Давид

– Подожди, подожди, а член?! Ну как же? – попытался строго воздействовать политик, внимательно и пристально глядя в глаза трансгендера.

– А ты и так член! Член партии! – ткнул в него пальцем философ.

Но трансгендер несгибаемо продолжил, подняв указательный палец вверх:

– Только пресс показывает, проявляет мужскую принадлежность, указывает на охотника, борца, спринтера!

Я скучаю по тебе, «Давид» Микеланджело! Я скучаю по тебе, Аполлон! Я скучаю по тебе, настоящая мужская красота! Вне времени! Вне пространства! Животворящая! Вечная!

И Христос не имел живота, и Прометей не имел живота. Ни один пророк не имел живота!

– Да-а-а… И Будда Шакьямуни… И Кришна… – удивился самому себе философ.

– Вот видите… – развел руками трансгендер. – Я понимаю, что кого-то из вас покоробит такое сравнение, но в данном случае я перечисляю только одни исторические факты. – Трансгендер плакал. Плакал и говорил.

– Браво! Браво! Браво! – Кто-то захлопал в ладоши. Кто-то полез целовать трансгендера.

– Я тебя люблю, транс! Ты – настоящий мужик! – снимая очки, расчувствовавшись, проговорил философ.

– Ты настоящий мужик, транс! – полез целоваться к нему музыкант.

– Мужики, вот мой пресс! Смотрите! Я ничего не скрываю, – И трансгендер в порыве чувств обнажил свой торс.

У всех троих мужчин случилась истерика.

– А-а-а! Идеальное тело!

– Не может быть?!

– Как у Геракла!

– Ты качаешься сколько лет?

– С пятнадцати, друзья мои, с пятнадцати лет. Гантели, эспандеры, гири по два подхода по восемь раз. Все достижимо! Главное – задаться целью!

Мужчины стали обнажать свои округлые животики. Сняли брюки, рубашки, майки.

– О, нет, нет! Это никуда не годится, отвратительно! И живот есть! И член есть! Вот это – абсурд! Так не должно быть! – пламенел трансгендер.

– Но это есть, и это у меня! – радостно пропел музыкант. – Хава нагила! Хава нагила! Эй-эй-эй!

Да! Зрелище «беременных» животов мужчин не внушало никакого оптимизма. Как убого!

Мужики трясли и раскачивали свои бочонки вправо и влево, пытаясь станцевать ламбаду.

– А что? Давайте танцевать! – предложил политик.

И музыкант подыскал подходящий танцевальный мотив.

Грустно начавшийся вечер продолжился искрометным весельем и танцами.

– За наш мальчишник!

– Без баб!

– Даешь мужскую силу!

– Ура! Даешь пресс!

– Даешь идеальное тело!

– Трицепс! Бицепс! Трапециевидную мышцу!

Танцующие мужчины выкрикивали счастливые фразы.

– Мужики, нам же хорошо! Нам очень хорошо всем вместе! – Они дружно обхватили друг друга в плечевой круг и вначале нестройно, затем все лучше и лучше понеслись в греческом танце сиртаки. – Давайте не расставаться! Давайте спишемся в сетях!

– Мужики, это наше спасение, что мы здесь оказались запертыми на сто дней!

– Не-е-е-ет! Мне надо на гастроли! Мужики, меня группа не поймет! Я, конечно, вас всех люблю! Поймите, я живу только с концертов, гастролей! – пытался сопротивляться музыкант.

Все четверо с упрямством и остервенением очерчивали круг в танце – это был их древний, корневой, мужской ритуал. Их ритуал охотника, добытчика, дикого зверя, запертого в теле современного мужчины!

– Не отставай, не отставай от коллектива, музыкант! – Политик подгонял движения музыканта в круге.

Они ухали и крякали, крякали и ухали и продолжали танцевать этот вечный мужской танец, знакомый только им: на уровне инстинкта, на уровне подсознания, который наконец вырвался вдали от баб, цивилизации, мегаполиса.

Воздух в помещении галереи звенел, гудел и трясся от напряжения их мускулов, сердец, яиц, позвоночников, голов, черных густых волос, пота, их грубого низкого баса и тенора, их мужской мочи.

– Э-эй! Кому-то надо в туалет! – выкрикнул трансгендер.

– Это я! Ребята, это я виноват! – Философ побежал за угол.

Постепенно, где-то через один час непрерывного остервенелого танца одиночества истинных мужчин, круг распался.

И уже лежа на диване, трансгендер изрек:

– А давайте создадим наш клуб – клуб Четырех одиноких сердец!

Но его прервал музыкант:

– …Я не согласен. У меня есть женщина, и потом – этот клуб уже был у «Beatles», – очень тихо проговорил он.

– Да иди ты к черту, музыкант! Давай, Аполлон, жги! – подбодрил трансгендера политик. – Как ты его назовешь? – И затаил дыхание.

– Назовем его мы. И звучать он будет так…

– Союз Четырех?