Ночь наслаждений

Верно, что ни говори, но Дэниел и представить не мог, что Хью выкарабкается. Он видел кровь. Видел рану. Черт, он даже видел кость, обнаженную белую кость!

Никто не выживает после такого ранения. Если его не убьет потеря крови, прикончит инфекция.

– Мне следует поехать к нему, – решил наконец Дэниел, пытаясь сесть. Даже перекинул ноги через край кровати и почти коснулся пола, как раз в тот момент, когда Маркус к нему подбежал.

– Это не слишком мудрая идея, – предупредил он.

– Мне нужно объяснить, что я не хотел его ранить.

Брови Маркуса поднялись:

– Вряд ли это теперь играет какую-то роль.

– Для меня играет.

– Вполне возможно, там присутствует магистрат.

– Если бы он хотел меня арестовать, давно бы нашел здесь.

Маркус обдумал сказанное и наконец отступил:

– Ты прав.

Он протянул руку, и Дэниел вцепился в нее, чтобы не упасть.

– Я играл в карты, – глухо сказал он, – потому что именно так джентльмены проводят время. А когда он назвал меня шулером, я вызвал его на дуэль, потому что именно так поступают джентльмены.

– Не изводи себя, – посоветовал Маркус.

– Подожди, – мрачно бросил Дэниел. Он закончит. Есть вещи, которые просто необходимо высказать.

Сверкая глазами, он повернулся к Маркусу:

– Я стрелял в сторону, потому что именно так пристало джентльмену, – яростно прошипел он. – И я промахнулся. Я промахнулся и ранил его, и теперь собираюсь, черт возьми, сделать именно то, что делает любой человек: пойти к нему и сказать, что сожалею. И попросить прощения.

– Я отвезу тебя туда, – коротко ответил Маркус. Да что же еще он мог ответить?

Хью был вторым сыном маркиза Рамсгейта, по-этому его отвезли в отцовский дом, недалеко от дворца Сент-Джеймс. Дэниелу не потребовалось много времени, чтобы понять, что там он – нежеланный гость.

– Вы! – прогремел лорд Рамсгейт, указывая на Дэниела, словно обличал самого дьявола. – Как вы смеете показываться здесь?!

Дэниел старался стоять неподвижно. У Рамсгейта было полное право злиться. Он в шоке. Он скорбит.

– Я приехал…

– Засвидетельствовать свое почтение? – презрительно перебил маркиз. – Или принести соболезнования? Уверен, вам будет жаль услышать, что для этого еще немного рано.

Дэниел позволил себе легкий проблеск надежды.

– Так он жив?

– Едва.

– Я бы хотел извиниться, – сухо пояснил Дэниел.

Глаза Рамсгейта, и без того навыкате, стали невероятно огромными.

– Извиниться? В самом деле? Считаете, что извинение спасет вас от виселицы, если мой сын умрет?

– Я не поэтому…

– Я сделаю все, чтобы вас повесили. И не думайте, что я отступлюсь.

Дэниел ни секунды в этом не усомнился.

– Это Хью бросил вызов, – тихо вставил Маркус.

– Мне плевать, кто бросил вызов, – отрезал Рамсгейт. – Мой сын сделал то, что полагается джентльмену: не целился в сердце. Но вы…

Он уставился на Дэниела, так и излучая злобу и скорбь.

– Вы тяжело его ранили. Зачем вам это понадобилось?

– Я не хотел.

На секунду Рамсгейт так и впился в него взглядом.

– Не хотели? Таково ваше объяснение?

Дэниел ничего не ответил. Объяснение действительно выглядело неубедительным даже на его слух. Но это правда. Хотя и ужасная.

Он взглянул на Маркуса в надежде на поддержку, безмолвную поддержку, просьбу подсказать, что говорить дальше. Но Маркус тоже выглядел растерянным. Наверное, следовало бы еще раз извиниться и уйти, но тут в комнату вошел дворецкий и объявил, что доктор, посещавший Хью, только сейчас спустился вниз.

– Как он? – требовательно спросил Рамсгейт.

– Будет жить, – подтвердил доктор, – при условии, что рана не загноится.

– А нога?

– Больной ее сохранит. И опять же, если не будет инфекции. Но, скорее всего, останется хромым. Кость раздроблена. Я сложил осколки, как мог… – Доктор пожал плечами. – Я не господь бог.

– Когда будет точно известно, удастся ли ему избежать инфекции? – спросил Дэниел. Он должен знать.

Доктор обернулся к нему:

– Кто вы?

– Тот дьявол, что ранил моего сына, – прошипел Рамсгейт.