Ночь наслаждений

Доктор потрясенно отшатнулся и даже прикрыл лицо руками, когда Рамсгейт в ярости направился к Дэниелу.

– Послушайте меня хорошенько, – злобно процедил он наступая, пока не оказался почти нос к носу с Дэниелом. – Вы за это заплатите. Это вы погубили моего сына. Даже если он выживет, все равно будет погублен, с искалеченной ногой и разрушенной жизнью.

Холодный узел недоброго предчувствия шевельнулся в груди Дэниела. Он знал, что Рамсгейт расстроен. Но тут явно нечто большее. Маркиз выглядел одержимым.

– Если он умрет, – прошипел Рамсгейт, – вы будете болтаться в петле. Если же не умрет, если каким-то образом вы избежите лап закона, я сам вас убью.

Они стояли так близко друг к другу, что Дэниел ощущал дуновение воздуха, вырывавшегося из уст Рамсгейта с каждым словом. Глядя в сверкающие зеленые глаза маркиза, он понял, что такое страх.

Лорд Рамсгейт убьет его. На самом деле. Это только вопрос времени.

– Сэр, – начал Дэниел, потому что должен был что-то вставить. Он просто не мог стоять и терпеть все это. – Должен сказать, что…

– Нет, это я вам говорю! – буквально выплюнул Рамсгейт. – Мне все равно, кто вы и какой титул передал вам ваш проклятый отец! Вы умрете. Это понятно?!

– Думаю, нам пора, – вмешался Маркус и, просунув руку между мужчинами, осторожно их развел. – Доктор, – кивнул он, проводя Дэниела мимо последнего. – Лорд Рамсгейт.

– Считайте ваши дни, Уинстед! – остерег маркиз. – А еще лучше – часы.

– Сэр, – снова начал Дэниел, стараясь выказать уважение старшему по возрасту. Он еще надеялся все исправить. Нужно попытаться. – Я должен сказать…

– Не смейте говорить со мной, – перебил Рамсгейт. – Никакие слова и извинения вас не спасут. Нет такого места, где вы смогли бы спрятаться!

– Если убьете его, вас тоже повесят, – предупредил Маркус. – А если Хью выживет, вы ему понадобитесь.

Рамсгейт смотрел на Маркуса как на идиота.

– Думаете, я сделаю это сам? Нанять убийцу легче легкого. Цена жизни слишком мала. Даже его жизни.

Он кивком показал на Дэниела.

– Мне нужно идти, – пролепетал доктор перед тем, как исчезнуть.

– Помните это, Уинстед, – усмехнулся Рамсгейт, глядя на Дэниела со злобным пренебрежением. – Можете бежать, можете прятаться. Но мои люди вас найдут. И вы не будете знать, кто они. Так что даже не поймете, откуда пришла смерть.

Эти слова преследовали Дэниела следующие три года. Из Англии – во Францию, из Франции – в Пруссию, из Пруссии – в Италию. Он слышал их во сне, в шелесте листьев, в каждом раздававшемся за спиной шаге. Он научился держаться спиной к стенам, не доверять никому. Даже женщинам, с которыми иногда находил наслаждение. И смирился с тем, что его нога больше не ступит на берег Англии, что больше он не увидит родных… пока однажды, к своему величайшему удивлению, в одной итальянской деревушке не увидел хромавшего ему навстречу Хью Прентиса.

Он знал, что Хью выжил, поскольку иногда получал письма из дома. Но не ожидал, что снова увидит Хью, особенно здесь, под средиземноморским солнцем, палившим камни древней городской площади, под крики «до свиданья» и «доброго пути».

– Я нашел тебя, – сказал Хью, протягивая руку. – Прости. – И тут он добавил слова, которые, как думал Дэниел, ему никогда не придется услышать: – Можешь ехать домой. Все улажено.

Глава 1

Для леди, проведшей последние восемь лет в стараниях остаться незамеченной, Энн Уинтер оказалась в затруднительном положении.

Приблизительно через минуту ее заставят выйти на импровизированную сцену и перед не менее чем восьмьюдесятью членами сливок лондонского общества сесть за фортепьяно и сыграть.

Некоторым утешением был тот факт, что кроме нее на сцене будут еще три молодые женщины, участницы пресловутого квартета Смайт-Смитов. Все играли на струнных инструментах и тоже должны были выступать перед публикой. Энн, по крайней мере, может сосредоточиться на клавишах слоновой кости и не поднимать головы. Если повезет, мысли публики будут слишком заняты тем, насколько ужасна какофония, несущаяся со сцены, чтобы обратить внимание на темноволосую женщину, вынужденную в последнюю минуту заменить пианистку, которая, судя по словам матери (объявившей всем, кто пожелал слушать), опасно… нет, катастрофически больна.

Энн ни на минуту не поверила, что леди Сара Плейнсуорт нездорова, но что тут можно поделать? Тем более если она хочет сохранить должность гувернантки трех младших сестер леди Сары.

Но леди Сара убедила в своей болезни мать, которая решила, что концерт нужно дать обязательно. Поэтому после удивительно подробного рассказа о семнадцатилетней истории квартета Смайт-Смитов почтенная леди объявила, что Энн займет место ее дочери.

– Вы однажды упоминали, что играли отрывки первого фортепьянного квартета Моцарта, – заметила леди Плейнсуорт.

Теперь Энн глубоко об этом сожалела.

По-видимому, то обстоятельство, что Энн не играла этот квартет уже лет восемь и что она никогда не играла его целиком, не имеет ни малейшего значения. Леди Плейнсуорт не терпела возражений, так что Энн отвезли в дом ее невестки, где должен был состояться концерт, и дали восемь часов попрактиковаться.

Совершеннейший абсурд.

Крохотным утешением было одно: остальные музыканты играли так плохо, что ошибки Энн будут едва заметны. Впрочем, единственной ее целью на этот вечер было стремление остаться незаметной. Она действительно этого не хотела. Быть замеченной. По ряду причин.

– Почти пора, – взволнованно прошептала Дейзи Смайт-Смит.

Энн слегка улыбнулась. Дейзи, похоже, не понимала, как кошмарно играет.

– Я просто счастлива, – раздался угрюмый голос Айрис, сестры Дейзи, которая понимала, как ужасен их квартет.

– Брось, – отмахнулась леди Хонория Смайт-Смит, их кузина. – Все будет великолепно. Мы семья!

– Только не она, – фыркнула Дейзи, кивнув в сторону Энн.

– На сегодня она родственница, – возразила Хонория. – Еще раз спасибо, мисс Уинтер. Вы просто нас спасли.

Энн пробормотала что-то бессмысленное, поскольку не могла заставить себя сказать, что все в порядке и не стоит беспокойства или что она очень рада. Ей нравилась леди Хонория. В отличие от Дейзи, она тоже понимала, как отвратительно звучит квартет, но в противоположность Айрис хотела выступать. «Потому что нужно поддерживать репутацию семьи», – настаивала она.

Семья и традиции. До них в квартете играли семнадцать составов дам Смайт-Смитов, и если Хонория настоит на своем, еще семнадцать составов пойдут по их стопам. Так что не важно, как звучит музыка.

– Еще как важно, – буркнула Айрис.

Хонория легонько ткнула кузину смычком.

– Семья и традиции, – напомнила она. – Вот что важно!

Семья и традиции. Энн не возражала бы иметь и то и другое. Хотя это выступление не слишком ее радовало.

– Видишь что-то? – спросила Дейзи, которая прыгала с ноги на ногу, как суматошная сорока. Энн уже пришлось дважды отступить, чтобы уберечь пальцы.

Хонория, стоявшая ближе к месту, от которого они должны были войти, кивнула.

– Есть несколько пустых мест, но немного.

Айрис застонала.

– И так каждый год? – не выдержала Энн.

– Как именно? – переспросила Хонория.