Моя миссия в Москве. Дневники посла США 1936–1938 года

Мне это кажется довольно кратким, ясным и угрожающим заявлением об отношении Германии к миру. Это страшно.

Боюсь, что это указывает на подъём духа завоевателя, а не на желание жить мирно.

Вечером пил чай с послом России и увидел у него красивые русские картинки. Особенно тронули «снежные» рисунки – сделаны в старинном стиле. Чувствуется, писали настоящие русские мастера.

Этот чай был не какая-нибудь званая дипломатическая трапеза – обычный легкий перекус для поддержания возникших контактов. У дипломатов тоже бывают рядовые посиделки.

Советское посольство размещено в здании необычайно старого режима: красивые, большие комнаты, высокие потолки, все по-королевски.

Посол (Яков Суриц) – старый интеллектуал-революционер, глубоко увлеченный, рассудительный и интересный. Они с супругой отвезли нас к поезду этой промозгло-холодной ночью. Нам пришлось буквально броситься на посадку, едва он остановился – стоянка была почему-то предусмотрена очень короткая, а желающих уехать оказалось много, но нам удалось сесть быстро в своё купе и почти тотчас же отключиться.

Поезд понёс нас в Варшаву.

В поезде 18 января 1937 г.

Холодная, унылая страна, эта Польша, через которую мы проезжаем.

Джон Кадахи* приехал на вокзал, увидеть, как мы проезжаем Варшаву. Ему, похоже, здесь нравится.

Поезд чистый, но довольно серый. В вагоне-ресторане холодно, а в купе не слишком комфортно.

Граница с СССР. Позже

Советник посольства Лой Хендерсон* встретил нас в приграничном городе Негорелое. Все говорили мне, что он – могучего телосложения прекрасный человек и великолепный кадровый офицер. Для меня его физические данные остались на заднем плане, я в первую очередь считаю его человеком скромным и интеллектуально развитым. Он мне нравится, и я уверен, что у нас все получится.

Бедный Хендерсон, выглядел он неважно, говорит, что накануне съел «что-то некачественное» (по его словам, здесь это – обычное дело) и потому с утра, как говорят русские, «болеет», но пытается демонстрировать, что он бодрячком.

(Дальнейшее изучение записей Дэвиса показывает, что Хендерсон просто-напросто испытывал жуткое похмелье – нахватался русских привычек, влияние окружающей среды… Чем там они ещё любят объяснять свои проколы? С кем поведешься, как говорится…)

Путешествие по России. Первые впечатления

Москва 19 января 1937 г.

Сама Москва стала настоящим сюрпризом. Конечно это красивый старый город, но в дополнение к этому: постоянное движение на улицах, большое количество строящихся зданий, удобная одежда, которая кажется довольно распространенной… Меня это очень сильно удивило. Нет никаких сомнений в том, что здесь привычен быстрый темп во всем и эти люди, кажется, делают успехи на бегу и испытывают удовольствие от движения.

Спасо-хаус. Американское посольство

Мы, все вновь прибывшие, были приятно удивлены резиденцией посольства. Кажется, даже русские его называют, как мы – Спасо-хаусом.

По словам г-на Хаддла, почтового инспектора Госдепартамента, это одно из лучших наших посольств и заслуживает самой высокой оценки не только за внешний вид, но и по результативности работы в Европе.

Дом справа напротив – довольно необычная (для Москвы) обстановка: с очень приятным маленьким парком. Ещё правее красивая старая церковь, от ветхости которой становится больно на душе и которая фонит трагедией. Прямо в ней живёт большое количество семей. Судя по одежде – малого достатка. Всё как-то неухожено – им не до красоты и стерильности. Здание между церковью и Спасо-хаусом – это то, что раньше было очаровательным старым дворцом. Бывший городской дом какого-то русского дворянина, но и здесь чувствуется трагедия, потому что все это тоже разрушено, занято семьями рабочих и солдат.

Тот же день, позже

Представление верительных грамот Форин-офиса

Литвинов в это время находится в Женеве и его несколько дней не будет в Москве. Было условлено, что я должен незамедлительно подтвердить свои полномочия его первому помощнику Крестинскому*. После посещения Крестинского, я также обратился к господину Стомонякову*, второму заместителю наркома, который произвел на меня впечатление гораздо более благосклонное, чем Крестинский.

Крестинский – незаметный человечек в профессорских очках и с отталкивающим лицом. Он выглядит каким-то типом, тайно работающим на кого-то. Не знаю, на кого, но я бы не стал такому доверять. И не буду.

Москва, 19 января, 1937 г.

ВЫСОКОЧТИМОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ

ОТЧЕТ ПОСЛА ДЭВИСА

Строго конфиденциально

Сэр!

Имею честь сообщить, что перед отъездом из Соединённых Штатов я провёл несколько встреч с г-ном Трояновским, советским послом в Вашингтоне. На первый взгляд, эти конференции были социального характера. В последний раз Трояновский (говоря от себя лично, а не от имени государства) выразил опасения, что моё пребывание в Москве поначалу может заставить нервничать какого-нибудь влиятельного советского чиновника. Это проистекает из существующих разногласий и недопонимания, которые, как он слышал, возникли между Литвиновым, народным комиссаром иностранных дел и послом Буллитом*. На это я, конечно, ответил, что искренне сочувствую Буллиту, понимая, сколь огромное разочарование он испытал, прочувствовав на себе неспособность советского правительства жить в соответствии с тем, что мне казалось простым обязательством.

Я препятствовал развитию этой темы в разговоре, выразив надежду, что моя миссия поможет улучшить отношения между двумя странами.

В предыдущей беседе посол Трояновский также предположил, что мы сможем скорректировать и сгладить некоторые противоречивые вопросы прошлого и путём прояснения некоторых из них достичь удовлетворения обеих сторон.

В том разговоре я откровенно коснулся того, что мне показалось прискорбным фактом. А именно: когда очень великий человек, президент Соединённых Штатов, соглашается в принципе с представителем советского правительства на широкомасштабное урегулирование, условия которого были хорошо известны всем сторонам и, на мой взгляд, были однозначно понятно изложены в письменном меморандуме, но договор не выполняется. Сложившаяся ситуация указывает, по моему мнению, на попытку со стороны Советского Союза несущественными деталями, штрихами и нюансами уничтожить в принципе соглашение, которому СССР ранее был привержен.

Я не стал в разговоре с советским послом подробно останавливаться на этом, поскольку считаю данный вопрос для Америки относительно незначительным, а для Москвы очень важным. Поэтому подчеркнул первостепенное значение соглашения США – СССР для русских и закрыл тему. Подчеркнув, что американское либеральное общественное мнение в целом симпатизирует русскому народу, особенно ввиду неопределённости международной обстановки.

(Витиеватость и многословность языка, которым Дэвис излагает свои отчёты, направленные в Госдеп, иногда утомляют. Но это – американский дипломатический язык, которым он пишет с удовольствием, а у меня, дорогой читатель, не всегда есть возможность заставить его выражаться конкретно и покороче, не потеряв при этом его стиль. Так что временами придётся потерпеть этот словесный поток, вылавливая в нём термины, отражающие суть).

На протяжении всей этой дискуссии я больше слушал, чем говорил.

В Берлине я несколько раз побывал в немецком бюро Форин оффиса. Все разговоры, которые там мной велись, носили неформальный и неофициальный характер. Отчёт о моей неофициальной беседе с герром Шахтом я направил, кодовым посланием.

19 января 1937 г. Дорожные впечатления

Мы выехали из Берлина ровно в час ночи и прибыли в Негорелое на границе с Россией на следующий вечер. Поездка на немецком поезде первого класса до границы указали на некоторые ухудшение обслуживания по сравнению с тем сервисом, который был у немцев несколько лет назад. Литерный вагон из Негорелого до Москвы определенно превосходил по качеству предложенное немцами: все было безукоризненно благоустроено, разве только дорожное полотно было неровным – на ходу покачивало. Здание железнодорожной станции на российской стороне новое, выглядит аккуратным и солидным. Впечатляет. Чиновники были вежливыми, внимательными и предупредительными. Секретарь Хендерсон встретил нас у первого метра советской территории, вполне вероятно, что такую встречу он готовил заранее, но зачем именно так – мне не объяснил. На следующее утро в 11.30 мы прибыли на Белорусский вокзал Москвы. Деревни через которые следовал наш поезд утром, все в строительных лесах. Эта страна, кажется – одна большая стройка. Люди на вокзалах выглядят приветливыми. Одеждой своей эти горожане не слишком отличаются от тех деревенских жителей, что мы видели, как только въехали в СССР. Это всё совсем не так, как в Штатах.

На вокзале в Москве нас встретил г-н Барков* из протокольного отдела Наркомата иностранных дел, который сопровождал нас в резиденцию посла (Спасо-хаус). Дом был пуст и немного обветшал с тех пор, как из него выехал посол Буллит. Но благодаря стараниям миссис Дэвис он снова ожил.

Г-н Барков, начальник протокольного отдела Народного Комиссариата иностранных дел, сообщил мне по прибытии (утром 19 января), что в отсутствие г-на Литвинова, находящегося в Женеве, его помощник г-н Крестинский будет рад принять меня в 15.00 того же дня.

Сопровождаемый мистером Хендерсоном, первым секретарём посольства, я в назначенный час был принят г-ном Крестинским, в кабинете которого присутствовал г-н Нейман*, начальник Третьего Западного политического отдела наркомата иностранных дел. Этот отдел занимается американскими вопросами. Я передал г-ну Крестинскому мои верительные грамоты и приветственное письмо государственного секретаря США. Копия верительных грамот остались у него, как и записка с просьбой о встрече с г-ном Калининым*, чтобы представить отзывные письма моего предшественника и его верительные грамоты.

Он сказал, что в связи с тем г-н Калинин занят на заседаниях Всероссийского Съезда Советов рабочих и крестьянских депутатов, он сможет меня, возможно, принять 23 или 25 января. Я ответил, что спешить нет необходимости и мне не хотелось бы причинять г-ну Калинину неудобства, особенно с учётом того, что мои вопросы могут быть решены простым нажатием кнопки.

В сопровождении г-на Хендерсона и г-на Неймана я проследовал к г-ну Стомонякову, второму помощнику наркоминдел, который занимается вопросами Дальнего Востока, Ближнего Востока и Восточной Европы. Он также принял нас очень любезно.

Последнее заседание Конституционного съезда РСФСР (так Дж. Дэвис называет январский 1937 года Всероссийский Съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов, на котором была принята Конституция РСФСР, действовавшая до 1978 года) должно состояться 21 января и, по моей просьбе г-н Барков из протокольного отдела МИД обещал организовать нам присутствие на нём. Отчёт о моих впечатлениях от съезда прибудет в следующем пакете.

Я не могу завершить этот отчёт, не выразив признательность группе сотрудников американского посольства за их быструю и эффективную помощь, которую они мне оказывали.

Честь имею, сэр,

С уважением,