Наше пересечение

Мне не плохо, мне дерьмовей некуда.

– Всё в порядке, солнце напекло, и сегодня голова болит. У вас тут жуткая духота.

– Дорогой, это не Принстон, не ходи без головного убора, тем более утром, – обеспокоено продолжает она, пока я с трудом, но улыбаюсь её заботе.

– Всё в порядке, – киваю я, поднимаясь с кровати, – бывает с непривычки, я же прилетел один день назад, нужно привыкнуть.

Янтарные глаза рассматривают каждую клеточку моего лица, и, кажется, находят какие никакие, но ответы. Бабушка обладает сверхспособностью видеть то, что тяжело распознать обычному человеку, у неё будто рентген в глазах. Ей всегда удавалось невооружённым взглядом увидеть каждую потайную клеточку души, маме в какой-то степени тоже перешёл её талант, но бабушка – это наш личный рентгенолог. От неё не ускользнёт ни одна деталь внутренних чувств. Поправив волнистые локоны каштанового цвета, которым она красит волосы, хотя я считаю прекрасным то, что у неё уже появилась седина, бабушка прищурилась и окинула меня проницательным взглядом. Ощущение того, что на лбу написалась целая книга из собственных переживаний – ударило и зомбировало. Такое чувство, что я попал в кабинет флюорографии, где мне необходимо стоять смирно и выполнять просьбу дышать и не дышать.

– Не переживай, у меня просто переломный момент, – успокаивающе, улыбнулся я, оставив поцелуй на макушке, – зачем ты красишь волосы?

– Ещё один? – хмуро спрашивает она.

– Жизнь соткана из таких моментов, ба, нужно время, чтобы их залечить и исправить. Так всё-таки, зачем? По мне, так тебе подходит естественность, а ты пытаешься её скрыть.

– Это как маска, Диего, которую ты сейчас надел на себя.

– Не хочу, чтобы ты пряталась от кого-то, и вообще, как тебе удаётся скакать с темы на тему? При чём, ты отлично справляешься с тем, чтобы их объединить в одну.

– Легко. Ты пытаешься меня обмануть.

– Возможно, но эта ложь во благо, – обняв её за плечи, я снова улыбнулся.

– Я не хочу, чтобы ты обманывал меня и всех нас в целом.

– Уверяю тебя, вам не за что переживать, скоро всё наладится, и я стану тем дураком, что был в школе.

Лицо бабушки озаряет улыбка, по которой читается то, что она вспомнила былые времена, хоть и не самые красочные.

– Даже не думай, – она качает головой, и в ответ награждает меня тёплой улыбкой, которая вновь сменяется хмуростью и задумчивостью.

– Я не о плохом, – сразу останавливаю её тропинку к прошлому дерьму я, – это была подростковая дурость, где хочется показать себя. Думаю, от них уже давно остались только кости или они гниют за решёткой.

– Надеюсь, ты мне не врешь.

– Ты сама всё видишь. Паэлью?

– Тебе ловко удаётся увернуться от темы, но ты знаешь, что меня не проведёшь, – кивает бабушка, – и когда ты успел передумать?

– Сейчас, – искренне смеюсь я, выходя из комнаты, – дедушка уже мог покрыться слоем льда или пыли, пока у нас велась беседа по душам.

Бабушка следует за мной, пока я спускаюсь по лестнице и чувствую её пристальный взгляд на затылке.

– Я бы не стала говорить так громко, думаю, что это были лишь её предпосылки.

– Вполне возможно, ба, но это ничего не меняет. Со временем всё вернётся на круги своя.

Родители отослали меня, словно я маленький мальчик, которого невозможно взять под контроль. Хотя, я не могу их винить, мне действительно нужна смена обстановки, и Испания подходит для подобного рода изменений. Не знаю, по какой причине семья не подумала, что я вернусь к прошлому тут, но, вероятно они тоже понимают, что это была глупость. Кроме того, я давно не был у бабушки и дедушки по линии своего донора спермы. Мы редко общаемся по телефону, а видимся ещё реже, но это не меняет того, что я отношусь к ним с теплотой, как и они к нам. Наша семья – это что-то из ряда безумия и нарушения всяких жизненных тонкостей, типо: родители по чьей-то линии должны негативно относиться к своим внукам, если сын идиот. Идиот, он и в Африке останется идиотом, – так они описывают собственного сына, что даже забавно, ведь мы все с ними согласны. Я обязательно должен заехать к ним, это как дело чести, да и надобности. Мама постоянно поддерживает с ними связь и передаёт мне от них привет. Уверен, они знают о моём прилете и приедут сами, если этого не сделаю я.

– Ты, наконец-то, решил, что пора оставить четыре стены? – улыбается дедушка, приспустив очки и посмотрев на меня карими глазами.

– Я выходил вчера, – усмехаюсь я, занимая место за столом, – не делайте из меня отшельника или егеря.

– Часовая прогулка на машине с открытым стеклом из аэропорта до дома не считается.

– Я ещё не вклинился, нужно время.

– Ты улетаешь через неделю, вклинишься на шестой день? И зачем улетать так рано?

– Я должен работать, – выдыхаю я.

– И сколько ещё ты должен работать? – смеётся дедушка, зная мою правду.

– Я.. не знаю, – жму плечами и падаю на спинку стула, – договор был до конца года.

– Энрике, ты разве не видишь? – улыбается бабушка, наполняя тарелки моим любимым блюдом в её исполнении.

– Что не вижу?

– Он решил остаться.

– Где? – вступаю я.

– В университете, Диего. Я вижу, что тебе понравилось работать в такой должности, даже не отрицай.

– Мы прекрасно понимаем, что меня не оставят.

– С чего ты так решил? – коротко улыбается дедушка.

– Хотя бы, потому что я судим.

– Говоришь так, словно виноват во всех смертных грехах. Оступился, с кем не бывает. Тем более, ты этого не совершал.

– Я был замешан, и суд решил иначе.

– Они не вправе указывать учебному заведению в том, кого брать на работу.

– Да, но есть какие-то рамки, кого не допустят к студентам.

– Ты уже с ними работаешь, значит, уже допущен.

– Тебя не переспорить, – выдыхаю я, смотря на дедушку, который победно улыбается, как и бабушка.

– Я всего лишь констатирую факты и действительность. Это работа твоя, думаю, ты и сам понимаешь.

Похлопав меня по плечу, дедушка коротко улыбнулся и пододвинул тарелку ближе. В их компании мне по-особому спокойно. Они не спросили, почему я решил приехать, что со мной не так, но, как известно, бабушка слишком проницательна, она буквально видит наперёд. В Принстоне на меня давили не только стены в квартире, но и семья, которая пыталась утешить, чего я не желаю. Утешить меня в силах только понимание того, что это всего лишь мой очередной кошмарный сон. Но, к сожалению, это моя реальность в виде жизни. Я словно прохожу полосу препятствий в виде ям с дерьмом, но с этим покончено. Я покидаю её. С приездом в Испанию, я отрекаюсь от всего и кладу перед собой новый чистый лист, где должен написать историю с нуля. Прошлое в прошлом, там ему самое место. Была моя грань, я хочу всё завершить. Меня променяли на слащавого принца. Я знаю и уверен, есть и были тысячи способов всё исправить, но она выбрала не тот, который хотелось бы мне. Она не боролась, да и нужно ли бороться? Путь наименьшего сопротивления подстать Грейс, которая вскинув подбородок, зашагала по нему в образе принцессы. Я познакомился с другой Грейс, это не та девушка, что сейчас: она срывалась с места и была готова уничтожить каждого на своём пути; она спорила и была остра на язык; она боролась за себя и за нас, как минимум, отстаивая наши отношения. Это образ, который как бомба разлетелся осколками разные стороны. Она оказалась другой: девушкой, которая легко отказывается от чувств в пользу новых или старых. Человек, который проник в мою душу, узнав секреты, которые на протяжении жизни, я несу в гордом одиночестве – оставил меня. Предательство? Это то чувство, что я ощущал на протяжении всего времени после её ухода. Раздавлен и сломлен? Больше нет. Я закрываю эту книгу и подставляю к ней огонь, исходящий из зажигалки. Она горит на моих глазах и в моих руках, оставляя после себя лишь пепел, который благополучно уносится со сквозняком.

Тарелка пустеет совершенно незаметно, а я, оправдываясь желанием подышать свежим воздухом, выхожу на улицу и следую без определённого маршрута. Узкие улочки едва вмещают в своё пространство туристов, где-то приходится слиться со стеной, чтобы позволить другим пройти вперёд, ведь я еле перебираю ногами. Желание встретить кого-то из прошлого и одновременное нежелание сталкиваться со своими демонами – терзает душу, как и воспоминания о ней. Кадры фотоплёнки уже спешат забить сознание, но я тут же встряхиваю головой, потому что сам себе запретил думать о ней. Выхожу на более оживленную улицу, чтобы создать иллюзию наполненности собственной жизни.