Оценить:
 Рейтинг: 0

Моя миссия в Москве. Дневники посла США 1936–1938 года

Год написания книги
2022
Теги
1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
1 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Моя миссия в Москве. Дневники посла США 1936–1938 года
Джозеф Дэвис

Белые пятна истории
Книга написана на основе дневников, которые вел Джозеф Дэвис, посол США в СССР в 1936–1937 гг. Публикация дневников посла в Штатах в 1942 году вызвала неоднозначную реакцию в мировых СМИ, которые в большинстве своём пришли к мнению, что «это – самая отъявленная пропаганда Советского Союза. Ничего похожего ни в одной стране мира ещё не публиковали, возможно, что и в СССР тоже».

Джозеф Дэвис объективно оценил процесс индустриализации, развитие СССР в ходе первых пятилеток и меры, предпринимавшиеся правительством страны для сохранения мира в Европе на максимально возможное время. Дэвис прибыл в Советский Союз в тот момент, когда в Москве шёл судебный процесс над группой Радека, стал свидетелем так называемых «чисток» и неожиданно для всех дал позднее (уже осенью 1941 года) этому положительную оценку.

На русский язык дневники Дэвиса не переводились, а та версия, что предлагается на Amazon является автоматизированным переводом с английского.

Джозеф Дэвис

Моя миссия в Москве. Дневники посла США 1936–1938 года

© Дэвис Д., 2022

© Добрынин В. Ю., пер. с англ., коммен. 2022

© ООО «Издательство Родина», 2022

* * *

Предисловие

Это было 25 августа 1936 года. Джозеф хорошо помнил дату, потому что она – день рождения его матери. Он гостил у неё в Адирондаке, когда раздался этот долгий телефонный звонок. Не известно почему, но такие Джо отличал сразу – они, кажется, даже тренькали как-то по-особенному: важно и настойчиво. Звонил Стивен Эрли*[1 - Знаком * переводчиком отмечены персонажи из «Списка персоналий» в конце данной книги. – Примеч. ред.], пресс-секретарь Белого дома. Ровным голосом, стараясь не проявлять эмоции, которые, впрочем, именно поэтому и угадывались, «старина Стив» сообщил, что его хочет видеть президент.

Если вам звонят из Белого дома, задавать вопрос «когда?» просто глупо. Звонок оттуда всегда означает: «Сейчас. Немедленно. А вы что, ещё не в приёмной?»

Через три минуты он уже ехал в Вашингтон.

Президент принял его в Овальном кабинете, поприветствовал, пригласил отобедать. Накрыли тут же – прямо на рабочем столе главы государства. Дождавшись, пока сервировщики уйдут, Франклин Делано Рузвельт выдержал продолжительную паузу, в течение которой рассматривал лицо гостя, пытаясь заметить малейшее движение мимических мышц, сужение или раскрытие зрачков, колебание век. Приглашённый внешне казался расслабленным и только глаза выдавали напряжённое ожидание: «Так зачем же вы меня вызвали, сэр?»

– Нам нужно обсудить ваше возможное назначение на работу за границу. В одну очень важную страну, – наконец, произнёс Рузвельт.

Слово «важный» в качестве характеристики для понятия «дипломатическая работа» – вещь экстремальная. «Очень» – вдвойне. Международные отношения по определению неважными не бывают. Но тут… Гость согласно кивнул. Кажется, он даже с этого полунамёка понял, о какой стране пойдёт речь.

Гостя звали Джозеф Эдвард Дэвис. Его знакомство с хозяином Овального кабинета исчислялось не одним десятком лет – в годы их политической молодости они оба были при деле в администрации президента-демократа Вудро Вильсона (на далеко не первых ролях, но тем не менее). Знакомство постепенно переросло в дружбу и совместное проведение досуга – оба любили гольф и посещали неформальный клуб общественных советников при администрации. Франклин, несмотря на то, что был младше Джозефа на шесть лет, котировался в плане политических перспектив выше, но никогда этого не подчёркивал, прекрасно понимая, что для достижения самых верхов нужны надёжные проверенные помощники, а такие, как правило, снобов на дух не переносят.

Так они и поднимались по жизни, не теряя друг друга из виду.

Дополнительной связью, крепившей их дружбу, были мамы. Мать Рузвельта души не чаяла в Джозефе, выделяя его среди всех друзей сына. Мать Дэвиса постоянно восхищалась Франклином, считая его самым интересным среди всех товарищей своего отпрыска и время от времени повторяла, что Рузвельт когда-нибудь обязательно станет президентом Соединённых Штатов.

Обед проходил не спеша, за разговорами-воспоминаниями молодых лет. Джо не торопил Фрэнка, прекрасно зная, что, во-первых, тот не любит, когда его подгоняют. А во-вторых, раз позвал, да ещё срочно, значит, всё равно поделится мыслью, зачем.

– Я поговорил с Корделлом* [Халлом]. Мы пришли к выводу, что тебя можно направить в Германию или СССР. Что предпочтёшь?

По собственному признанию Дэвиса, он должен был бы про себя произнести «вот это да!» но почему-то этого не сделал. Удивления предложению не было, хотя Джозеф дипломатической практики до того момента не имел. Зато практики партийной работы и опыта юридической деятельности хватало. Мысль «а вдруг не справлюсь» в голову тоже не приходила – её не пускали уверенность, что как раз справится, и желание поехать в Москву.

– Почему Россия? – услышал он голос президента. Оказалось, что Джо уже произнес вслух «Москва».

– Они обе – самые динамично прогрессирующие страны Европы. Но Россия – интереснее.

«Хорошо, что не предложил Францию, – подумал Дэвис. За несколько дней до этой их встречи в Париже скончался американский посол Джесс Страус. – Как бы я отказывал Фрэнку, если бы он захотел меня видеть на берегах Сены? Да, миссис Дэвис была бы против Парижа, но насколько это было бы весомым аргументом в оформлении отказа президенту?»

Впрочем, вопрос был риторическим – мы уже говорили, что Джо чувствовал: его позвали в Белый дом не для того, чтобы отправить гулять по Монмартру.

Германия, кстати, тоже не виделась перспективной в смысле дипломатической карьеры: сидевший послом в Берлине Уильям Додд* вполне устраивал Вашингтон и не выглядел фигурой, которую в течение ближайших месяцев Белый дом собирался переместить куда-нибудь в почётную ссылку на задворки дипломатии. Всё в политическом мире, конечно, может меняться в мгновение ока, но рассчитывать на такой авось по-серьёзному не стоит, а наживать себе неприятелей, занимая их место в манере «отжимания тёплого поста по протекции сверху» – оружие обоюдоострое. И доказывать потом, что ты к этой протекции никого не подталкивал, а «они там наверху сами всё так решили» будешь столь же долго, сколь и безрезультатно.

В общем, Советский Союз как место будущего назначения, таким образом, вырисовывался не только, как пожелание Дэвиса, но и высчитывался методом исключения прочих мест, казавшихся на первый взгляд, вероятными.

Рузвельт не стал изображать удивление или одобрение. Он вообще, кажется, не ждал никакого ответа, будучи уверенным, что Дэвис согласится, а раз так, то пауза в речи президенту нужна было только для того, чтобы набрать в лёгкие воздуха для изложения своего плана. А Джо (вольно или невольно) воспользовался ею, чтобы выразить свое согласие с предложением, да ещё и с комментарием, почему он делает свой выбор.

– Россия будет ключевой точкой ближайшей истории Европы, – произнёс хозяин Овального кабинета. Хотя Российская империя перестала существовать уже полтора десятка лет, вполне достаточных, чтобы научиться произносить «Советский Союз», 32-й президент США предпочитал называть государство со столицей в Москве Россией. Не объясняя, почему так. Впрочем, никто ему этот вопрос и не задавал.

– Мне нужно составить объективную картину: оценить сильные и слабые стороны этой страны, чтобы понять, как скоро в Европе начнётся война.

«И на чьей стороне вступать в неё Америке», – дополнил мысленно слова Рузвельта Дэвис, о чём признался в выпущенной через несколько лет после того разговора книге «Миссия в Москву». По словам автора, он почувствовал, что глава Америки не столько жаждал войны в Европе, сколько хотел «внести посильный вклад в сохранение там мира насколько это возможно», но, кажется, был при этом чересчур оптимистичен.

«Президент думал, что моё умение решать сложные юридические задачи поможет ему в реализации плана сохранения мира. Он считал, что обе стороны – и Германия и СССР – провоцируют друг друга на увеличение военных расходов, именно так понимая обеспечение мира между ними. Мира через понимание невозможности победить противника по причине равенства сил и ощущения, что нарушить этот паритет невозможно, если темпы развития соперников будут одинаковыми, – напишет Дэвис несколько лет спустя. – Президент считал, что если удастся как-то затормозить развитие производства вооружений обеих сторон, это позволит сохранить мир надолго. Свести вооружённые силы противостоящих государств к подразделениям полиции – было бы идеальным решением вопроса. Рузвельт сказал мне, что хотел бы, чтобы я именно в таком ключе прорабатывал всю информацию, которая будет мне поступать. И подчеркнул при этом, что хотел бы убедиться в том, насколько искренен Гитлер в своих заявлениях о стремлении к миру».

«Готовя моё пришествие в дипломатию, Рузвельт рассматривал назначение меня в Германию в качестве самого последнего из планов. На случай, если я не соглашусь ехать в Россию», – напишет позднее Дэвис в своей книге «Миссия в Москву». Трудно сказать, хотел ли он подчеркнуть этими строчками умение 32-го президента США предвидеть ситуацию или просто решил отпустить комплимент старому товарищу, который мог бы ещё сослужить неплохую службу. Работа Дэвиса вышла из печати в 1941 году, Франклин Делано тогда был ещё у власти, и всё говорило, что вышибить его с вершины американской иерархической лестницы не удастся никаким выборам. Только смерти это под силу.

«Я видел, что он доволен моим решением. Да мне и самому оно нравилось не только потому, что понравилось президенту. Мы стали вспоминать наше прошлое: как ещё Вильсон собирался направить меня в Советский Союз в 1913 году. Он даже предложил мне это назначение, но я отказался. Теперь знаю, что это было глупо, но тогда… Тогда я очень рассчитывал, что стану сенатором от Висконсина, но проиграл те выборы. Потраченного впустую времени было жаль, но я утешал себя словами, что приобретённый опыт политического соперничества мне ещё пригодится», – вспоминал потом Джозеф Дэвис.

Как только они – Рузвельт и Дэвис – обнаружили, что определились с местом назначения последнего, в Овальном кабинете возник Корделл Халл, глава Государственного Департамента и старый знакомец обоих. Госсекретарь увёл Джозефа к себе, по пути рассказывая тому, что в принципе, они оба – и президент, и госсек – имели насчёт того, кого послать в Москву, совпадающее мнение, и он рад, что не ошиблись, предполагая, что Дэвис будет с ними солидарен.

Не дожидаясь подписания указа президента о назначении Корделл и свежеиспечённый посол США в СССР сели обсуждать положение в Европе. Тогда Джозефу Дэвису даже и мысль не приходила в голову стать плюс ко всему писателем, издав свою книгу документов и впечатлений о годах, проведённых в Москве. Но когда он вернулся из двухгодичной командировки в Советский Союз, ощущения, что он видел «этих русских» не такими, как видят все, и что этот загадочный усатый горец – совсем не то, что говорят о нём за пределами его страны, понял, что не может не написать. Он должен был рассказать людям о Сталине. Так, как он, американский посол его видел: вблизи и нередко. Книга получилась… Какой? Пожалуй, лучшим и самым точным ответом на этот вопрос будет вот эта информация: когда по бестселлеру (да-да!) Дэвиса сняли фильм, ту ленту назвали «самым пропагандистским (в пользу СССР и Сталина) кино в мире».

«После моего отъезда из Москвы Россия оказалась в гуще борьбы за ответ на вопрос, будет ли являться сообщество наций на планете Земля упорядоченным и мирным. Или оно будет управляться группой бандитов и преступников, готовых разрушить всё, что мы ценим в жизни. Перед поездкой в Москву я даже не думал, что буду писать об этом книгу. После возвращения я понял, что не могу не написать её, настолько изменились времена», – так объяснил в предисловии к своей «Миссии в Москву» её автор. – Ещё недавно казалось, что СССР и Гитлер подружились. Каждая из двух держав дала другой торжественное обещание не нападать на неё. Но сегодня сотни тысяч русских мужчин и женщин, чьи дома на рассвете были атакованы по команде мнимого друга, храбро сражаются и бесстрашно умирают за дело, которое крайне важно для нашей безопасности. Теперь они, Советы, – наши союзники».

«В нашей стране о России и Советском Союзе бытовало, да нет, пожалуй, просто насаждалось неправильное мнение, которое было основано на предубеждении и дезинформации. Надеюсь, моя книга позволит читателю взглянуть на эту страну, ее народ и особенно, лидеров, другими – моими глазами, не обвиняя при этом автора в пристрастии и спорном толковании событий и ситуаций», – написал Дэвис в предисловии. Подчеркнув, что прежде чем начать «получать факты из первых рук», читатель сначала должен ознакомиться с кредо автора, его принципами и жизненными ориентирами. К описанию чего немедленно и приступил.

Джозеф Дэвис – фигура для мира дипломатии, конечно, своеобразная. Крайне редко, а в те времена, когда он «посольствовал», особенно, можно найти личность, предпочитающую выражаться по максимуму просто, ясно и не прибегать (почти) к замысловатым оборотам, позволяющим понимать озвученную мысль двояко.

«Я сразу сказал господину Сталину, президенту Калинину и другим советским лидерам, что я точно не коммунист. Меня называют капиталистом. Я горжусь этим определением, но думаю, что мне больше бы подошло слово «индивидуалист». Капитализм с сопутствующим ему правом собственности является просто результатом индивидуалистического порядка в обществе, которое даёт каждому из нас возможность приобрести недвижимость, соответствующую нашим способностям в обществе честной конкуренции. Индивидуализм не является собственностью. Это индивидуальная свобода мысли и возможности. Капитализм – это только одна сторона индивидуализма. На самом деле, я являюсь продуктом такого индивидуализма».

Сто процентов, что это высказывание Дэвиса «господа Сталин и Калинин» внимательно выслушали лишь наполовину. Ровно до того момента, когда прекратилась конкретика («я не коммунист») и начались философские размышления о сущности индивидуализма.

Отправляясь в Россию (СССР, конечно), он для себя решил, что «не возьмёт с собой предрассудки», а будет «работать, воспринимая всё открытым разумом». Отчёты, которые он отправлял в Госдеп, письма которые слал домой, записи в дневнике – всё это, по его словам, «дышит честностью и реальностью в восприятии личностей, с которыми приходилось контактировать», и событий, которые он должен был освещать.

«Приукрашивать глупо, выдавать желаемое за действительное и препарировать события под заданные критерии – плохая и опасная идея, ведь это может привести к неправильным выводам и принятию неверных решений. Может быть фатальных. Надо всегда уметь отличать преднамеренность от объективного стечения обстоятельств, – отметил Дэвис в своей книге. – Когда я покидал Россию, президент Калинин сказал мне, что они сожалеют, что я уезжаю. Они видели, что я не был согласен с их верой и политической идеологией. Но они считают, что я был честным в моей оценке событий и искренним в моих усилиях, стремясь увидеть, что реально происходит».

«Кто-то из старых французских философов сказал: «Когда ты знаешь человека, ты не можешь ненавидеть его». Я узнал лидеров Союза Советских Социалистических Республик. Это группа способных, сильных людей. Я не согласен с ними во многом, но я готов уважать их за честность убеждений. На мой взгляд, эти люди считают, что они делают всё правильно. Я не сомневаюсь, что они посвятили себя делу мира, хотя их идеологические установки не совпадают с нашими. Я испытываю глубокое уважение и привязанность к русским людям. У них есть великие качества воображения и идеализма, которые нашли отражение в их литературе, в их музыке и в их искусстве. У них есть великие духовные качества».

Готовя книгу к публикации, Джозеф Дэвис меньше всего хотел быть обвинённым в просоветскости, прогерманскости или ещё каком-либо «про», поэтому предварил основную часть материала следующей пометкой:

«Материал в этой книге состоит из следующего:

– Мои доклады в Государственный департамент, отправленные из Посольства в Москве, из Брюсселя или из какого-либо другого места, где мне по долгу службы приходилось бывать, исполняя свою миссию;

1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
1 из 6