Пиши мне о море

Лишь продумав все до мелочей, он успокоился и забылся уже на рассвете. У этой истории любви однозначно будет счастливый конец. Для плохих финалов есть реальная жизнь.

Сильно за полдень от увлеченной работы его оторвал внезапный стук в дверь. Хэнк удивился: гостей он точно не ждал.

Тем не менее на пороге его дома стояла не кто иная, как Нэнси. Хэнк поразился вдвойне. Ничего общего между перепуганной девушкой с огромными глазами, которую еще вчера он спасал от смерти, и женщиной, которая сейчас ждала его у двери, не было. Хэнк присмотрелся к ней внимательнее. Возможно, старше она выглядела благодаря совершенно иной одежде, элегантно уложенным светлым волосам, едва достающим до плеч из-за своего объема, и тяжелому макияжу и без того крупных глаз.

– Вчера я повела себя очень некрасиво, – первой заговорила она, – вы спасли мне жизнь, а я… нагрубила вам. Сорвала зло на весь мир, словно один вы виноваты в моих бедах. Я сожалею об этом. Конечно, ничего равноценного я дать вам не в состоянии, но хочу угостить вас бисквитами.

Она приветливо улыбнулась, сжимая в руках корзинку со сладостями. Хэнк растерялся.

– Да, конечно… проходите…

Он пропустил ее, закрывая за ней дверь. Нэнси присела на диванчик, на котором грелась вчера, и вдруг схватилась за лоб.

– Какая я неловкая! Я даже не уточнила, любите ли вы сладкое! Хэнк, вы едите бисквиты?

– Да. Признаться, я обожаю сладкое.

– Отлично. А то я бы сгорела от стыда.

– Нэнси, если вас это утешит – я совсем не злюсь. Наоборот, я вас даже понимаю. Если бы сам захотел разом избавиться от проблем, а кто-то помчался меня спасать, то я бы не слишком радостно его благодарил. В жизни всякое случается. Надеюсь, у вас все наладится.

– У меня и так все в порядке, Хэнк. Вчерашнее недоразумение… я и не думала сводить счеты. Я лишь хотела полюбоваться грозовым небом над морем.

Хэнк нахмурился. Звучало неубедительно.

– Вы ведь тоже неслучайно в такую погоду оказались на улице? – заметив его смущение, поинтересовалась Нэнси.

– Я хотел пройтись. Непогода придает мне сил. И вдохновения.

– Как на меня похоже! Вот видите: только двое таких сумасшедших, как мы, восхищаются штормом и бегут ему навстречу, когда остальной мир в ужасе ищет укрытие.

Она была очень разговорчива, из-за чего Хэнк чувствовал себя смущенным и застигнутым врасплох.

– Хэнк, вы тоже не спали всю ночь?

– С чего вы взяли?

– Не знаю, – Нэнси говорила, одновременно жуя бисквит, – у вас красные глаза. К тому же я уверена, что писатели никогда не спят по ночам. Если бы я была писателем, я бы не ложилась до рассвета. Кажется, что днем нельзя написать ничего стоящего.

– Возможно, вы правы.

– Ночью все становится более естественным. Мы снимаем лишнюю одежду, расчесываем волосы и надеваем что-нибудь мягкое и приятное. Нам больше не нужно притворяться. Кому повезло, тот отправляется в постель, где его поджидает любимый человек. Кому нет… он, вероятно, садится за стол и пишет очередной роман.

Хэнк вскинул бровь.

– Простите, – рассмеялась она, – я не хотела вас обидеть… Но нельзя же поспорить с тем, что вы – одинокий мечтатель?

– А кто сказал, что я спорю?

Нэнси опустила ресницы, прячась от пристального взгляда Хэнка.

– Вы так смотрите на меня…

– Как?

Выдержав паузу, она улыбнулась. Хэнк почувствовал, как колотится его сердце.

– Когда-то я тоже баловалась стихами. Еще до… – она замялась. – Но не будем обо мне. Хэнк, что вы пишете? Дадите мне почитать?

Он помотал головой.

– Признаться, я только начал. Долгое время я не испытывал достаточно вдохновения, чтобы с головой окунуться в новый роман.

– Вот как? А что же вам его вернуло?

«Вы», – слово вертелось на языке, но Хэнк был не настолько бестактным и самоуверенным, чтобы признаться в этом вслух.

– Перемена обстановки.

Нэнси кивнула. Как ему показалось – несколько разочарованно.

– А что насчет вас, Нэнси? Давно вы здесь?

Она слегка отодвинулась, положив кусочек пирожного на блюдце.

– Смотря что для вас давно, мистер Бродвик. У всех людей разное понимание времени.

– Логично. Меня интересует ваше.

– Извините, я не хочу отвечать ни на какие личные вопросы.

Хэнк пожал плечами.

– В таком случае вы задали мне довольно много личных вопросов, если праздный интерес, как долго вы живете у моря, для вас покушение на неприкосновенное.

– Два года.

– Что?

– Я живу здесь два года. Живу одна и никого у себя не принимаю. В этом маленьком городе я до сих пор не знаю ни души. Если здесь вообще есть души, а не просто люди. Вы меня понимаете, Хэнк?

– Да. Понимаю.

– Почему-то мне кажется, что это о вас.

Расстояние между ними вновь незаметно сократилось. Они сидели так близко, что слышали дыхание друг друга – отрывистое, возбужденное. Чай остывал, но они все реже притрагивались к десерту.

– Так вы дадите мне прочесть ваши рукописи? Старые. Обещаю, что буду очень внимательна и ничем не обижу ваши тексты.