Оценить:
 Рейтинг: 3.5

Фьямметта

<< 1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 29 >>
На страницу:
12 из 29
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Приходят мне на ум слезы Ликурга[203 - Речь идет об эпизоде, рассказанном Стацием в «Фиваиде» (кн. V): немейский царь Ликург горько оплакивал смерть своего сына Архемора, ужаленного змеей.] и его семейства при известии о смерти Aрхемора от змеи, и слезы Аталанты[204 - Сын Мелеагра и Аталанты Партенопей погиб во время похода Семерых вождей против Фив.], матери Партенопея, павшего под Фивами; их чувства мне так близки и так понятны, что даже если б я испытала что-нибудь подобное, лучше оценить их не могла бы. Полны они невыразимой горести, но каждый с такою славой в вечность перешел, что этому почти можно было бы радоваться; семь царей почтили погребение Ликурга и учредили бесчисленные игры, а Аталанта прославлена жизнью и кончиною своего сына. Мои же слезы ничто не вознаградило; а если б это было, то я, считавшая себя несчастней всех на свете и бывшая, может быть, таковою, скорей могла бы утверждать противное.

Представляются также мне труды Улисса, смертельные опасности, чрезмерные события, претерпенные им не без печали; но мои я почитаю большими, и вот почему. Во-первых, и самое главное то, что он был мужчиною; следовательно, по природе более вынослив, чем нежная и молодая женщина, крепкий и смелый, привыкший к трудам и бедствиям, сроднившийся с ними, он за покой считал труды; мне же, нежной, среди изнеженности в комнате моей, привыкшей к усладам сладостной любви, малейшее страданье тяжело; он был гоним и в разные края носим Нептуном и от Эола терпел гоненье, а я мучусь неутомимым Амуром, владыкою и победителем Улиссовых мучителей; и если ему встречались смертельные опасности, он сам искал их (а кто может пенять, найдя то, чего искал?), я же, несчастная, охотно бы жила в покое, если б могла, и постаралась бы избегнуть того, к чему была принуждена. К тому же он не боялся смерти и полагался на свои силы; я же ее боюсь; и, вынуждаемая скорбью, часто стремилась к ней. Он ждал от своих трудов и опасностей вечной славы; я же от своих, если б они были открыты, могла бы получить только позор и нареканье. Так что его страдания моих не превосходят, но значительно превзойдены; тем более, что написано о нем гораздо больше, чем было на самом деле, мои же бедствия гораздо многочисленней, чем я могу рассказать.

После всех этих тяжкими мне кажутся вопросы Ипсипилы[205 - Ипсипила была брошена Ясоном. См. Овидий. «Героиды». VI.], Медеи, Эноны[206 - Энона была женой Париса, покинувшего ее ради Елены. См. Овидий, «Героиды», V.] и Ариадны[207 - См. прим. 36. Ср. у Овидия («Героиды», XVII, 195–198): // Были обмануты так Ипсипила, за ней – Ариадна; // Сетовать много пришлось им на обещанный брак. // Слышала я, что и ты, наслаждавшись так долго Эноной, // Бросил, неверный, ее полную нежной любви.], слезы и скорбь которых считаю очень похожими на мои; потому что каждая из них, обманутая своим возлюбленным, как я, проливала слезы, испускала вздохи и бесплодные страдания терпела; хотя, если они скорбели, как я, то слезы их окончились праведною местью, мои же не пришли еще к концу такому. Ипсипила, почитавшая Ясона, связанная с ним законными узами, увидев его отнятым Медеею, как я, конечно, имела основанье горевать; но провиденье, праведным на все взирающее оком (только не на мои страданья), вернула ей отчасти желанную радость, дав увидеть, как Медея, отнявшая у нее Ясона, сама покинута им для Креузы. Конечно, я не говорю, что мои страданья прекратились бы, случись подобный случай с той, что у меня похитила Панфило (если не я его отняла бы у нее), но скажу, что отчасти уменьшились бы. Медея также местью усладилась, хотя жестокою к самой себе явилась не менее, чем к неблагодарному любовнику, убив в его присутствии своих детей от него и спаливши царских гостей вместе с новой возлюбленной. Энона также, пробывши в горе долгое время, наконец увидела, что неверный и бесчестный любовник понес заслуженную кару за попранный закон и вся страна его попалена огнем; но я предпочту свои печали такому мщенью.

Ариадна, сделавшись супругою Вакха, увидела с неба, как обезумела от любви к пасынку та Федра, что прежде согласилась оставить ее на острове, чтобы самой принадлежать Тесею. Так что, все передумав, себя считаю я первой по несчастью.

Но если, госпожи, мои рассуждения вы почитаете пустыми и слепыми, как доводы ослепленной любовницы, считая слезы других большими, нежели мои, тогда последнее, единственное добавление я сделаю. Завистник всегда несчастнее того, кому завидует; из всех вышеприведенных я – наиболее несчастная, потому что я завидую их несчастьям, считая их меньшими, нежели мои.

Вот, госпожи, как сделала меня несчастной древняя обманщица судьба, к тому же, подобно лампе, которая перед тем, как погаснуть, вспыхивает большим огнем, так сделала и она; потому что, дав мне, по-видимому, некоторое облегчение, снова еще более несчастной меня сделала. И, отложив все другие сравнения, одним вам постараюсь объяснить новые скорби и утверждаю с тою серьезностью, с какою могут утверждать подобные мне несчастные, что теперь мои страдания настолько тяжелее, насколько возвратная лихорадка, при одинаковом приходе холода и жара, сильнее поражает больных, чем первая. Но так как усиление страданий, но не выражений, могла бы я вам дать еще, если я вас несколько растрогала, чтобы не надоесть длительностью рассказа, способного вызвать слезы, если кто-нибудь из вас их проливал или проливает, и чтобы не тратить времени, которое определено мне на плач, а не на повествования, – я решаюсь умолкнуть, уверяя, что рассказ мой по сравнению с тем, что я чувствую, есть как нарисованный огонь по сравнению с настоящим, который жжет, пылая. Молю бога, чтоб он ради ли ваших молитв, ради ли моих послал на это пламя воду моей ли смертью горестной, иль радостным Панфило возвращеньем.

Глава девятая

Маленькая моя книжечка, как будто извлеченная из гробницы твоей госпожи, вот ты пришла к концу, как я желала, быстрее, чем мои печали идут; влюбленным женщинам тебя я представляю такою, как ты есть, написанною моей рукою и часто орошенною моими слезами. Если тебя вести будет сострадание (как я надеюсь), они тебя охотно примут, и, если законы любви еще не изменились, не стыдись в такой скромной одежде явиться хотя бы к самой знатной из них, раз она тебе в приеме не отказывает. Тебе не нужно другой внешности, кроме той, что я тебе дать пожелала; ты должна быть довольна походить по виду на мое житье, что, будучи несчастнейшим, тебя облекло в плачевную одежду, как и меня. Итак, не заботься ни о каком украшении (как Это делают другие), ни о роскошной обертке, разноцветно украшенной, ни о гладком обрезе, ни о прелестных миниатюрах, ни о заставках: не подходит все это к тем жалобам, что заключаются в тебе; оставь широкие поля, разноцветные чернила, лощеную бумагу – счастливым книгам; тебе же пристало идти с растрепанными волосами, исполненной пятен туда, куда тебя я посылаю, и возбуждать рассказом о моих бедствиях святую жалость в тех, – что будут тебя читать[208 - Это обращение к своей книге перефразирует, почти точно повторяя, начало «Печальных элегий» Овидия (I, I, 1 сл.).]; если знаки ее заметишь на прекрасных лицах, вознагради за это, как можешь. Не так мы с тобой низвергнуты судьбою, чтобы не быть в состоянии дать того, что могут дать несчастные; пример для тех, кто счастлив, чтобы они обуздали свое благополучие, боясь сделаться нам подобными; поставь (как это ты можешь) им в пример меня, чтобы, если они и осторожны в любви, то сделались еще осторожнее в виду тайных обманов со стороны молодых людей, страшась подвергнуться нашим несчастиям.

Иди; не знаю, какой шаг тебе подходит: спешный или спокойный, не знаю, в какие места тебе прежде всего следует направляться; не знаю, как и где ты будешь принята: куда судьба тебя направит, туда и иди, твой путь едва ли может быть определен; все звезды покрыты тучами, да если б даже все они были видны, жестокая судьба лишила тебя возможности сообразить по ним свое спасение; итак, тебя я покидаю, как судно, без руля и без ветрил брошенное в море; и поступай различным способом сообразно различию места.

Если ты попадешь случайно в руки тех, что так счастливы в своей любви, что наши страдания высмеивают и принимают за безумные, там смиренно переноси их насмешки, которые лишь незначительная часть наших несчастий, а им напомни о превратности судьбы; она ведь может нас с ними поменять местами и смехом отплатить за смех. Если же тебе встретится, которая при чтении прослезится над нашими бедствиями и свои слезы присоединит к моим, той покажись печальной и жалостной и смиренно умоляй, чтобы она просила за меня того, кто, златокрылый, в одно мгновение обтекает свет, пусть он, слух преклонив к молитвам, может быть, более достойным, чем мои, страданья мне облегчит; а я, кто бы она ни была, возношу за нее свой голос, который дан несчастным и который доходчив до неба, чтоб никогда с нею не случались несчастия, подобные моим, чтобы всегда боги были милостивы и благосклонны к ней и чтоб ее любовь счастливо, по ее желанью, длилась долгие годы.

Но если, переходя с рук на руки среди толпы влюбленных дам, ты попадешь к нашему врагу, воровке счастья нашего, – беги, как из нечестивого места, и краем не показывайся на воровские глаза, чтобы вторично не доставить ей удовольствия чтением о моих несчастьях, виновницей которых была она; если же насильно тебя удержит и захочет прочитать, пусть мои беды исторгнут у нее не смех, но слезы, чтобы она засовестилась и вернула моего возлюбленного. Как будет счастлива такая жалость и как плодоносны твои труды.

Беги очей мужчин и, если попадешься им на глаза, скажи: «Неблагодарная порода, обманщики глупых женщин, вам не пристало видеть благочестивые вещи». Но если попадешься тому, кто корнем был моих бедствий, издали ему закричи: «Ты, что непреклонней дуба, беги отсюда, не прикасайся ко мне, насильник! Твоя измена родила все заключенное во мне. Но если хочешь, как рассудительный человек, меня прочесть, читай и, может быть, раскаешься в вине пред той, что ждет твоего возврата, чтобы простить тебя; но если этого желания ты не имеешь, неприлично смотреть на слезы, что льются из-за тебя, особенно если ты упорствуешь в прежнем желании их усугублять». Если же какая-нибудь дама удивится грубости твоего языка, скажи ей, что грубое такого же языка и требует, а украшенной речи лишь души ясные и времена спокойные ищут. Скорей удивительно, скажи, что хватило силы у духа и руки написать эту краткую беспорядочную повесть, принимая в соображение, что все время печальную душу должны были угнетать любовь и ревность.

Ты можешь совершенно засады не страшиться, никакая зависть тебя не укусит, лишь тому позволь это сделать, кого найдешь, в чем я сомневаюсь, несчастнее себя, который тебя считал блаженнее, чем он. Я даже не знаю, куда тебя можно поразить, так ты истерзана вся судьбою, более изранить тебя невозможно, ни ниспровергнуть еще ниже. Если бы даже судьбе все не хватало и она пожелала бы нас стереть с лица земли, то мы так закалились в бедствиях, что теми же плечами, которыми выдерживали и выдерживаем их доселе, меньшие выдержим легко; итак, пусть делает, что хочет.

Живи, ничто тебя не лишит жизни, служи через страданья госпожи своей примером вечным для всех счастливых и несчастных.

Примечания Боккаччо к «Фьямметте»

Кадм был сыном царя Агенора, правившего Сидоном[209 - Сидон – финикийский город (ныне город Сайда в Ливане).]. У него был брат по имени Феникс и сестра по имени Европа, которую похитил Юпитер, обернувшись быком. Царь Агенор послал Кадма и Феникса на поиски их сестры Европы. Отчаявшись найти ее, Кадм прибыл в Беотию, где возле грота сразился со змеем и одолел его. Там же посеял Кадм зубы змея, из которых взошли вооруженные воины; едва лишь выбросила их земля на поверхность, как они поубивали друг друга.

Лахесис – одна из трех богинь, отмерявших жизнь человека.

* * *

Прозерпина была дочерью богини Цереры, родом из Сицилии. Когда Прозерпина собирала цветы у подножия горы Этны, ее похитил Плутон, владыка преисподней. Он утащил ее в свое царство и сделал женой. И потому говорит Данте:

Ты кажешься мне юной Прозерпиной,
Когда расстаться близился черед
Церере – с ней, ей – с вешнею долиной.[210 - Данте, «Чистилище», XXVIII, 49–51.]

Эвридика была женой Орфея. Беззаботно гуляя по лугу, наступила она на Змею, и та ужалила ее в пятку. Тут же скончалась Эвридика и очутилась в Аду. Ради нее отправился в Ад Орфей, и так дивно он играл на кифаре, что вернули ему Эвридику, но с одним условием – на обратном пути он не должен смотреть назад. Но у самого выхода благоразумие покинуло Орфея; желая увериться, идет ли жена следом, он оглянулся и вновь потерял ее.

Атрей был братом Тиэста, сыном Тантала, отцом Агамемнона и Менелая. Он изгнал из царства своего брата Тиэста, ибо тот согрешил с его женой. Мысль о мщении не оставляла Атрея, и под предлогом, что он хочет помириться с братом, Атрей уговорил Тиэста вернуться. На самом деле он задумал неслыханное зло: велел убить сыновей Тиэста и подать их мясо отцу на обед. От подобной жестокости разгневались боги и сделали так, что солнце над Землей не поднималось два дня.

* * *

как богини, сошедшие к Парису – Здесь мадонна Фьямметта имеет в виду пир, на который были приглашены все боги и богини, кроме богини раздоров из долины Иды[211 - Т. е. богиня Эрида.]. Та разгневалась и, желая рассорить пирующих, подбросила им золотое яблоко редкой красоты, на котором было написано: «Предназначено самой прекрасной». Паллада, Венера и Юнона – каждая требовала яблоко, доказывая, что оно принадлежит именно ей. Рассудить спорящих ведено было Парису, ему предстояло решить, кому из них предназначается яблоко. Суд состоялся в роще Иды возле Трои, куда и сошли три прекрасных богини, употребив все свое искусство, чтобы казаться еще лучше. Каждая обещала Парису свою великую милость: Паллада – сделать его самым разумным, Венера – дать в жены самую красивую женщину, Юнона – сделать его самым могущественным и богатым. И судья решил, что яблоко принадлежит Венере. Потому и говорит мадонна Фьямметта, что она пустила в ход все свое искусство, чтобы показаться Панфило как можно красивее.

* * *

святейшая Венера – Венера имеет двоякий облик: Венера законная и Венера запретная. Первая соединяет жену и мужа, потому и зовется святейшей; вторая внушает мужу желание обладать чужой женой, как своей, а жене – страсть к чужому мужу, как к своему собственному.

* * *

Феб – так поэты называют солнце.

Ганг – это река, которая протекает на востоке, отчего полагают, что Феб поднимается каждое утро из ее вод.

Геслеридские воды – это море, омывающее Испанию.

Арктур – это звезда, которая царит зимой.

наш сын крылатый – то есть Купидон, который царит в восьмой сфере, что превыше всех других семи планетных сфер.

* * *

Феб, победивший великого Пифона – Феб был богом мудрости и красноречия. Пифон – змей, которого Юнона наслала на мать Феба Латону. Мстя за оскорбление, нанесенное его матери, Феб убил Пифона.

настроивший парнасскую кифару – Парнас – это гора в Беотии, возле города Фив, где в древности была школа поэтов, посвященная Фебу – богу мудрости и красноречия. Там же бил священный источник муз; каждый, кому доводилось испить из него, становился поэтом.

из-за Дафны – Дафна, прекрасная юная дочь Пенея, была первой любовью Феба. Спасаясь от преследовавшего ее бога, Дафна молила о помощи отца своего Пенея, и тот превратил ее в дерево, которое назвал лавром. Лавровые гирлянды с тех пор постоянно носил Феб, ими же венчают поэтов.

из-за Климены – Климена была матерью Фаэтона[212 - По другим мифам Климена была женой Япета и матерью Атланта, Прометея и Эпиметея. Здесь и далее Боккаччо следует той трактовке мифа, которая содержится в «Метаморфозах» Овидия.]. В нее влюбился Феб, она понесла от него и родила Фаэтона. Однажды тот попросил у отца своего Феба позволения править солнечной колесницей. Феб согласился, но Фаэтон не смог управлять ею, отчего и погиб.

из-за Левкотои – Левкотоя была дочерью Оркама, царя Ахимении, и Эвриномы. В нее влюбился Феб и, не видя иного способа обладать ею, принял облик матери Левкотои Эвриномы и таким образом достиг цели.

из-за многих других – Феб влюблялся и во многих других, о которых здесь не упоминается: ни о Цирцее, ни о Клитии[213 - О любви Феба к океаниде Критии рассказывает Овидий («Метаморфозы», IV, 256–284).], которую он превратил в гелиотроп. И потому говорит Овидий:

Vortitur ad Solem mutataque servat amorem.[214 - «Метаморфозы», IV, 270: // Вертится Солнцу вослед и любовь, изменясь, сохранила.]

влюбленный, пас он стада Адмета – Феб влюбился в дочь фессалийского царя Адмета. Горя желанием находиться поближе к ней, он обернулся пастухом и сторожил стада Адмета. Таким путем он мог предаваться любви с дочерью Адмета.

под видом белой птицы – Юпитер влюбился в Леду и, не зная, как добиться ее любви, обернулся лебедем. Когда Леда вышла на берег моря, он в облике лебедя слетел к ее лону и обладал ею. От этого родились Кастор, Поллукс и Елена, которую затем украл Парис, и т. д.

то обернувшись тельцом – На этот раз Юпитер влюбился в Европу, дочь царя Агенора, сестру Кадма и Феникса, и не знал, как добиться ее. Однажды, когда Европа собирала цветы на лугу, Юпитер, обернувшись тельцом, приблизился к ней и стал всячески ласкаться. Покорность тельца угодила Европе, и она решилась сесть ему на спину. В тот же миг Юпитер умчал ее, пересек море, прибыл на Крит, где смог обладать ею.

То же он сделал для Семелы – Нимфа Семела была дочерью Кадма, в нее был влюблен Юпитер, от которого она родила Вакха.

для Алкмены, обратившись в Амфитриона – Алкмена была женой Амфитриона, в нее влюбился Юпитер и, стремясь остаться с нею наедине, он принял облик Амфитриона и таким путем добился ее, от чего родился Геракл.

для Каллисто, приняв вид Дианы – Каллисто, юная девушка из Аркадии, была дочерью Ликадиона; она была посвящена Диане, богине лесов и охоты. В Каллисто влюбился Юпитер и обладал ею, приняв для этого облик Дианы. Каллисто понесла и родила Аркада, который тоже вырос охотником. Юнона, стремясь отомстить ей за Юпитера, превратила Каллисто в медведицу. Аркад, который был, как уже сказано, сыном Каллисто, пошел на охоту и повстречал медведицу. Никак не подозревая, что это его мать, он натянул лук, готовясь поразить зверя. Но Юпитер в награду за любовь, которую дала ему Каллисто, вознес ее на небо вместе с Аркадом. Вот почему существуют Большая Медведица и Малая Медведица.

для Данаи, сделавшись золотым дождем – Даная была дочерью царя Акрисия. В нее влюбился Юпитер, и, так как Данаю заточили в башню, он проник к ней в виде дождя. От их любви родился доблестный воин Персеи, который впоследствии отрубил голову Медузе, чей взгляд превращал людей в камень.

И гордый бог войны – Марс, бог войны, влюбился в Венеру, которая была женой Вулкана, кузнеца Юпитера, и предавался любви с нею. Феб выдал Вулкану их секрет, и тот, желая отомстить любовникам, выковал железные Сети, столь тонкие, что они были невидимы. Сети он развесил у ложа, где они предавались любви, и когда Марс возлег с Венерой, оба запутались в них, как птицы в силке. Так и застиг их Вулкан, и чтобы хорошенько пристыдить, созвал всех богов, и все боги явились.

трезубая молния – Молнию называют трезубой, потому что она производит тройственное действие: расщепляет, сжигает и изгоняет.
<< 1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 29 >>
На страницу:
12 из 29