Наше пересечение

Идея оборачивается крахом. Среди оживлённой толпы, я чувствую себя ещё более одиноким, чем прежде.

Медленно дохожу до порта, где десятки яхт, кораблей и рыболовных лодок мирно покачиваются из стороны в сторону благодаря лёгкому морскому прибою. Первый раз в жизни я ловлю себя на желании запрыгнуть в любую и укатить куда-нибудь подальше на край света, если он существует. Моя жизнь соткана из потерь. Один за другим, я обретаю и тут же теряю. Но это ещё не самое смешное. Забавно то, что я теряю именно в тот момент, когда понимаю ценность и принимаю собственные чувства. Стоит только сказать «я люблю тебя», как предмет моей любви исчезает по любым причинам. Я не виню Алисию, она ушла не по своей воле. Картинки с ней плывут перед глазами, я позволяю им внедриться в голову. Она – моя память, та, что я любил, но понял это с её смертью. Всё было слишком по-детски. Но, возможно, так и нужно. Ребёнок не умеет обманываться чувствами, он любит искренне, без желания получить выгоду. Алисия любила именно так. Будь она живой, куда бы занесла меня жизнь? Это невозможно представить, но тогда, в тот самый вечер, я уже хотел отойти от поганых дел, чтобы быть с ней. Я не успел сказать ей о чувствах, и это гложет меня. Она должна была знать, что я любил её или люблю сейчас. Хотя, это уже не так важно, я лишь могу верить и надеяться на то, что она где-то рядом, просто я не могу видеть её. Уверен, сейчас она смеётся также лучезарно и звонко, потому что я совершил одну и ту же ошибку: я не успел раскрыться до конца, но успел сказать о любви.

Подбираю камень и бросаю его с такой силой, благодаря которой не вижу, где он пошёл ко дну, как и я сам. Я буквально чувствую, как вместе с ним, также скоротечно падаю вниз. Хотя, кажется, что я даже не падаю вниз, я застыл между прошлым, настоящим и будущим. Словно сила гравитации больше не воздействует на меня. Кроссовки занимают место по правую руку от меня, а ноги погружаются в воду. Двенадцать градусов тепла и пасмурная погода делают море холодным, но этому я даже рад. Сознание словно получает невидимые волны для забвения, и благодаря ногам – леденеют мозги, из-за которых память не может функционировать, запуская кадры из прошлого.

Пару раз я чувствовал заинтересованные взгляды, но шея словно наполнилось свинцом, из-за чего я не могу повернуть её и посмотреть на своих наблюдателей. Но в этом даже нет нужды, мне просто плевать. Чистый лист я начинаю валять в дерьме, отличный способ начать с нуля.

Я не знаю, с чего начать. После смерти Алисии, я просто утонул в алкоголе, одноразовом сексе и куче навоза, хотя, кажется, что ничего не изменилось, разве только продолжительность моего отчаянья. Если бы не Мария, да и чего говорить, отец Грейс, который привёз меня к той, что вновь вытерла об меня ноги – я так бы и продолжал свой загул. В прошлый раз помогла мера пресечения в виде условного срока и исправительных работ в университете, то сейчас хорошего пинка я должен дать самому себе. Я больше не хочу помнить её. Не хочу помнить её слова. Не хочу помнить взгляд и клятву, которую она вроде давала Арчеру, а смотрела на меня. Я больше не хочу прошлого. Странно, что подобный шаг в корне может перевернуть в душе всякие чувства. Как говорится: словом, можно убить. Наверно, в какой-то степени у неё это получилось. Словом, можно растоптать, но ещё им можно заставить ненавидеть. И то, как показательно она смотрела на меня в те секунды на свадьбе – доводит до приступа гнева. Я начинаю ненавидеть её всей душой и сердцем, конечно, если они ещё остались.

– Мы не справимся с этим, потому что нас уже нет. Есть я, и есть ты, помнишь?

Эти слова помогают ненависти внутри расти, словно на дрожжах. Она не стала бороться, даже не попыталась. Это не моя Грейс. Это фальшивка. Я ошибся в ней.

– Если бы он не шёл до последнего, ничего этого бы не было.

Новые слова, которые звучали от незнакомки. Бесконечный круговорот между двумя диалогами, в которые периодически вмешивает третий с отцом Грейс. Где-то он даже прав: любовь делает нас слабыми, заставляет ненавидеть. А ненависть я чётко улавливаю внутри самого себя. Я ненавижу её за то, что она сделала это с нами. Ненавижу за то, что уничтожила нас. Уничтожила меня.

– Если ты любишь её, то ты должен идти до конца. Чего бы это ни стоило.

До чего шёл тот парень? Дошёл ли он до моей точки? Терял первую любовь в аварии, видя собственными глазами, как полыхает машина, внутри которой до пепла горит твоя любовь? Не смотрел ли на вторую, которая смогла нагло пробраться в душу и сердце, восстановить их и снова уничтожить, выйдя замуж прямо перед тобой, при этом, говорить клятву и смотреть в твои глаза? Кажется, бесконечности подобного в моей жизни ещё не достаточное количество. Где-то этот кувшинчик с дерьмом ожидает своего следующего шанса. Что дальше? Может, я снова ступлю на ту же дорогу? Отдам часть себя, а потом она придёт домой с пузом и представит мне свою новую любовь: «Привет, Диего, это мой ненаглядный, у нас скоро будет ребёночек, может, ты пойдёшь нахрен?». Яростное желание вернуться в тот день, найти эту брюнетку и вытащить из неё всё то, что она имела в виду – пылает пожаром в грудной клетке. Я хочу знать, что он сделал. Я хочу знать их историю от и до, чтобы потом посмеяться и рассказать свою. Сомневаюсь, что во многомиллионном городе возможно отыскать её. У меня нет никакой информации, кроме той, что она брюнетка и не являлась обслуживающим персоналом, которого, кстати, всегда включают в список работников на вечер. У меня есть ещё одно – эту недосвадьбу устраивала её подруга, и если это действительно так, то, кажется, она недалекого ума, либо деньги для неё стоят на первом месте, других вариантов нет. Если я прав, то хочу увидеть их дружбу, где одна соглашается на подобное, а вторая, придерживаясь другого мнения, всё равно помогает ей. Да и плевать на всех. Возможно сейчас, моя Грейс нежится на пляже, любуясь своим тупоголовым дружком-женихом. Плевать дважды на каждого из них.

Поднимаюсь с пирса, подхватываю кроссовки, игнорирую чужие взгляды, сжигающие спину, и плетусь менять собственную жизнь, как изначально планировал. Это не парочка пунктов, а целый список, который я должен составить. Есть только один, которого я пугаюсь, как собственного отражения после недельного запоя: скорость.

Собственная машина давно пылится в гараже, лишь Ром периодически заводил её для того, чтобы она изредка подавала признаки жизни. Но я ничего не могу с собой поделать. Подходя к ней, дотрагиваясь до неё – я возвращаюсь назад. Секунда и вспышка ослепляет, заставляет сердце разрываться внутри. Я даже не мог посмотреть на неё последний раз, от неё ничего не осталось, как и от меня. Даже если бы такая возможность была, не знаю, решился бы я, смог бы подойти к гробу с девушкой, чувства к которой понял и принял лишь после её смерти.

Это мой страх. Мой личный ад. Эксклюзивный ужас. Я должен исправить это. Я должен побороть себя и сесть за руль без страха.

Глава 3

Что страшней всего: начинать или возобновлять? В моём случае ответ однозначно возобновлять. Тот единичный случай, когда пришлось сесть за руль ради Грейс – сложно считать значимым, потому что я вздрагивал от каждой новой проезжающей мимо машины, срывая внутренний гнев на неё. Мне стыдно. И я снова думаю о ней, из-за чего быстро кручу головой в разные стороны, чтобы выкинуть каждую каплю воспоминаний о ней.

Как только ступаю на гоночную трассу – получаю желаемое. Но не то. Ноги подкашиваются, и я буквально падаю на асфальт, где могу содрать колени, а хотелось бы мозги. Круговорот воспоминаний моментально завоёвывает сознание, из-за чего я не успеваю собраться, поигрывая в бою с самим собой не начав бороться. По грудной клетке буквально приезжает танк. Я чувствую, как под гусеницей хрустят кости, как внутренности сдавливаются под тяжестью груза, как медленно, но верно, я погибаю морально. Перед глазами пропалывает целая кинолента из разных событий, но я цепляю только одно.

Зажимаю педаль газа, выворачиваю руль, и машина боком скользит по трассе, оставляя за собой клубы дыма и запах жженой резины. Ещё один рывок. Ещё несколько секунд и я пересеку финишную черту первым. Адреналин бурлит, прожигает кровь такой температурой, которой позавидует даже раскалённое металлическое ядро Земли. Из-за знойной жары и машин, летающих по трассе, помогающих каждому заливать в себя тонны воды, – по спине скользят капли пота. Проклятые кожаные чехлы, которые Даниэль натянул на кресла, добавляют этому месту адского пекла. Уверен, когда решусь покинуть салон – кожа прилипнет к коже, и на ляжках останется охрененный по мнению друга материал. Весь гнев на него улетучивается в ту секунду, когда капот равняется с белой полосой на асфальте, вслед чему ревут трибуны.

Волна мурашек бежит по всему телу, я не успеваю прийти в себя, потому что следом чуть ли не припечатываюсь спиной к машине, шею обвивают руки, а по щеке и лицу то и дело остаются десятки поцелуев, на которые я не совсем спешу отвечать. Коротко улыбаюсь и возвращаю тело Алисии на асфальт.

– Я так переживала за тебя, Ди, – восторженно тараторит она, обвивая мою талию, на что я похлопываю её по плечу, будто парой нас считает только она. Наверно, таковыми нас считаю все, кроме меня и Даниэля.

– Всё в порядке, спасибо, – вновь пытаюсь отстраниться, из-за чего её брови спешат воссоединиться на переносице, но я успеваю её успокоить: – нужно подойти, меня уже зовут.

– Хорошо, – кивает она, посылая широкую и восхищенную улыбку, от которой по спине пробегает холодок.

Я вижу, как она смотрит на меня, вижу, как превозносит, словно я какое-то божественное существо. Каждый раз, видя подобный взгляд, я караю себя и Даниэля, который решил, что будь она со мной и, поняв, какой я на самом деле засранец, убежит с криками прочь. Ничего подобного не вышло. Как бы я не старался, как бы не пытался и не показывал ей своё безразличие – Алисия не видит, либо пытается этого не замечать. Как снять розовые очки, которые она сама на себя нацепила? Слушая слова о любви, я не могу выдавить ответные, а если и выдавливаю, то думаю совершенно не о той любви, которую она вообразила себе. Быстрым шагом направляюсь в сторону судейства и попутно нахожу взглядом лучшего друга, всем видом показывая то, что с каждым новым днём мне перестаёт нравиться наш договор. Его сестра должна сменить мнение обо мне, но становится только хуже. Скоро моё имя и вовсе внесут в книги по истории, как одного из божественных существ благодаря ей. Это дерьмово. Я вовсе не тот, кем она меня вообразила, выдумала и представила.

Краем глаза замечаю, как Алисию окружают подруги, пока Мария остаётся на трибунах, показывая то, что тут ей дико скучно и некомфортно, хотя вчера она прожужжала мне все уши о гонках, в это время Даниэль спешит ко мне и уже через минуту равняется по левую руку.

– Пора прекращать это, – цежу я как можно тише.

– Расслабься, у нас в кармане победа, – хлопая меня по спине, весело говорит он.

– Ты меня понял.

Взгляд друга впивается в меня, и я не заставляю его ждать, отвечая взаимным. Показушная радость испаряется, на смену ей приходит волнение и обеспокоенность, которую я ловлю в глазах.

– Дай ей ещё время, – тихо просит он, – она ещё не поняла.

– Её понимание не приходит уже два месяца. И хочу, чтобы ты знал: твоя сестра давно не намекает, она действует. Когда я потеряю самоконтроль – вини только себя.

– Месяц. Дай ей ещё месяц.

Бросаю в сторону Даниэля быстрый и многоговорящий взгляд, улавливая в его глазах печаль. Он не виноват в нелепых чувствах сестры, и не виноват в том, что я не могу дать ей взаимность. Как бы жестоко мне не приходилось с ней обходиться – она прощает. Сейчас я буквально бросил её при всех, а она улыбается и смотрит на меня тем же щенячьим взглядом, что и прежде.

Не сразу успеваю уловить тот момент, когда лицо становится мокрым от слёз, а я занимаю скамью. Я и не заметил, когда они проскользнули, но сейчас, находясь наедине с собой – чувствую ту сломленность и слабость. Хуже этого только понимание того, каким дерьмом я себя ощущаю. Я словно окунулся в прошлое и сейчас смотрю на всё со стороны. Не понимаю, почему тогда она не назвала меня козлом и не влепила прилюдную пощёчину из-за того, как я обходился с ней, и как обошёлся. Формально, я просто бросил её, уйдя не к судьям, а в сторону. Где было твоё самоуважение, Алисия?

Обвожу трассу взглядом и вытираю остатки влаги на лице, запустив пятерню в волосы. Разговор с самим собой не приводит ни к какому завершению с ответом. Поднимаюсь и вышагиваю к зданиям, окружающим трассу. Январское солнце даёт о себе знать и поэтому приходится плавно переместиться в тень, а после в помещение.

Тут ничего не изменилось. Вру. Поменялось всё, либо сейчас я на многое смотрю иначе, даже на банальное расположение стен в здании. Шагаю по протянутому коридору и слушаю собственные шаги, эхом отражающиеся в стенах пустого помещения. Когда перед глазами маячит нужная дверь, стучу и получаю моментальный ответ с разрешением войти.

Седовласый мужчина лет пятидесяти, обращает ко мне взгляд карих глаз. Кажется, что я видел его где-то, возможно, именно в те времена, когда ещё любил ту свободу и скорость, которую дарили гонки. Почесав подбородок, он посылает короткую вежливую улыбку.

– Чем обязан?

– Хочу записаться на гонку, – отвечаю я.

– Марка машины?

– Мустанг.

– Год?

– Одиннадцатый.

– Уже катался?

– Было дело.

– Давно?

– Как минимум лет пять назад.

– Сейчас на машине?

– Нет.

– Парень, мне нужны все справки и подтверждение техосмотра, без них не допущу. Плюс должен проверить твои навыки на треке. Заезжай, как будешь на машине, желательно полностью укомплектованный.

– Без проблем, – говорю я и покидаю кабинет.