Тайны Райчестера

Несчастный случай

Престарелый Симпсон Харкер, сидевший рядом со столом библиотекаря, сложив руки поверх рукоятки крепкой и толстой трости, окинул Брайса внимательным взглядом, когда тот пересек комнату и приблизился к ним.

– Насколько я слышал, доктор находился там, когда доставали книгу, о которой вы только что изволили упомянуть, – сказал старик. – Об этом мне сообщил Митчингтон.

– Да, я там присутствовал, – кивнул Брайс и обратился к Кампани: – Почему вы считаете ее уликой?

– По очень простой причине, – ответил библиотекарь. – Человек возил с собой книгу об истории Барторпа. Что такое Барторп? Небольшой рыночный городок в Мидлендсе, графство Лестершир, если не ошибаюсь, который ничем особенным не примечателен, хотя, несомненно, обладает давней историей. Кто, кроме жителя самого Барторпа – в прошлом или в настоящем, – заинтересуется его историей до такой степени, чтобы брать книгу об этом с собой в дорогу? Отсюда я делаю вывод: наш незнакомец был из тех краев, и именно в Барторпе следовало бы в первую очередь навести справки о нем.

Симпсон Харкер промолчал, а Брайс вспомнил, что сказал мистер Деллингем, когда они обнаружили книгу.

– А мне все это не кажется настолько очевидным, – небрежно возразил он. – Я видел книгу. Занятный старомодный переплет и такие же старые медные пластины внутри. Мужчина мог приобрести ее по одной лишь этой причине. Я и сам порой покупаю букинистические издания, пусть даже не столь странные с виду.

– И все-таки, – упорствовал Кампани, – я бы навел справки в Барторпе. Надо всегда исходить из наиболее вероятных объяснений. А в данном случае представляется, что интерес незнакомца к книге был вызван тем, что он имел к городу какое-то отношение.

Брайс повернулся к стене, на которой висело несколько схем и планов райчестерского собора и его окрестностей. Собственно, он и явился в библиотеку, чтобы изучить один из этих чертежей. Но внезапно ему в голову пришла мысль, что он мог задать вопрос, который не вызвал бы ни подозрений, ни удивления.

– У вас есть книги регистрации захоронений внутри собора? – спросил Брайс. – Какие-то документы, где все это фиксировалось? Недавно я просматривал мемориальный альбом о Райчестере, и мне бросились в глаза несколько имен людей, о которых мне захотелось узнать подробнее.

Кампани поднял гусиное перо и указал на шкаф с переплетенными в кожу фолиантами в дальнем углу комнаты.

– Третья полка снизу, доктор, – ответил он. – Там вы найдете две книги. В одну из них занесены данные о захоронениях внутри собора до наших времен. Другая – реестр могил на погостах «Райского уголка» и прочих мест. Какие фамилии вы хотите разыскать?

Брайс сделал вид, будто не расслышал последнего вопроса, направившись к шкафу, на который указал Кампани, и, сняв второй из упомянутых томов, присел за столик. Кампани пришлось крикнуть через обширное помещение:

– Вам будет полезен именной указатель в самом конце! Ведь туда занесены все захоронения почти за четыреста лет.

Брайс обратился к указателю, записи в нем были сделаны множеством разных почерков. И буквально в течение минуты обнаружил нужную ему информацию: «Ричард Дженкинс, почил 8 марта 1715 года, захоронен в «Райском уголке» 10 марта». Он чуть не рассмеялся вслух при мысли, насколько легко оказалось найти то, поиски чего считал сложнейшей задачей. Но чтобы не подать виду, что уже обнаружил все, что хотел, Брайс продолжил листать крупные страницы, а на случай, если библиотекарь станет приставать с расспросами, запомнил еще несколько имен и фамилий. Вскоре он поставил фолиант на прежнее место и обратил свой взор снова на ту стену, где висели чертежи и схемы. Одна из них являлась планом «Райского уголка», причем с подробным указанием мест расположения надгробий и имен, нанесенных на них. На плане древнего и уединенного погоста при соборе он надеялся отыскать точное местоположение могилы Ричарда Дженкинса.

И тут он впервые столкнулся с затруднением. По обоим полям старого плана, датированного 1850 годом, в виде таблиц были представлены списки захоронений «Райского уголка». Имена и фамилии усопших, а рядом указан номер, соответствующий такому же номеру на плане. Но Ричарда Дженкинса в списках не значилось, хотя Брайс внимательно просмотрел их несколько раз. Фамилия отсутствовала. Понятно, что могила Ричарда Дженкинса, похороненного в «Райском уголке» в 1715 году, никуда деться не могла. Его надгробие по-прежнему находилось где-то там между тисами и кипарисами, но вот имя и эпитафия с него, вероятно, исчезли, стертые временем и непогодой. Что же делать с памяткой, которую Брайс обнаружил в кошельке погибшего мужчины?

Он отвернулся от плана в полной растерянности и поймал на себе взгляд Кампани.

– Нашли, что хотели? – спросил тот.

– Да, спасибо, – кивнул Брайс. – Мне стало любопытно, где находятся захоронения Спелбэнксов. Это была очень большая семья, как я погляжу.

– В юго-восточном конце «Уголка», – сказал Кампани. – Там несколько могил. Спросили бы меня сразу, и не пришлось бы искать.

– Да вы просто ходячая энциклопедия собора! – рассмеялся Брайс. – Уверен, вы знаете каждый водосток, каждую горгулью!

– Так уж мне положено, – отозвался библиотекарь. – Я ведь получаю жалованье за это уже сорок пять лет. Начинал совсем еще мальчишкой.

Брайс ответил ему какой-то вежливой фразой, попрощался и отправился домой, где провел большую часть вечера, стараясь найти разгадки сразу для нескольких таинственных событий дня. Но ничего толкового ему в голову не пришло, и он все еще мучился поиском ответов, когда на следующий день пошел на слушания расследования по делу, обнаружив, что зал при управлении судебно-медицинского эксперта полон городскими жителями, столь же любопытными, как и он сам. Сидя там, слушая сначала предварительное заключение, а потом показания свидетелей, Брайс вдруг осознал циничную правду: несколько слов из его уст могли бы повлиять на ход расследования. Он мысленно перечислил, что сообщил бы, пожелай рассказать всю правду. Представил, как заставил бы заплясать Рэнсфорда, будь он, Брайс, судебным экспертом или прокурором, а Рэнсфорд стоял на трибуне для свидетелей. Он спросил бы его под присягой: был ли доктор знаком с погибшим, имел ли с ним какие-либо дела в прошлом, встречался и разговаривал с ним тем трагическим утром? А потом, глядя Рэнсфорду в лицо, задал бы вопрос вопросов: не его ли рука столкнула несчастного навстречу верной смерти? Однако пока в планы Брайса не входили разоблачительные выступления. Следствию он собирался сообщить лишь то, что было угодно ему самому, но не более. А потому Брайс сидел, слушал и понимал, судя по услышанному, что все эти люди блуждали в тумане; среди огромной толпы собравшихся был только один человек, обладавший хоть каким-то реальным представлением об истине: он сам.

Данные, вскрывшиеся на первой стадии расследования, не оказались новостью ни для Брайса, ни для большинства присутствовавших. Мистер Деллингем рассказал, как познакомился с ныне покойным мужчиной в поезде, следовавшем в Райчестер из Лондона. Миссис Партингли сообщила о его прибытии в «Митру», о регистрации в книге постояльцев под именем Джона Брэйдена, а также о том, как на следующее утро он заказал транспорт, чтобы добраться до Саксонстеда позже днем, поскольку хотел повидаться с герцогом. Мистер Фоллиот подтвердил свои слова о том, что видел незнакомца в соборе поднимавшимся по лестнице на галерею. Варнер, оказавшийся пока важнейшим свидетелем, поведал о случившемся. Сам Брайс, а вслед за ним Рэнсфорд, выступили с мнениями специалистов-медиков. Митчингтон отчитался о произведенном им обыске одежды погибшего и имущества, обнаруженного в номере «Митры». И именно Митчингтон выдал информацию, ставшую новой для Брайса.

– После обнаружения в чемодане покойного книги о Барторпе, – сказал он, – мы направили подробную телеграмму в местную полицию с изложением сути произошедшего и с просьбой провести оперативное расследование по поводу жителя их города Джона Брэйдена, чтобы уже нынешним утром оповестить нас о результатах. Вот ответ, полученный нами час назад. В Барторпе, который является совсем небольшим населенным пунктом, никогда не слышали о таком человеке.

Полный тупик, с удовлетворением подумал Брайс. Но ему тут же пришлось сосредоточить внимание на показаниях следующего свидетеля – герцога Саксонстедского, местного богача и магната, человека мощного телосложения, с округлым лицом, присутствовавшего в зале с самого начала слушаний, к которым, по его же словам, он проявлял живейший интерес. Существовала вероятность, что хотя бы он мог пролить свет на суть дела. В конце концов, показания миссис Партингли, никем пока не опровергнутые, намекали на возможное знакомство герцога с таинственным приезжим, с которым у него была, вероятно, назначена встреча, а значит, не исключалась какая-то взаимосвязь.

Но герцог не знал ничего. Никогда прежде ему не доводилось даже слышать о Джоне Брэйдене. Тем утром герцогу предъявили для опознания тело жертвы падения с лестницы, и он внимательно всмотрелся в его лицо. Он определенно не был знаком с этим человеком и едва ли когда-либо встречал его даже случайно. Герцог ничего не мог сообщить о нем и понятия не имел, по какой причине мистер Джон Брэйден желал навестить его.

– Ваша светлость, несомненно, вели дела с многими людьми на разных этапах занятий бизнесом, – предположил судебный эксперт. – С некоторыми из них вы, возможно, виделись в течение короткого времени. Вы не припоминаете встречи с этим мужчиной даже подобным образом?

– У меня хорошая память на лица, – ответил герцог. – Так считают все, кто меня знает, отдавая лишь дань справедливости. Но лица данного человека не помню. Я никогда в жизни не видел его.

– Не имеет ли ваша светлость каких-либо предположений, почему он высказал пожелание встретиться с вами? – поинтересовался эксперт.

– Нет! Но надо признать, что существует множество причин, которые приводят ко мне порой совершенно незнакомых людей. Если он был, например, антикваром, то усадьба Саксонстед изобилует предметами старины, на какие он мог бы захотеть взглянуть. Или же он принадлежал к числу ценителей живописи – моя коллекция, если вам об этом неизвестно, славится на всю страну. Для знатоков редких книг мой дом тоже представляет немалый интерес. Я мог бы перечислить другие варианты, но не вижу смысла.

– Итак, вы, ваша светлость, не знакомы с этим мужчиной и не имеете о нем никакой информации, – подвел итог эксперт.

– Совершенно верно, – подтвердил герцог и покинул свидетельское место.

Именно этот момент эксперт счел подходящим, чтобы отправить членов жюри присяжных во главе с одним из своих офицеров для тщательного личного осмотра галереи хоров собора. Некоторое время в зале царило спокойствие. Однако вскоре оно было нарушено оживлением среди присутствовавших при появлении полицейского, приведшего с собой хорошо и очень дорого одетого мужчину средних лет, в котором Брайс сразу определил представителя крупных деловых кругов Лондона. Между вновь прибывшим и судебным экспертом состоялся краткий разговор, в нем приняли участие и другие официальные лица. И как только присяжные вернулись, незнакомца пригласили на место для дачи показаний свидетелями. Эксперт обратился к жюри и публике в зале:

– Неожиданно мы получили возможность приобщить к делу новые данные о покойном. Джентльмен, только что занявший место на свидетельском месте, – это мистер Александр Чилстон, управляющий банком «Лондон энд колониз» на Треднидл-стрит. Мистер Чилстон узнал о случившемся из утренних газет и поспешил на поезд до Райчестера, чтобы рассказать нам все, что ему известно об усопшем. Мы признательны мистеру Чилстону и, как только он будет приведен к присяге, попросим оказать нам любезность, поделившись известной ему информацией.

Посреди ропота удивления, пронесшегося по залу, Брайс позволил себе украдкой взглянуть на Рэнсфорда, сидевшего напротив него за главным столом. И отметил, как, вопреки всем усилиям держать эмоции под контролем, Рэнсфорд был обеспокоен объявлением. Щеки побледнели, глаза округлились от неожиданности, а челюсть отвисла. Он смотрел на банковского служащего, и выражение лица выдавало далеко не одно лишь любопытство. Брайс, оставшись довольным своими наблюдениями, повернулся, чтобы выслушать показания мистера Чилстона.

Поведал он не так уж много, но факты имели важное значение. Два дня назад – то есть за день до своей смерти – мистер Джон Брэйден зашел в банк «Лондон энд колониз», представился и заявил, что недавно прибыл в Англию из Австралии, где жил нескольких лет. После чего попросил разрешение открыть счет на свое имя. Предъявил рекомендации, выданные отделением «Лондон энд колониз» в Мельбурне, которые оказались удовлетворительными. Как только счет открыли, он положил на него сумму в десять тысяч фунтов по аккредитиву, выписанному австралийским филиалом. При этом не стал снимать со счета наличных денег, небрежно сославшись на то, что его карманы на данный момент буквально набиты деньгами, которых хватит на длительное время. Не взял он даже предложенной ему чековой книжки, пообещав вернуться за ней позднее.

– Он не дал нам своего адреса ни в самом Лондоне, ни в каком-либо другом городе Англии, – продолжил свидетель. – Сообщил, что прибыл на вокзал Чаринг-Кросс тем же утром, совершив ночное путешествие по железной дороге из Парижа. Собравшись снять номер в одном из лондонских отелей, он должен был потом нанести несколько деловых визитов в провинцию, после чего намеревался вновь посетить наш банк. Лично мне он почти ничего не сообщил о себе, поскольку в этом не было необходимости: рекомендации от наших коллег в Мельбурне устроили меня. Но он упомянул о том, что несколько лет успешно занимался в Австралии спекуляцией земельными участками, а теперь в его планы входило окончательно обосноваться в Англии. Это все, что мне стало известно, – завершил свое выступление свидетель. – Но к этому, – добавил он, доставая из кармана газету, – я бы присовокупил частное рекламное объявление, которое я заметил в сегодняшней «Таймс», купленной по пути сюда. Вам бросится в глаза, – сказал он, передавая газету эксперту, – что его наверняка дал именно мой злополучный клиент.

Судебный эксперт просмотрел отмеченные строки в колонке частных объявлений, а потом зачитал их вслух.

– Текст выглядит так, – провозгласил он. – «Если это попадется на глаза старому другу Марко, он поймет, что Стикер желает снова встретиться с ним. Писать на имя Дж. Брэйдена через банк «Лондон энд колониз» на Треднидл-стрит в Лондоне».

Брайс следил за реакцией Рэнсфорда. Не ошибся ли он, заметив, как вздрогнул доктор, как покраснели его щеки, когда он услышал содержание объявления? Скорее всего, не ошибся, хотя Рэнсфорду хватило нескольких секунд, чтобы овладеть собой и ничем больше себя не выдать. Брайс вновь сосредоточил внимание на судебном эксперте и на свидетеле.

Но свидетелю оказалось нечего больше добавить, если не считать предложения связаться с филиалом в Мельбурне и запросить информацию у них, поскольку в Англии никаких других данных добыть не представлялось возможным. Вторая часть слушаний закончилась, и началась завершающая, ход которой вызывал у Брайса все нараставшее возбуждение. Скоро стало ясно, что версия, которую накануне в клубе изложил молодой архитектор Арчдейл, была взята властями на вооружение, а посещение членами жюри места происшествия имело четкую цель – склонить и их мнение в ее пользу. Теперь самого Арчдейла, представлявшего группу специалистов-архитекторов, постоянно державшую под наблюдением состояние собора, вызвали, чтобы он высказал свою просвещенную точку зрения. Арчдейл повторил сказанное сутками ранее. После него трибуну предоставили старшему каменщику, полностью с ним согласному: истинная правда – камни галереи именно в том месте посетители отполировали обувью до такой степени, что оно стало скользким, причем имело заметный наклон в сторону открытого дверного проема, а потому невезучий незнакомец потерял равновесие, и его буквально вынесло сквозь арку на лестницу святого Райты. И хотя по просьбе присяжных Варнера тоже выслушали, а он твердо держался своей истории про руку, которая никак не могла принадлежать самому погибшему, стало очевидно, что жюри склонно разделять суждение эксперта об ошибке, в волнении и испуге допущенной Варнером. Никого не удивило, когда после краткого совещания старшина присяжных огласил вердикт, объявив случившееся смертью в результате несчастного случая.