Целых полчаса продолжалась борьба, и скоро перед грудами бычьих туш нагромоздились груды тел нападающих, перед которыми все еще находилась все та же непреоборимая скользкая стена. Потерпев полное поражение, католики наконец отступили. Не больше успеха имели они и у потайных дверей. Что касается атаки на стены и окна, то она была предпринята главным образом для отвлечения защитников от ворот и не отличалась настойчивостью, почему и не имела серьезных результатов. При этом втором приступе нападающие потеряли до четырехсот человек, из которых более полутораста полегло у главных ворот.
Как только неприятель отступил, Франсуа и Филипп распорядились сбросить доски с землей в ров, наполовину наполненный водой; и это было кстати, потому что ко рву уже неслась вражеская конница, которая своими длинными копьями могла бы оттеснить защитников от баррикады и перескочить через нее. Но, видя, что мосты через ров уничтожены, всадники ускакали обратно.
– Я думаю, что после того, как мы отбили два таких штурма, католики уже не предпримут нового нападения, – сказал Франсуа Филиппу.
Действительно, часом позже все католическое войско двинулось обратно по тому же пути, по которому пришло. В замке тотчас было отслужено благодарственное молебствие, после чего многие из фермеров хотели немедленно воротиться на свои фермы, но Франсуа оставил их до утра в замке.
– Пожар на ваших фермах уже показал вам, что вас там ожидает, – сказал он. – Днем вы лучше осмотритесь, и если найдете сараи или какие-либо помещения для ваших семей, то придите за ними, а пока оставьте их в замке до приискания или устройства убежищ. Притом ведь здесь еще многое надо сделать. Мертвых надо похоронить, а раненых ввести в сарай, который мы превратим в лазарет.
– Прежде всего надо выловить доски из рва и сделать новый подъемный мост, – заметил Филипп. – Да нужно еще послать Эсташа и Жака вслед за католиками, чтобы посмотреть, куда они пойдут; ведь они могут вернуться и напасть на нас врасплох, если мы не будем настороже.
Раненных пулями и стрелами, обваренных кипятком и искалеченных оказалось сто тридцать человек. Раненых дворян внесли в замок, а солдат – в лазарет, устроенный в сарае. При свете факела графиня с хирургом и со своими служанками ухаживала за ними, перевязывала им раны и ободряла их.
Было уже около полуночи, когда вдали послышался топот большого числа всадников, приближавшихся к замку. Все схватились за оружие. Франсуа взбежал на стену.
– Кто едет? – закричал он. – Отвечайте, или мы будем стрелять!
Всадники остановились, и один из них крикнул:
– Это ты, Франсуа?
– Да, де Лану! – ответил с радостью Франсуа.
– Где же неприятель? – спросил хорошо знакомый голос адмирала.
– Он отступил вечером, оставив около семисот человек ранеными и убитыми.
Из отряда послышались восклицания одобрения.
– Факелов к мосту! – приказал Франсуа. – Адмирал приехал к нам на помощь.
Минуту спустя отряд адмирала переправился через временный мост. Франсуа сбежал вниз и встретил гостей в воротах.
– Как! – сказал адмирал. – Они сожгли ваш подъемный мост и ворота? Как же им не удалось взять замок? А, вижу – вы устроили баррикаду… Что это – свежие бычьи туши?
Франсуа объяснил, из чего устроена была баррикада.
– Счастливая мысль! – воскликнул адмирал. – Ваши кузены, де Лану, молодцы. Самые опытные воины не придумали бы ничего лучшего! И вы говорите, Лаваль, что неприятель потерял семьсот человек?
– Да.
– Сколько же было сил у вас?
Филипп объяснил. В это время графиня показалась на крыльце, чтобы встретить гостей.
– Примите мою горячую благодарность за быструю помощь, – сказала она. – Мы не могли ожидать вас раньше утра.
– Да, мы очень спешили, – ответил адмирал. – Ваш гонец прибыл к нам с рассветом; лошадь его пала в пути, и последние пять миль он шел пешком. Я, не медля ни минуты, выехал с четырьмястами всадниками и помчался сюда. Мы сделали остановку только на три часа днем, чтобы дать отдохнуть нашим коням, да всего один час вечером. И то мы боялись, что застанем замок в огне.
Графиня пригласила гостей в дом и предложила им ужин. Часть быков, оказавших столь важную услугу осажденным, разрезали и зажарили над большими кострами, пылавшими во дворе.
– Не знаете ли вы, где теперь католики? – спросил адмирал.
– Они остановились в деревне, в семи милях отсюда, – ответил Франсуа. – Мы послали двух верховых за ними, чтобы убедиться, что они не замышляют вернуться и захватить нас ночью врасплох.
– А что, де Лану, – воскликнул адмирал, – не ударить ли нам на них ночью? Вероятно, после сегодняшней схватки они спят крепко и не ожидают нас.
– Превосходно, адмирал! Только вынесут ли новый переход наши измученные кони?
– У нас есть двести коней, адмирал, – вмешался Франсуа, – пятьдесят моего отряда и полтораста пригнанных фермерами. Можно оседлать их для вас. Хотя мы и сильно побили католиков, наши фермеры все-таки не забыли, что их фермы сожжены, а потому с радостью последуют за вами вместе с моими солдатами.
– Хорошо, – сказал адмирал. – Пусть сто пятьдесят дворян, прибывших со мной, поедут с вашим отрядом, а остальные пойдут с фермерами. В силах ли вы сделать это, господа, после нашей утомительной скачки?
Все изъявили согласие.
– Итак, после ужина, адмирал? – спросил де Лану.
– Конечно, после ужина, – согласился с улыбкой Колиньи. – Час не составит никакой разницы. Они наверняка не двинутся дальше раньше утра, и если мы выступим даже в три часа, все-таки успеем вовремя.
Филипп тотчас вышел и приказал солдатам и слугам прилечь на два часа, объявив им, что адмирал намерен вести их вдогонку за католиками.
Весть эта была принята с бурной радостью.
В три часа все были готовы к выступлению. Де Лану взял на себя командование двумя сотнями всадников, а адмирал стал во главе трехсот человек пехоты; для защиты замка остался небольшой отряд.
Католиков застали врасплох. Триста из них поплатились жизнью; двести вместе с начальником своим, де Бриссаком, были взяты в плен, а остальные шестьсот человек спаслись бегством, оставив в руках победителей оружие и лошадей.
– Ну, де Бриссак, – говорил граф де Лану на обратном пути в Лаваль, – времена очень переменились с тех пор, как мы с вами сражались под начальством вашего отца в Италии. Думали ли вы тогда, что нам придется биться друг против друга?
– Нет, я никогда не ожидал сделаться вашим пленником, де Лану, – грустно ответил де Бриссак. – Нас встретили жестоко в замке, а мы-то думали застать его врасплох и вернуться в Пуатье, по крайней мере, с тысячью голов скота. Теперь мы пленники, лошадей наших отобрали, и из отряда в тысячу восемьсот человек едва шестьсот спаслось чуть не голыми. Герцог Анжуйский будет в отчаянии, когда узнает обо всем этом. Да скажите мне, де Лану, разве в замке были такие опытные начальники?
– Нет, там находился только молодой граф да его кузен, вон что едет рядом с ним. Ему и принадлежит мысль о бычьих баррикадах, помешавших вам ворваться в замок.
Глава XV
Сражение при Жарнаке
Расположив войска на зимние квартиры, враждующие стороны стали прилагать все старания, чтобы привлечь на свою сторону иностранных государей. Папа и Филипп Испанский обещали помочь Гизам, а герцог Цвайбрюкенский готовился вести войско из протестантских государств Германии на помощь гугенотам. Кардинал Шатильон, находившийся в то время в Англии, красноречиво поддерживал просьбу королевы Наваррской к Елизавете об отправке военных припасов и войска, а главное – денег для расплаты с немецкими наемниками. Елизавета вела себя, по обыкновению, двулично: просьбы гугенотов она принимала благосклонно, а французскому двору давала торжественные заверения, что далека от мысли помогать гугенотам, на которых смотрит как на бунтовщиков. Королю Наваррскому она дала в долг семь тысяч фунтов стерлингов, но взяла у него в залог драгоценностей на эту сумму. Адмиралу Винтеру она приказала отвезти в Ла-Рошель шесть пушек и триста бочек с порохом, а когда французский двор протестовал против ее помощи врагам короля, она объяснила, что адмиралу Винтеру приказано только конвоировать несколько судов с товарами. Французский двор, занятый борьбой с гугенотами, конечно, не желал открытого раздора с Елизаветой и потому делал вид, что верит ее объяснениям.
Положение гугенотов в течение зимы ухудшилось: много людей умерло от лишений и болезней, несколько больших дворянских и городских отрядов разошлись по домам за полным истощением средств. Армия герцога Анжуйского, конечно, тоже терпела от болезней, но не расходилась, так как солдаты получали жалованье из королевской казны. Напротив, к ней присоединились две тысячи двести немецких всадников, присланных католическими князьями Германии, а граф де Танд привел три тысячи солдат с юга Франции. Таким образом, все складывалось не в пользу гугенотов.
Ранней весной обе армии стали готовиться к военным действиям. План принца Конде и адмирала заключался в том, чтобы соединиться сначала с южными вождями гугенотов, виконтами, оставшимися в Гиени для защиты местных гугенотских областей, и затем идти навстречу герцогу Цвайбрюкенскому. Поэтому они направились сначала к Коньяку, куда шел и герцог Анжуйский. Обе армии одновременно пришли к противоположным берегам Шаранты. Католики захватили город Шато-Неф, на полпути между Жарнаком и Коньяком, и начали исправлять мост, разрушенный гугенотами. Главная армия их пошла на Коньяк и готовилась атаковать город. Силы гугенотов были еще разделены, и потому адмирал, не желая подвергать армию опасности, просил Конде отступить. Но принц, командовавший авангардом, стоявшим в виду Шато-Нефа, отказался последовать этому совету и со своей обычной отвагой гордо заявил, что Бурбоны никогда не бегут от врагов. В этой армии, в конном отряде графа де Лану, находился и Франсуа де Лаваль со своими людьми.
В ночь на 12 марта герцог Анжуйский неожиданно перешел реку, и передовые отряды гугенотов не заметили этого. Узнав об этом, адмирал разослал приказ разбросанным отрядам сосредоточиться. Но дисциплина не была сильна в армии гугенотов, и многие начальники заняли не указанные им позиции, а более, по их мнению, удобные. К полудню 12-го числа ближайшие к реке отряды успели, однако, сойтись, и адмирал решил отступить к позиции, занимаемой принцем Конде; но не успели гугеноты начать отступление, как вся армия католиков обрушилась на них. Адмирал вынужден был принять сражение и остановился в Бассаке, небольшой деревне с аббатством, располагая только отрядом конницы под начальством де Лану и небольшим отрядом пехоты.
Коннице де Лану пришлось вынести первый натиск врагов. Тесной массой напал де Лану на наступавшую на деревню кавалерию католиков, значительно превосходившую его числом, и глубоко врезался в ее ряды; этим воспользовались католики и отрезали ему путь к отступлению. Однако коннице де Лану удалось пробиться сквозь плотные вражеские ряды и ускакать. Деревня Бассак и аббатство были потеряны. В это время явился на выручку д’Андело. Он выгнал католиков из деревни и укрепился там. Но на него наступала целая армия, и успех его мог быть только временный. После отчаянной борьбы деревня снова перешла в руки католиков. Отступавшим по дороге гугенотам грозило полное поражение от фланговых атак католиков, когда на поле битвы появился с тремястами всадников принц Конде, извещенный генералом об опасности. С рукой, раздробленной пушечным ядром, и ногой, искалеченной копытами коня, Конде тем не менее сам повел свой отряд на врага. Закипела отчаянная битва. Гугеноты совершали чудеса храбрости. Но католики получали все новые подкрепления, и отряд Конде таял. Многие гугеноты попали в плен, лошадь Конде была убита под ним и упала, придавив его собой. Конде поднял забрало и сдался двум рыцарям, узнавшим его. Они почтительно подняли его, но подъехавший капитан королевской гвардии Монтескье убил его наповал из пистолета выстрелом в голову. Несколько других гугенотов, сдавшихся в плен, были так же изменнически убиты.
Блестящая атака Конде не осталась, однако, без результата – только благодаря ей адмирал мог удалиться с поля битвы без особых потерь. Пехота гугенотов совсем не участвовала в сражении, за исключением небольшого отряда, но конница потеряла около четырехсот человек убитыми и пленными; в числе последних находились лучшие представители дворян-гугенотов – де Лану, Субиз, ла Лу и множество других.