Черт возьми! Я уже думал, что все ушли с отрядом, а обо мне забыли. Ну, инструкции следующие: «Не позволять никому приближаться, отказывать даже офицерам в посещении пленника без особого разрешения губернатора». Вот и все. До свидания!

Часовой ушел. Человек, сменивший его, ходил быстро взад и вперед перед дверью. Минуты через две или три он остановился, и затем Филипп, к изумлению своему, услышал громкий шепот в замочную скважину:

– Сударь, вы спите? Это я!

– Как, Пьер! – воскликнул Филипп. – Как попал ты сюда?

– После, сударь. Теперь надо торопиться. Нам нужно осторожно отпилить личину замка, чтобы отворить дверь. Но она дубовая и крепкая, как железо. Надо, чтобы не услышали внизу.

Пьер принялся за работу. Через час он сказал Филиппу:

– Будьте готовы взять выпиленный кусок, сударь, иначе он упадет и наделает столько шуму, что поднимет тревогу во всем замке.

Вскоре дверь была отперта. Филипп схватил Пьера за руку.

– Мой славный Пьер! – сказал он. – Ты сделал невозможное! Что же нам теперь делать?

– Снимите с меня веревку, которой я опутан. Хорошо, что я худощав; она не сделала меня подозрительно толстым. Она не толстая, но прочная, и через каждые два фута на ней узлы. Роже ожидает нас внизу с лодкой.

– А Жак?

– Жак уехал. Накануне вечером он узнал, что дан приказ собраться войскам, и решил идти за ними пешком, чтобы узнать, куда они направляются, и, в случае надобности, вернется, сядет на коня и предупредит королеву. Всех наших четырех коней он вывел за город и оставил у одного фермера.

– Ох, какая тяжесть свалилась с моего сердца! – сказал Филипп.

Тем временем веревка была размотана. Филипп и Пьер, поднявшись по лестнице на стену, привязали один конец к зубцу стены.

– Я спущусь первым, сударь, я легче и потом подержу веревку снизу.

Две-три минуты спустя Филипп почувствовал, что веревка натянута, и тотчас спустился по ней прямо в лодку, которую Пьер придерживал багром на месте. Через несколько минут лодка быстро скользила по реке к противоположному берегу, откуда вскоре послышался голос Жака:

– Ну что? Все хорошо? Господин Филипп с вами?

– Все прекрасно, Жак! – воскликнул Филипп.

Присутствие здесь Жака показывало, что войска направились туда, где не могли грозить королеве никакой опасностью.

Лодку оттолкнули от берега, чтобы скрыть место высадки, и отправились к ферме, где стояли лошади. По дороге Филиппу рассказали, каким образом удалось его спасти. Пьер видел, как Филиппа вели в замок и как затем четыре солдата пронесли тело убитого на дуэли офицера, видел губернатора, проехавшего в город, и понял, что произошло. Терять времени нельзя было, освободить Филиппа можно было только тотчас же. Обсудив дело с Жаком и Роже, решено было прежде всего вывести коней в безопасное место. Пьер отправился в гостиницу, где был конь Филиппа, и взял его, заявив, что он слуга господина, оставившего коня. Поместив коней у фермера, Пьер осмотрел замок. Всего важнее было узнать, где заключен Филипп; он надеялся, что Филипп даст какой-нибудь сигнал, и, осматривая с лодки замок, увидел в окне его шляпу. Затем, запасшись веревкой, он проник в замок и, воспользовавшись суматохой, поднявшейся при выходе из замка отрядов конницы, смело поднялся по лестнице; таким образом, он счастливо очутился у камеры, в которой был заключен Филипп. Часовой даже не взглянул на него и, к своему счастью, ничего не спросил, потому что Пьер запасся ножом, чтобы не дать ему и пикнуть. Остальное Филиппу было известно.

– Великолепно, Пьер, – сказал Филипп, выслушав рассказ. – А я уже совсем отчаялся в своем освобождении. Но достанем ли мы наших коней? Фермер может принять нас за шайку разбойников.

– Они стоят в открытом сарае, – сказал Жак. – Я сказал фермеру, что вы не можете выехать раньше, чем запрут ворота, и выйдете потайным ходом, почему и выслали коней из города.

Кони действительно были выведены без препятствий, и, вооружившись, друзья наши отправились в путь. Дорога в Вильнев-д’Анженуа шла холмистой местностью, неудобной для быстрой езды в темноте, и наши путники скоро свернули с большой дороги и остановились в лесу.

– Не развести ли костер? – сказал Пьер.

– Не нужно, – ответил Филипп. – Теперь уже около полуночи, и, как только будет светлее, нам следует поспешить дальше; ведь меня скоро хватятся в замке, и рано утром может быть погоня.

Утром, после двухчасовой быстрой езды, они уже подъезжали к Вильнёву. Улицы города были полны войск. У дверей гостиницы, к которой подъехал Филипп, стояли трое дворян, и, как только он спешился, один из них обратился к нему:

– Кто вы, милостивый государь?

Филипп назвал себя, прибавив, что он приехал по приказу ее величества королевы Наваррской.

– Королева прибыла сюда уже часа три назад и спрашивала, приехали ли вы.