– Здравствуй, сын, – отец стремительно подошёл ко мне, хлопнул по плечу и встал рядом, обратив взор на Ангелину. – А вы, милая девушка, уже готовы вернуться домой.
– Да, – растерянно закивала головой, – только переоденусь в свою одежду.
Она убежала в дом, а батька положил вторую ладонь на моё плечо и встал лицом ко мне.
– Не спеши возвращаться в селение. Когда я вернусь, нам нужно будет побеседовать.
Я кивнул в знак согласия. Батя улыбнулся и направился вслед за Ангелиной в дом. А я так и остался во дворе. Не было сил прощаться. Просто не смог бы. Слишком тяжело посмотреть в её глаза и сказать: «Прощай». Душа рвалась к ней, покидая тело, но разум останавливал, цепляясь прагматичными клещами. И, чтобы хоть как-то унять бурю в душе, я принялся собирать наколотые дрова и относить их в дровяник. И, лишь когда хлопнула дверь машины и загудел старенький двигатель, я метнулся к подъездной дорожке.
Я опоздал. Увидел лишь её личико в окне отъезжающего авто. Она улыбнулась мне и робко махнула ручкой. А моё сердце на миг остановилось, замерло в груди и обиженно спряталось за железной дверью в самый дальний угол души.
Мой взгляд потух навеки. Жизнь в секунду потеряла смысл. И всё, что я так старательно оберегал до последнего мгновения, вдруг потеряло свою значимость.
Тяжело вздохнув, я обернулся к дому, чтобы закрыться, переосмыслить, и почти столкнулся с мамой. Она поняла всё. Не знаю, может, материнское сердце и вправду способно чувствовать терзание детей или она что-то прочла в моих глазах, но маменька нежно и с огромной любовью прикоснулась к моему лицу.
– Так нужно, сынок, – сказала дивным голосом, – всё наладится.
– Конечно, – ответил ей и скрылся в доме.
Отправился прямиком на мансарду на свою кровать, где сегодня ночью спала Ангелина. Казалось, её дух ещё витал в этой комнате. Будто она оставила частичку себя на этой лежанке и моя душа вновь метнулась к ней. Я закрыл глаза и расправил ладони, призывая духов и отпуская сознание. Метнувшись ввысь, сознание обнаружило то, что искало. Встретив беркута, я ловко погрузился в него и помчался вслед уезжающей машины. Старенький УАЗ отца я отыскал сразу и устремился за ним. Я летел средь многовековых деревьев, лавируя меж их ветвей. Боялся подняться выше: не мог упустить из вида авто. Хотя беркут не скажет спасибо за повреждения на его теле, спуститься вниз к дороге я тоже не мог. Батька заметит, а я должен быть в тени.
До самого города я гнался за ускользающей машиной и лишь у кромки леса потерял её из виду. Метнувшись ввысь с отчаянным криком, что издал мой друг беркут, порядком вымотанный погоней, я подключил острый глаз птицы. Кружа вдоль заснеженной дороги, обвивающей город, я высматривал заветный автомобиль. И вдруг увидел. С громким криком и сложив крылья, птица кинулась вниз вдогонку, нагоняя, но держась всё так же поодаль. Лишь у самого её дома я позволил птице устало усесться на ветку близ стоящего дерева, спрятавшись в лысой кроне.
Ангелину ждала вся семья у ворот во двор. Родные будто знали, что она приедет. А возможно, и знали, потому как стоило девушке покинуть автомобиль, её тут же заключила в объятья женщина. И от того, как дрожал её голос и как крепко сжимали ладони, я понял: это была маменька Ангелины. Мужчина, что похлопал девушку по спине, утирая скупую слезу, по-видимому, был отец. Он поцеловал дочь в затылок и обернулся к бате.
– Спасибо, что не бросили дочь в беде, – протянул он руку отцу.
– Здесь нет моей заслуги. Я лишь привёз её к вам, а спас её мой сын. Его стоит благодарить.
– Тогда где же он?
– Макарий остался в лесном доме. У него слишком много забот. Он должен помогать матери.
– Что ж, тогда спасибо, что воспитали такого достойного сына.
– За это, пожалуйста.
Отец гордо улыбнулся и направился к водительской двери, как вдруг его окликнула Ангелина:
– Подождите! – подбежала она к батьке и кинулась ему на шею. – Спасибо за всё: за гостеприимство, за вкусную еду и тёплую одежду. И передайте Макарию, что я буду скучать.
«И я буду», – кричала моя душа.
– Пожалуйста, дочка. Только с твоего разрешения я ничего не скажу сыну. Это лишнее, и ты должна была это уже понять, – с тёплой улыбкой ответил ей отец.
– Да, вы правы, – как-то надломлено прошептала Ангелина.
А моё сердце треснуло, и отчаянный крик вырвался из груди, отзываясь для всех криком беркута. Все вмиг оглянулись на дерево, где прятался я, и лишь отец, прищурившись, понял всё. Я поспешил убраться оттуда, открывая глаза в своей комнате.
– Где был, друг? – спросил Тихомир, вальяжно растянувшись на соседней кровати.
– Полетал немного с Яром, – ответил и со вздохом откинул голову назад, облокотившись затылком о стену.
– Вот как так у тебя выходит? И волка тотемного имеешь, и с беркутом в ладах.
– Не знаю, – безразличный ответ. Не хочу сейчас говорить. Даже с лучшим другом не хочу.
– Когда в селение возвращаемся?
– Батя просил его дождаться. У него разговор ко мне.
– Значит, с утра?
– Слушай, – откинулся от стены и взглянул на друга. Тот, лёжа на спине, согнул одну ногу в колене, а вторую закинул сверху. В руках теребил белый заячий хвостик.
Это был подарок Зои, его суженой. Её отец скорняк. Семья Зои очень тепло относится к парню.
У Тихомира-то шло всё как надо. Суженая – красавица. Их связывают очень тёплые чувства. Ребята искренне тянутся друг к другу. В отличие от меня. Ангелина спросила, есть ли у меня избранница? Конечно есть. Ещё в детстве родители договариваются о возможных союзах. Почему возможных? Потому что окончательное решение принимают не родители, а их дети, когда вырастают. Только мнение детей редко разнится с выбором родных. Так уж повелось в нашем роду. Мы живём большой семьёй, всё знаем друг о друге и прекрасно понимаем: выбор не велик, а род продолжать необходимо.
Только вот я никак не могу смериться с выбором моих родителей. Любава. И имя красивое, и семья хорошая. Она внучка одного из старейшин. Отличная партия для сына хранителя. Только вот стоит мне подумать об этом союзе – тело самопроизвольно передёргивает. Особенно сейчас, когда я познакомился с Ангелиной. Я понимаю: будущего у нас нет, но и представить себя рядом с Любавой не могу.
– Я, наверное, останусь на какое-то время с семьёй, – сказал я и украдкой взглянул на Тихомира. Он резко сел, свесив ноги с кровати, и удивлённо уставился на меня. – Скоро праздник десятой луны. Это праздник семейный…
– Но он через неделю, – перебил друг.
– Да, я знаю, но… нужно отцу помочь по хозяйству.
– То есть я должен теперь один топать в селение через лес? – возмутился Тихомир.
Я понимал его чувства. Зимний лес опасен. Особенно когда ты один. Но моё сердце упорно шептало, что я должен остаться.
– Завтра придёт Мирослав. Я уже послал весточку. Он приведёт Забаву. И с ним ты уйдёшь.
– Не думал, что лучший друг может бросить меня.
Проворчал Тихомир и вышел из комнаты. Наверное, правильней было вернуться в селение к привычным делам, жить как раньше и забыть всё, что связано с этой девчонкой. Но сказать проще, чем сделать.
Отец вернулся, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом. И отказавшись от ужина, прямиком направился ко мне. Он был суров. Думаю, это потому, что он догадался о моей слежке за ним и Ангелиной.
Родитель нахмурил густые брови, увидев меня, сидящего на кровати, а моё сердце сжалось в предвкушении беды: уж очень строго смотрел на меня батя.
– Давай выйдем на свежий воздух, – сухо произнёс отец и вышел из комнаты.
Тяжело вздохнув, я отправился следом. Я точно знал, где застану батю, и поэтому прямиком направился за дом к скамейке, где открыл тайну рода Ангелине. Он же не знал об этом? Точно не знал, иначе бы не отпустил девушку к родным.
Уселся рядом с отцом, но взглянуть на него не решился.
– Мне тут мама поведала интересную историю, – заговорил батя. – Она считает, что ты слишком тепло относишься к Ангелине.