В дельте Лены

Мы поехали вдоль побережья и через залив, медленно продвигаясь поперёк ветра. Лёд был гладкий как стекло, и собаки едва держались на ногах. В этой части залива постоянно дуют сильные ветра с гор, и наши каюры не могли говорить ни о чём другом, кроме пурги в заливе и как много людей сдуло со льда в море. И правда, этот холодный ветер с гор – типичная бора?[127 - Бора – сильный и холодный местный ветер (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%BD%D1%8B%D0%B5_%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%80%D1%8B), образованный холодным воздухом, стекающим с прибрежных гор. Затрагивает, как правило, небольшие районы, где невысокие горы непосредственно граничат с морем. Пример: «Норд-ост» в Новороссийске. – прим. перев.] – был совершенно неистовый.

Примерно в десяти верстах к востоку от Дженкира мы остановились в одинокой юрте, спрятавшейся в укромном уголке горного отрога и, как обычно, расспросили про Чиппа и его отряд; но обитатели жилища ничего не слышали ни о людях, ни о лодке. Приближаясь к Дженкиру, мы миновали множество заброшенных хижин, а, проезжая мимо кладбищ, каюры благоговейно приподнимали свои капюшоны. Среди могил была заметна одна, с высоким крестом и окружённая резной деревянной оградкой. Туземцы рассказали, что там похоронен русский офицер, обыденно добавив: «Кушать суох, помре». Это самое безлюдное и печальное место, которое я когда-либо видел.

От Дженкира мы повернули к реке Оленёк. Двигаясь на юг по руслу реки[128 - Река Оччугуй-Крест-Юряге (Малая Крестовская). – прим. перев.], мы видели многочисленные следы саней и ловушки для лис и вскоре наткнулись на три тунгусских чума, разбитые на берегу. Люди, дикие и несчастные на вид, полуодетые и голодные, рыбачили в прорубях. Оленёк в этом месте, примерно в тридцати верстах от устья, представляет собой вполне приличную реку шириной от одной до полутора миль в обрамлении двух великолепных горных хребтов и свободную, насколько я увидел, от песчаных кос и отмелей и, следовательно, судоходную. На всём пути к морю его берега усеяны маленькими деревушками из нескольких хижин, а местные жители очень бедны. В одном месте, где мы остановились попить чая, людям было абсолютно не на что купить или обменять еду, они униженно просили у нас немного соли и табака и были более чем благодарными, получив гущу из нашего чайника. Они с завистью смотрели на двух моих каюров, у которых были сухари, и я заметил, что и Пэдди, и Георгий были достаточно щедры, чтобы отдать почти весь хлеб, что у них был, а также рыбу своим голодным соплеменникам, зная, что те ответят сторицей в другой раз.

Десятью вёрстами ниже по реке мы остановились в деревне Усть-Оленёк, состоящей из трёх жилых юрт, нескольких амбаров и множества развалин. Деревня расположена в устье Оленька, на песчаной косе под обрывом западного берега, где с юго-запада в реку впадает небольшой ручей[129 - Это первоначальное местоположение Усть-Оленька (с 1633 года). На левом берегу Оленька у устья небольшой речки, примерно 72°59'с.ш. 119°42'в.д.. – прим. перев.]. Примерно в трёх верстах до Усть-Оленька мы миновали большой пустующий балаган на правом берегу реки[130 - Вероятно, это были остатки построек, оставшихся от зимовки в течении двух зим 1735-36 гг. Ленско-Енисейского отряда под руководством В.В. Прончищева. Сюда примерно в 1896 году переехал пос. Усть-Оленёк и здесь же (72°59'7.55"с.ш. 119°49'12.62"в.д.), в центре посёлка, находится могила Прончищевых (см. далее). – прим. перев.].

Уже смеркалось, когда мы прибыли в деревню, замёрзшие и голодные, и как раз вовремя, так как началась сильная метель. Старый Георгий, староста, оказал нам радушный приём. У меня болит всё тело.

16 апреля. – Прошлой ночью здесь побывали многие местные жители, чтобы встретиться со мной, но никто не видел и не слышал о пропавшей втором куттере или его людях. Георгий Николаев и Пэдди Ачин рассказывали об обстоятельствах нашей высадки в дельте и последующих поисках и погребения Делонга и его отряда, а туземцы, слушая с открытыми от удивления ртами, часто крестились.

Утро было ясным и тихим, обещая погожий день. Поэтому я решил постараться найти могилы лейтенанта российского военно-морского флота Прончищева, его жены и отряда казаков[131 - На самом деле там похоронены только сам Прончищев и его жена Татьяна. Никто другой в отряде там не умер, тем более от цинги, а от случайной травмы 29.08.1736 года скончался только сам Прончищев, а через 2 недели от, возможно, пневмонии – и его жена. Перезимовав в устье Оленька, летом 1737 года экспедиция вернулась в Якутск. Долгое время, до вскрытия могилы Прончищевых в 1999 году, считалось, что они умерли от цинги. См. также гл. IX. – прим. перев.], исследовавших дельту Лены. Все они умерли от холода, голода или цинги в устье Оленька, хотя и были хорошо подготовлены к зиме. Я читал об этом в литературе об Арктике много лет назад, но я думал, что это произошло в дельте, и в одном из разговоров с генералом Черняевым упомянул об этом факте, что побудило его рассказать мне историю одного молодого русского офицера инженерных войск, одного из столичных светил, который был отправлен в дельту, якобы для поиска могилы Прончищева, но на самом деле в наказание за какой-то неосмотрительный проступок. Он обследовал дельту Лены, но не нашёл захоронение, как было указано, и благополучно вернулся в Санкт-Петербург. Но затем в порыве отчаяния, и возможно, приговорённый к настоящей ссылке из-за провала своей миссии, он застрелился[132 - Генерал рассказал автору о геологе Александре Лаврентьевиче Чекановском (1833-1876). За участие в Польском восстании 1863 года он был сослан в Сибирь, где в 1869-1875 гг. организовал и провёл три научных геологических экспедиции. Могилу Прончищева он посетил в августе 1875 года, и это вовсе не было целью его появления там. Так что, то ли генерал действительно рассказывал такую несусветную историю об «инженере, офицере и столичном светиле» (ни тем, ни другим, ни третьим Чекановский не был), то ли Мельвилль так её понял, то ли ему так её перевели – остаётся загадкой. Единственное, что в этой истории похоже на истину – это то, что Чекановский действительно покончил с собой – в момент обострения психического расстройства (результат перенесённого в ссылке тифа). – прим. перев.]. Поведав о печальной судьбе молодого офицера, генерал попросил меня поискать могилы Прончищева и его отряда, когда буду в устье Оленька.

Георгий Николаев, с которым я много говорил о «большом старом-старом русском кресте» и «помри русски», сказал, что знает, где есть несколько старых могил с русскими крестами, остатки старых русских балаганов, и что местные легенды рассказывают о том, что там умерла бедная белая леди и была похоронена в одной могиле с «русским командиром». Георгий, который приходился родственником старосте Георгию, поговорил с ним, и тот согласился проводить меня до нужного места. Поэтому, оставив пока моих людей в деревне, мы отправились в путь в сопровождении моего Георгия в качестве переводчика, потому что мы с ним уже научились понимать жесты и гримасы друг друга.

Тем временем утро, которое началось так хорошо, стало пасмурным, подул сильный ветер со снегом. Однако у меня было мало свободного времени, и я отправился в путь, полагаясь на заверения старосты, что это место недалеко. Шторм яростно дул нам в лицо, но скоро иссяк, т.к. это была бора? с окрестных гор. На нашей упряжке из шести голодных собак мы кое-как притащились, наконец, на крайнюю восточную точку полуострова или выступа, образованного рекой Оленёк и Северным Ледовитым океаном. Нам не составило труда найти могилы, а наш старый гид оказался полон исторических подробностей о судьбе этих людей: он в красках описывал смерть каждого из них и показывал мне, как живые хоронили своих погибших товарищей, засыпая их камнями. Он также знал о доме, который служил обсерваторией для отряда, и в котором у них, очевидно, был экваториальный телескоп, потому что Георгий попытался описать постройку в форме купола и, приставив к глазу свой остол на манер подзорной трубы, говорил о звёздах.

Могилы находятся недалеко от места, где когда-то были эти постройки, на миниатюрном плато под прикрытием горного кряжа на восточном берегу реки. Высота плато над рекой около сорока футов, на северо-запад с него открывается великолепный вид на море, это также прекрасная точка для астрономических наблюдений. Рядом находится юрта, в которой и по сей день живут, как жили когда-то невезучие исследователи, но от остальных вокруг остались только развалины. От обсерватории не осталось и следа; староста говорят, что все руины – это остатки якутских хижин.

Есть шесть хорошо различимых могил, обозначенных надгробными камнями. Вдоль одной из них лежат два бревна, а между ними плотно утрамбованы камни. Могильных холмиков не осталось, их, очевидно, размыло дождями, и только камни указывают на места, где бедняги хоронили друг друга. Но, должно быть, были и те, у которых не осталось товарища, который мог бы сослужить для них эту последнюю добрую службу, и от них не осталось ни косточек, ни надгробья. Над одной из могил всё ещё стоит большой деревянный крест, а примерно в пяти ярдах к северо-западу – останки другого, возле которого много лет назад кто-то легкомысленно развёл костёр, а потом какой-то вандал срубил верхушку топором. Я спросил старосту, все ли это русские могилы или есть и якутские, и он сказал: «Якут суох» и показал ещё на дюжину-другую могил, которые несомненно были русскими[133 - Русские жили в Усть-Оленьке с момента его основания в 1633 году, и потому естественно, что за 250 лет там появилось много русских захоронений, которые Мельвилль почему-то принял все за могилы отряда Прончищева. Возможно, его уверенность в их трагической судьбе отряда связана с тем, что ему был известно о случившимся позднее с другим отрядом: в продолжении экспедиции Ленско-Енисейского отряда в 1740 году после гибели во льдах их судна «Якуцкъ» в отряде С.И. Челюскина несколько человек (но далеко не весь отряд) умерло от цинги на п-о. Таймыр. О других трагический потерях этой экспедиции неизвестно. – прим. перев.].

Крест, который остался стоять, наклонился к юго-западу примерно на тридцать градусов. Он имеет семь футов в высоту, шесть на пять дюймов в сечении и диаметром девять дюймов у основания. Первоначально у него было три перекладины, верхняя сохранилась и имеет четырнадцать дюймов в длину и шесть дюймов в ширину. Вторая находилась примерно в двух футах от верха, и должна была быть длиной около четырёх футов. Ниже, около восемнадцати дюймов от основания, сохранился наклонный паз от нижней перекладины. Могилы и крест обращены на северо-запад или запад-северо-запад и смотрят на устье реки и Ледовитый океан.

Крест потрескался и потемнел от времени, а буквы на нём вырезаны неглубоко, так что теперь их с трудом можно различить. Я тщательно скопировал их, стараясь не пропустить мельчайших деталей, включая трещину, которая простирается почти на всю высоту вертикального столба.

Это место в его зимнем одеянии, испещрённое крестами и якутскими могилами, наводит на печальные мысли о запустении и смерти. И за «привилегию» умереть здесь государство ещё облагает этих несчастных людей налогами! Все эти многочисленные руины и обильные кладбища являются печальным результатом беспринципной политики большой христианской страны, чьи священники, самые низкие и непристойные люди, не занимаются никакой другой миссионерской или гуманистической деятельностью, кроме своих ежегодных одиозных поездок, когда они собирают с голодающих туземцев дань за браки и крещение и наживаются на продаже латунных безделушек, аляповатых иконок и восковых свечек, наделанных поповскими жёнами или купленных оптом у производителей или торговцев, которым не разрешается продавать их напрямую бедным обманутым якутам. Я думал обо всём этом, а Георгий и его престарелый родственник печально глядели на могилы и опустевшие жилища своих соплеменников, вздыхали и говорили: «Якут помри многа»…

Погода по-прежнему была ветреной, с лёгким снегопадом. Я побродил ещё час по этому интересному месту и, наконец, бросил последний взгляд на бескрайнюю равнину Ледовитого океана, на которую много-много лет назад, наверное, так же смотрели те, кто лежит сейчас в промёрзшей земле под моими ногами, и мечтали – мечтали, как и я тогда, о непостижимом будущем и вспоминали о горьком прошлом. Храбрый Прончищев, его самоотверженная жена и товарищи-казаки, все они – мученики долга и науки!..

Сразу же по возвращении в Усть-Оленёк я приказал приготовить упряжки и, сопровождаемый благословениями бедных туземцев, которым я оставил немного соли и табака, отправился в обратный путь на северо-восток – чтобы не ехать через горы, обогнул побережье и поехал на восток берегом океана. Примерно в десяти верстах от устья реки я заметил на косе далеко в заливе хижину и удивился, что в таком ненадёжном месте её не снесло льдом во время паводка. Каюры объяснили мне кратко: «Суох, байхал» (нет, море), имея в виду, что лёд из реки тает в океане, не достигая этой точки; я всё же подумал, что при северном ветре волны могли бы затопить косу, но, наверное, им мешают обширные отмели, прикрывающие косу со стороны моря.

Пятью вёрстами дальше мы наткнулись на четырёх туземцев, ловивших рыбу в проруби во льду океана; улов их был очень скудным. Они подошли к нам, курили и долго разговаривали с каюрами, которые рассказали им нашу историю, но те ничего не знали о пропавшей лодке. Весь день мы ехали вдоль скалистого побережья, на берегах было много плавника; я заметил множество лисьих капканов и следов от саней охотников, которые их проверяли. Берег высокий и обрывистый, кое-где виднеются мысы; временами я замечал заброшенные хижины на отмелях или песчаных косах. Не знаю точно, насколько глубоким может быть залив, тем не менее, исходя из довольно узкого русла Оленька, я считаю, что это хорошая судоходная река, в которой можно было бы укрыться на лодках в случае кораблекрушения в этой части сибирского побережья.

Мы остановились в добротной и удобной поварне, в сорока верстах от Джангалаха, заварили чай и дали отдохнуть нашим собакам. Бедняжки едва передвигают ноги, а тех, кто сегодня совсем выдохся, мы отвязывали и оставляли на обочине. Они некоторое время следовали за нами, но затем, не в силах идти дальше, садились и жалостно выли. Они, наверное, понимают, что станет с ними, если они на сумеют добраться до поселения – либо умрут с голоду, либо будут съедены волками.

После чая мы продолжили наш однообразный утомительный путь, добравшись до Джангалаха в полночь, голодные и замёрзшие.

17 апреля. – Выйдя утром на улицу, я обнаружил, что дует сильный ветер. Это особенность здешней погоды: осенью, зимой и весной постоянно дует или штормовой, или сильный ветер с позёмкой.

Прошлой ночью я был свидетелем странной сцены между молодой якутской женщиной и её супругом, от которого она сбежала и нашла убежище в доме своих родителей – нашей хижине. Он пришёл за ней, но она не пошла с ним, а родители не стали вмешиваться, потому что у якутов существует обычай, что, когда невеста возвращается в родительский дом, муж теряет её, а мать может продать свою дочь другому претенденту на её руку. Так что в данном случае старуха была в выигрыше и в прекрасном расположении духа, а невеста была выставлена на продажу, несмотря на гневные протесты молодого мужа. Но среди нас не оказалось покупателя, и мы отправились в путь, оставив всех троих спорить о якутских супружеских правах, которые обиженный муж собирался отстаивать с помощью огромной дубины в виде остола. Законы о разводе, действующие в этих местах, на самом деле очень просты. Если муж и жена никак не могут договориться, кроме как разойтись, они просто делают это и снова женятся по своему желанию, или, в случае женщины, по желанию её матери.

Собаки наши настолько ослабли, что я боюсь, что они не выдержат долгого путешествия на север, хотя сейчас ветер дует нам в спину и слева. Сегодня утром, прежде чем мы проехали пять вёрст, одна собака упала; её товарищи яростно кусали и трясли её, но она настолько ослабла, что не сопротивлялась. Один из каюров выпряг её и отбросил в сторону; бедняга сделала отчаянное усилие встать и последовать за нами, но не смогла и снова упала. Это случилось недалеко от Джангалаха, и если ей повезло, то она, возможно, добралась до людей.

До наступления темноты мы следовали побережьем от протоки Турах, одной из западных проток дельты. По пути видели много ловушек на лис и несколько охотничьих домиков. Эти ловушки Гаврилы Бобровского и Георгия Николаева, а ночевали мы в их охотничьем домике, известном как Кубалах[134 - Кубалах («Лебединое место») на картах не найден. Судя по приведённым в тексте расстояниям, находится, вероятно, где-то на берегу залива Куба? в западной части дельты. – прим. перев.], в девяноста верстах от Джангалаха. Побережье дельты здесь изрезано бухтами и мысами, указывающими на наличие рек, но на самом деле к северу от Тураха рек и проток почти нет. Навигация без должного знания местности здесь весьма затруднительна, так как внешний вид берегов очень обманчив.

18 апреля. – Мы выехали из Кубалаха рано утром и продолжили следовать вдоль береговой линии. Георгий говорит, что он со своим напарником посещают ловушки примерно два раза в месяц, иногда чаще, так что нет никакой возможности, чтобы люди Чиппа высадились здесь на берег незамеченными.

Весь день мы ехали по суше позади мысов и береговых обрывов, время от времени встречая охотничьи домики, но не находили постоянно обитаемых жилищ. В одном из домиков мы остановились и нашли там рыбу, которую я велел Иннокентию Шумилову привезти сюда для нас. Это жилище находится в пятидесяти верстах от Кубалаха и в пятидесяти – от Буруолаха[135 - Поварня Буруолах (73°42'49"с.ш. 124°55'8"в.д.) на мысе Буруолах-Тумула. – прим. перев.]. Мы попили чаю, немного покормили собак и дали им отдохнуть и снова отправились в путь, прибыв в Буруолах после полуночи. Пэдди заявляет, что я никогда не сплю и скоро замучаю всех собак в дельте: «Спи суох; помри бар» – то есть, «Не спишь – скоро помрёшь!»… имея в виду, возможно, не меня, а собак… Здесь три хижины, две из которых, владельцы которых умерли, лежат в развалинах. Раньше это было отличное место для охоты на оленей, теперь охотники только жалуются: «Олешка мало-мало».

19 апреля. – Ухудшение погоды. Мы повернули от побережья на юг и поехали по небольшому ручью к западу от Северного Булуна, Через некоторое время встретили большую заброшенную деревню Туора-Джангы[136 - Туора-Джангы (в тексте Tara Janga) – исчезнувшая (с карт тоже) деревня. Находилась, вероятно, в районе озёр Туора-Джангы и Туора-Джангы-Кюеле (73°24'25"с.ш. 126°13'49"в.д.), это примерно 13 км. к северо-западу от Северного Булуна. – прим. перев.], здесь много развалившихся амбаров и юрт, а ещё множество могил, которые рассказывают печальную историю, понятную и без объяснений моих проводников: «Все помри, якут помри».

Миновав цепь небольших озёр и рек, мы проехали через Северный Булун и поднялись по протоке Кетак[137 - Т.е. Малая Туматская (см. выше). – прим. перев.] в Буор-Хая[138 - Ещё одно ныне не существующее поселение с названием Буор-Хая (кроме Малого Буор-Хая на Сардахской протоке). Обозначено на многих старых картах на протоке Малой Туматской между Северным Булуном и Хойгуолахом. – прим. перев.], где остановились в качестве гостей у Иннокентия Шумилова. Его юрта самая большая и чистая во всей дельте, у него прекрасная жена и трое детей. Я узнал, что Ниндеманн был здесь четыре дня назад по пути на юг.

Георгий хочет отдохнуть и выспаться; поэтому я пока отпущу его и одну упряжку, поскольку я уже практически закончил поиски на этой части побережья, если только каких-либо следов Чиппа не нашли Ниндеманн или Бартлетт.

20 апреля. – Сильный снежный шторм. Мы отправились в Хойгуолах и по дороге услышали, что один из оленей, которых я приказал отвезти в Хас-Хата, умер по дороге. Туземцы впрягли их в сани и пытались ехать на них; но они так плохо кормились зимой и так ослабли, что быстро вышли из строя, потому что северный олень – очень нежное животное, и его очень просто загубить. Я нанял собачью упряжку, чтобы отвезти Ивана Портнягина и его жену в Булкур, так как они мне больше не понадобятся после того, как мы свернём лагерь.

Мы прибыли сюда, в Хас-Хата, во второй половине дня; Ниндеманн и Грёнбек выглядят здоровыми и довольными. Ниндеманн не нашёл ничего, что свидетельствовало бы о высадке Чиппа и его отряда. На северном побережье он видел первый куттер, лежащий в море на отмели напротив шеста, отмечавшего склад-тайник. Он находится не менее, чем в четырёх верстах от берега, говорит он, и полностью покрыт снегом и льдом.

Его проводники хорошо знали местность, и путешествие прошло без особых трудностей. В Баркине он нашёл одну хорошую юрту и амбар, а в пяти верстах к северу – чум. Вдоль мыса и побережья было много ловушек на лис. Он подсчитал, что хижины, которые мы видели с моря, расположены примерно в тридцати верстах к юго-западу от Баркина. Его отчёт согласуется с тем, что я видел в сентябре прошлого года, когда мы были у побережья на вельботе, поскольку, по его словам, местность там настолько низкая, что он не мог с уверенностью сказать, на суше он или на море.

Если бы люди второго куттера высадились на побережье, на котором побывали мы с Ниндеманном, они, несомненно, оставили бы какие-то следы своего присутствия, видимые даже самому ненаблюдательному человеку. Делонг и его отряд, например, когда дров не хватало или было сыро, жгли лисьи ловушки-пасти, которые находили поблизости. И потом, туземцы тоже путешествовали там везде и не видели никаких признаков лодки или людей. Примерно в тридцати верстах к юго-западу от Баркина – большая протока, полная массивных торосов[139 - Вероятно, Большая Трофимовская протока. – прим. перев.], – такая же, как протоки Когыстахская и Барчах-Уэся, которые Ниндеманн тщательно и безрезультатно исследовал. Теперь я считаю, что вся береговая линия, от Оленька, через Баркин и до мыса Быковский, тщательно обследована.

Я получил известие от Бартлетта. Он завершил свой маршрут с проводниками Семёном Алаком и Василием Кулгахом, от Баркина до Быкова Мыса, вглубь суши и по берегу, но с тем же результатом, что и мы с Ниндеманном.

21 апреля. – Ветреный, непогожий день. Я расплатился со всеми туземцами и приготовился навсегда покинуть Хас-Хата. Константин Мухоплёв сказал, что он распорядился, чтобы сегодня за нами приехала собачья упряжка; но, как обычно, соврал, поэтому я послал за ней, чтобы она отвезла всех нас в Быково.

22 апреля. – Пока упряжки прибыли сегодня утром, было уже слишком поздно ехать, так как я хочу добраться до Чолбогоя без ночёвки. Мне потребуются четыре упряжки по пятнадцать собак в каждой, две из которых у нас есть, а две других я найму, заплатив по дорожным расценкам.

23 апреля. – Поднялись в три часа ночи, и в шесть утра выехали, при лёгком восточном ветре. В восемь часов начали собираться тучи, ветер усилился, и уже к десяти начался настоящий шторм.

Мы пересекли девять широких проток между Хас-Хата и Когыстахской протокой, а затем пересекли Барчах-Уэся, у истока которой погиб бедный Делонг и его товарищи[140 - Отряд Делонга погиб у истока протоки, которая в той части называется Булгуняхтах-Уэся. Надо отметить, что протоки дельты по мере своего течения к океану постоянно разветвляются, сливаются с другими протоками, потом снова разделяются, сливаются сами с собой или вливаются в другие протоки и так далее. При этом многие из них – кроме самых крупных – называются по-разному на разных своих участках. Например, вышеупомянутая Булгуняхтахская протока называется так в своём истоке (там, где она вытекает из Большой Трофимовской), затем она называется Чолбогой-Уэся, а впадает в море уже под именем Барчах-Уэся, по пути ещё несколько раз сливаясь своими ответвлениями с Большой Трофимовской протокой. А название Когыстахская на каком-то из её участков вообще не сохранилось на современных картах. – прим. перев.]. Здесь мы наткнулись на крупные торосы в главном восточном рукаве Лены[141 - Опять, вероятно, имеется ввиду Большая Трофимовская протока. – прим. перев.], а шторм стал таким яростным, что каюры сбились с пути и беспорядочно блуждали по торосистому льду. Мы проложили курс на юго-восток по компасу, не зная нашего местоположения, за исключением того, что Ордоно лежал где-то к югу от нас; и когда мы наконец достигли берега, наши собаки упали и завыли – таким ослепляющим был шторм. Каюры тщетно ползали на четвереньках в поисках пути для саней, пока, наконец, я не приказал установить палатку. Сани были поставлены поперёк ветра, собака зарылись в снег вокруг палатки, а мы все заползли внутрь и дрожали с двух часов дня до двух на следующее утро. Ниндеманн отморозил за ночь все пальцы на левой руке.

24 апреля. – Проснувшись, мы обнаружили, что погода прояснилась, и мы находимся всего в полумиле от поварни. Туда мы и отправились, заварили чай, высушили одежду и вскоре отправились в Турканах. Остановившись там на несколько минут, мы поехали дальше в Чолбогой, где встретили молодого человека, которого мы нашли на этом же месте месяц назад с голодающей семьёй. Сейчас он занимается изготовлением трёх маленьких гробов для погребения своих детей, и я с интересом наблюдал за его работой. Он взял три цельных куска дерева, достаточные по размерам, чтобы, когда их выдолбят изнутри, в них поместились тела. По форме они напоминают саркофаги для египетских мумий, эллиптические в поперечном сечении, шире в области головы и плеч и сужающиеся к ногам, с аккуратно закруглёнными концами. Деревянными клиньями он расколол бревна вдоль, выдолбил изнутри обе половинки и положил туда тела. Затем каждый «саркофаг» был обвязан тремя плетёными берёзовыми обручами наподобие бочки. Само погребение туземцы делают различными способами: гробы оставляют на козлах, помещают в расщелины скал, ставят на землю и строят сверху маленькие домики или закапывают в землю, хотя это самый трудный вид погребения, так как для рытья могилы необходимо несколько раз оттаивать землю с помощью костра.

Мы ехали всю ночь, погода всё время улучшалась, пока к полуночи не стало идеальной, и в два часа ночи 25-го апреля мы остановились у хижины старого Спиридона в деревне Ары. Здесь мы выпили чаю, а затем продолжили наше путешествие, прибыв в Зимовьелах около шести утра.

Глава XXVI. Последние поиски на Яне

«Роджерс» – Преступное поведение мистера Гилдера – Харбер и Шютце – Норос и Джексон – Мистер Ларсен – Вандализм Джексона – Кто ест древесину! – Остров Муостах и залив Буор-Хая – Усть-Янск – Мамонтовый бивень – Отправляюсь в Верхоянск – Ссыльные – Письмо от Берри – Верхом до Якутска – Наше жалкое снаряжение – Киенг-Юрях – Быстрая оттепель – Задержка – Что случилось с Бобоковым, Калинкиным и Гилдером – Сибирские коровы.

Я сразу же расспросил Бартлетта про мистера Гилдера, корреспондента, и узнал, что он накануне отбыл в Тумус.

Из одного из многочисленных писем, которые мистер Гилдер прислал мне, я узнал, что он был в составе экипажа спасательного корабля «Роджерс», которым командовал лейтенант Роберт М. Берри, и что после длительного перехода по Северному Ледовитому океану и посещения островов Геральд и Врангеля «Роджерс» сгорел в заливе Святого Лаврентия на Чукотке. После гибели судна лейтенант Берри приказал Гилдеру ехать по побережью в Нижне-Колымск, а оттуда в Иркутск, ближайшую станцию телеграфа, чтобы сообщить о потере «Роджерса» в военно-морское министерство США, а затем следовать с депешами в Соединённые Штаты. Но по прибытии на Колыму он встретил моего старого приятеля Кочаровского, бывшего верхоянского исправника, который рассказал ему о судьбе «Жаннетты» и о наших приключениях в дельте Лены. Гилдер, в свою очередь, отправил сообщение Берри, а затем продолжил свой путь до станции Киенг-Юрях в верховьях Яны, где встретил казачьего курьера, который ехал в Якутск с моими запечатанными депешами генералу Черняеву и Военно-морскому ведомству США. Казак, который слышал о нас в Верхоянске, рассказал Гилдеру о запечатанном пакете, который этот бойкий журналист тут же подговорил дать ему в руки и тут же преспокойно вскрыл. Он прочитал всё, что ему нужно, и вернул пакет курьеру, после чего отправил в «Геральд» свой отчёт, скопированный с моего, об обнаружении тел Делонга и его отряда. Потом он вручил своему попутчику, бывшему колымскому исправнику, депеши лейтенанта Берри, попросив отправить их по почте в Соединённые Штаты, а также послать его телеграмму в «Геральд». Излишне говорить, что генерал Черняев выразил мне большое удивление по поводу таких более чем сомнительных вольностей, допущенных г-ном Гилдером, но в конце концов оставил это без последствий, заметив, что, возможно, нарушение целостности печати не имеет большого значения в такой свободной стране, как Соединённые Штаты, но в России это серьёзное уголовное преступление, и заверил меня, что казак не останется безнаказанным за своё участие в этой махинации. [142 - В 1883 году У.Г. Гилдер написал о своих приключениях книгу “Ice-Pack and Tundra". В русском переводе она выходила под названиями «Во льдах и снегах» (1885, С.-Петербург) и «Гибель экспедиции Жаннетты» (1923, Берлин). – прим. перев.]

Я съездил в Тумус, но узнав, что Гилдер уже уехал, вернулся в Зимовьелах и начал готовиться к завершающим поискам в устье реки Яна. Санный сезон закончился, и мне скоро придётся или уезжать совсем, или задержаться до осени. Я сразу же отправил капитана Грёнбека в Булун с приказом опечатать наши склады и отправить список их содержимого верхоянскому исправнику Ипатьеву. Я также составил отчёт о запасах в Быково – хлебе, соли, сушёном мясе, чае и табаке, – которые я сложил в мешки и запечатал; ибо получил известие, что двум американским офицерам было поручено помочь мне в поисках и что они собирались зафрахтовать для этой цели пароход «Лена». Это была явно дорогостоящая глупость, и, чтобы предотвратить её, я удвоил свои усилия, чтобы добраться до Якутска, так как совершенно невозможно плыть по Лене на этом судне с осадкой семь футов. К счастью, Департамент поручил это дело двум очень толковым молодым людям, и по прибытии в верховья Лены они сразу увидели, что пароход совершенно непригоден для плавания по мелководью, и отказались от фрахта. Затем лейтенанты Харбер и Шютц снарядили небольшую шхуну и несколько лодок, подходящих для их задачи, и достигли, наконец, дельты через несколько месяцев после того, как я завершил поиски.

Когда я был уже готов к отъезду на Яну, я вдруг получил из Тумуса сообщение, что туда приехали двое американцев и живут в юрте у Кузьмы. Я поехал туда на санях, думая, что вот-вот встречу морских офицеров, о которых мне сообщили, но представьте себе моё удивление, когда вместо этого я увидел Нороса, который в январе отправился домой с мистером Даненхауэром. С ним был некий мистер Джон П. Джексон, корреспондент «Нью-Йорк Геральд», который, отправившись в дельту, чтобы «составить подробный отчёт» о катастрофе «Жаннетты», встретился в Иркутске с группой Даненхауэра и отправил в свою газету их рассказы по телеграфу. Затем он получил разрешение министра ВМС взять с собой в дельту Нороса в качестве компаньона и помощника, и вот они здесь, со всеми аксессуарами богатых путешественников. Норос сбросил свои оленьи шкуры и был одет, так сказать, «в пурпур и шелка». У Джексона был эскорт из казаков и двое крытых саней, набитых деликатесами и всякой всячиной.

Я пригласил его в Зимовьелах, где Бартлетт и Ниндеманн поведали ему подробности наших поисков и о том, где и как мы похоронили погибших. И тут на сцене появляется мистер Ларсен, художник и корреспондент «Illustrated London News». Он с мистером Джексоном были попутчиками до Якутска, а теперь вновь воссоединились и хотели бы вместе посетить достопримечательные места наших недавних поисков. Мистер Джексон пожелал, чтобы я попросил Ниндеманна или Бартлетта сопровождать его, но, поскольку у меня не было полномочий отпускать кого-либо из моего отряда для таких вещей, я отказался это сделать, к большому неудовольствию мистера Джексона, который, кажется, вообразил, что ему достаточно только приказать от имени своего хозяина, и я подчинюсь. Вопиющий эгоизм такого рода людей забавен до крайности. При нашей первой встрече он с большой важностью заявил мне, что он был бы признателен мне, если бы я передал ему для прочтения и перлюстрации бортовой журнал и дневники лейтенанта Делонга и мистера Коллинза, что, мол, мистер Беннетт так распорядился и так далее; и что если мне надо что-то сделать, он был бы рад поспособствовать любым моим планам, проектам и т.п.; а если мне понадобятся деньги, то он уполномочен обратиться к мистеру Беннетту, et cetera, et cetera… Короче говоря, он был готов взять меня под своё руководство и надлежащим образом завершить работу, которую я почти закончил.

К его большому удивлению, я не нуждался ни в какой помощи и вовсе не был склонен ни отдаваться ему на попечение, ни быть купленным, ни подчинён ему силой. Если бы я мог предположить, что эти упыри намереваются вскрыть гробницу наших товарищей, я бы, конечно, последовал за ними и предотвратил такое кощунство. Но мне и в голову не могло прийти, что человек, родившийся в христианской стране, может потерять всякое уважение к праху умерших, что нарушит их священное место упокоения с целью состряпать сенсационную статейку, сделать наброски или просто поглазеть из праздного любопытства. И всё же это, как я узнал впоследствии, было совершено: бревна были отпилены и повалены, и конструкция пирамиды была настолько ослаблена, что больше не служила той цели, для которой она предназначалась.

Наконец, когда всё было готово, я выступил со всем своим отрядом из Зимовьелаха, чтобы исследовать берега залива Буор-Хая и обогнув мыс с таким же названием, продолжить поиски до Усть-Янска. Перед отъездом я попрощался со всеми старыми друзьями и разделил между ними всё, что было у нас в запасе, оставив, однако, всё самое ценное, такое как чай и табак, – список чего я оставил у исправника – для использования каким-нибудь другим поисковым отрядом, который может быть отправлен в эти места.

Один случай, который я почти упустил из виду, хорошо иллюстрирует, до чего довели наших бедных друзей тунгусов и якутов мои оптовые закупки рыбы. Гаврил Пасхин, который снабдил нас едой, когда мы впервые появились в Зимовьелахе, и человек с репутацией хорошего охотника на оленей (он неоднократно обещал продать мне оленину, но так же регулярно не делал этого), со своей женой и детьми голодал и попросил у меня двести рыб, обещая заплатить за них. Я согласился дать ему рыбы, он несколько раз заходил за ней, но я почему-то сомневался, что он действительно голодает, пока мне наконец не сообщили, что он ест древесину. Я пошёл к нему и действительно обнаружил, что он соскребает заболонь с лиственничного ствола. Он смешивал её со снегом и измельчённой в порошок замороженной рыбой, с костями и всем прочим, и несчастные его домочадцы ели эту смесь; дерево давало чувство наполненности желудка, снег делал месиво не таким противным и только рыба делала его немного питательным[143 - Автора, в общем-то, разыграли – сосновая и лиственничная заболонь входила в обычный (не голодный) рацион многих народов Севера, её заготавливали каждый год в больших количествах, она входила в состав разных блюд и считалась вполне полноценным питанием. – прим. перев.].

Мой отряд, состоящий, кроме меня, из Ниндеманна, Бартлетта, Ефима и каюров, выехал из Зимовьелаха около восьми часов прекрасного утра 28 апреля. Мы остановились на восточной оконечности острова Муостах и поужинали чаем и мороженой рыбой. Затем, огибая остров, мы наткнулись на пару старых хижин и знак из жердей, отмечающий склады с рыбой, сделанные какими-то туземцами. Василий взглянул на знаки и сразу сказал, чьи они. Никаких признаков Чипа или его людей мы не нашли и к утру добрались до противоположного берега залива Буор-Хая, остановившись на ночлег в восьмиугольной поварне.